Было нечто, о чём Тобальд умолчал, но я не очень хорошо представлял, как бы потактичнее разузнать об этом.

— То есть, он останавливается у Вас всякий раз, когда бывает в городе?

Тобальд прожевал и кивнул.

— И как часто это происходит?

— О, каждый несколько недель или где-то так. Всего на ночь или две, а у меня, за неимением жены, есть лишняя комната. Позволь преподать тебе урок, Джаспер. Женись сейчас. Не откладывай это, как я, или закончишь жизнь, как старик вроде меня, — Тобальд весело подмигнул мне, хотя за этим и угадывалась боль. — Старик, страдающий от подагры. Будь добр, Джаспер, попроси своего хозяина подготовить ещё партию пилюль от подагры, что он делает для меня. Мне не хотелось ничего говорить сегодня с утра в присутствии доктора Брома, — мэр вздохнул. — Этот человек кровь и из носа лечил бы тележкой хлопка.

— Конечно, господин.

— И, возможно, он мог бы осмотреть меня как-нибудь. Я не очень хорошо себя чувствовал, очень не хорошо, если честно, а Бром не смог найти ничего, кроме моей подагры. Знаешь, что он мне сказал? Поменьше есть. Ну, я имею в виду, поменьше есть? Это совет для закаления воли?

— Я уверен, мой хозяин будет рад сделать всё, что в его силах. Я скажу ему о пилюлях.

— Спасибо тебе, Джаспер. Нет лучшей награды для человека, чем славная и преданная прислуга.

Это никак не касалось Тобальда, но я планировал ещё быть славным и преданным только три дня. А затем передо мной откроются новые горизонты и жизнь, возможно, полная криминальных расследований: так что будущее моё зависит напрямую от сегодняшнего дела. Что ж, пора расследовать дальше.

— Вы не видели сегодня Бартхелма Барсука сегодня?

— О, да, — ответил Тобальда. — Я помогал ему подготовиться к приезду наших торговых сановников. Так мало времени и столь многое нужно сделать. Бартхелм выглядит почти изнурённым, а у нас осталось лишь два дня до великого события.

— Изнурённым, Вы сказали?

Мэр кивнул:

— Бедный человек, в его глазах поселилась смертельная усталость. Он рассказал мне, что всю ночь не спал, переживая в то время, пока не работал.

Всю ночь, подумал я. Переживая и работая? Или верша месть над человеком, оскорбившим его дочь?

— Произошедшее с его дочерью вряд ли благотворно сказалось на его сне, — сказал я.

— С Майеллой? — мне показалось, что голос Тобальда стал мягче. Наш мэр был ещё не так стар, оно видно. — Это так, — произнёс он. — Молодые парни выглядят полными идиотами в её присутствии.

И, я мог добавить, не только молодые, припоминая то, как Тобальд сюсюкался с тявкавшей собачонкой Майеллы.

— Но я полагаю, что это то, с чем любому отцу красивой девушки предстоит столкнуться. Даже мой друг Гродовет не был равнодушен к её чарам. А вот и он!

Я повернулся и увидел Гродовета, входящего через переднюю дверь. Он выглядел не слишком довольным, увидев, как я разговариваю с Тобальдом, так что я с разрешения мэра покинул его и направился к бару, чувствуя, как Гродовет провожает меня сердитым взглядом.

Коротконогий принёс мне «Золотые пески», и я с благодарностью их выпил. Это был длинный день: затея Линдавара, нахождение тела Дово и привлечение Бенелаиуса к расследованию, — так что прохладное пиво было как нельзя кстати. Я заказал свиной пирог — еда Тобальда выглядела такой соблазнительной — и задумался: а Кэмбер Фосрик чувствовал себя таким же уставшим после дня расследований?

К тому времени, как я разделался с моим замечательным ужином, таверна превратилась в уютное государство, где каждый начал уговаривать новый стакан и никто, даже Санфёрт, не спешил принимать или отдавать заказы. Даже Коротконогий выглядел расслабленно, так что я попытался развязать с ним разговор, припоминая, как Кэмбер Фосрик вытягивал бесценные улики у трактирщиков.

— Слышал насчёт Дово? — спросил я его. Коротконогий кивнул, не ответил. Чтобы разговорить его, нужно задеть его за живое. Дварф гордился своей памятью, так что я попытался этим воспользоваться.

— Я пытался вспомнить, — начал я, — когда так называемый «призрак» впервые появился. Не помнишь?

— В Миртуле.

Что ж, уже хорошо.

— В конце Миртула? Или в начале?

— Конце.

Я должен быть осторожен — слова становятся короче.

— Мы с Бенелаиусом не можем вспомнить, кто говорил о том, что видел его…и когда. Мне кажется, что ты тоже не помнишь.

Да, это было довольно неуклюже, но ведь сработало. На подобное предположение относительно его памяти Коротконогий повернулся и зло посмотрел на меня

— Конечно, я помню. Ты думаешь, я мог забыть такую чепуху, как эта? О чём ещё могли все говорить тогда, кроме как об этом «призраке» и дураках, что видели его? Это было в начале весны. Дово был первым, хотя он соврал об этом. Это было двадцать седьмого Миртула. Торговец из Арабеля заметил его двадцатого Киторна. Мэр Тобальд видел его ночью после цветочного фестиваля — это было двадцать первого Киторна. Двадцать седьмого Киторна его видел Диккон Пикард. Затем восьмого Флеймрула Сумасшедшая Лиз заметила его; во Флеймруле, — дварф на секунду замолчал, вспоминая те дни, — двадцать первое число тогда было, когда Лукас Веслонёс видел его. Затем никто не видел его до шестнадцатого Элиасиса, а тогда это были фермер Бортас со своей женой! И последним был Брин Золотозубый, полурослик, в…последнем месяце, да, двадцать восьмого числа! — победоносно воскликнул Коротконогий. Затем он по-дварфски усмехнулся. — Он возвращался из «Болотной крысы». Он клялся, что никогда больше не будет ходить по этой дороге ночью.

Я в восхищении покачал головой.

— Твоя память, Коротконогий, так же потрясающа, как и пиво, что ты подаёшь. Мне кажется, что, хех, твоя прибыль выросла с тех пор, как Дово начал проказничать?

— Самое лучшее, что когда-либо случалось в «Отважном менестреле», — ответил дварф. — Народ боялся путешествовать ночью до «Болотной крысы», и это было мне на руку, — Коротконогий вздохнул. — Конечно, сейчас призрак стал ненастоящим: скорее всего, народ снова перестанет избегать ночного пути в «Болотную крысу».

— Интересно, — задумался я. — Призрака-то, может, больше и нет, но остаётся убийца.

Дварф не улыбнулся, но и его лицо не приобрело угрюмое выражение, как обычно.

— Ага, — произнёс Коротконогий. — Судя по всему, здесь тоже есть плюсы.

Несмотря на то, что Коротконогий выдавал информацию со скоростью молнии, я, как все великие детективы, ухитрился ее запомнить. Как? Да просто в бешеном темпе настрочил все угольным карандашом на клочке бумаги под барной стойкой, пока дварф вещал. Однако я волновался, что не смогу потом расшифровать свои торопливые каракули, поэтому, пока имена и даты были свежи в памяти, нужно было разобраться с закорючками, чтобы потом не ломать голову, девятку ли я написал или восьмерку.

Я направился в дальнюю часть общего зала и через перекошенную дверь вошел в закрытый проход, ведущий в нужную мне комнату. В этой уединенной и мало симпатичной комнатушке оказалось достаточно света, чтобы разобрать мою писанину. Несколько букв и цифр едва можно было прочитать, но я все исправил, и вот что в итоге получилось:

Миртул: 27ое (Дово).

Киторн: 12ое (торговец из Арабеля), 21ое (Тобальд), 27ое (Диккон Тикард).

Флеймрул: 8ое (Сумасшедшая Лиз), 21ое (Лукас Веслонёс), 16ое (фермер Бортас с женой).

Элиасис: 28ое (Брин Золотозубый).

Илейнт: 16ое (Джаспер).

Ну, это было лишь начало. Что мне это давало и зачем, я затруднялся сказать, но, по крайней мере, Бенелаиус увидит, что я выполняю свою работу.

Я засунул клочок бумаги в нагрудный карман, и в этот момент карандаш выскользнул из моей руки и покатился под дверную щель в маленький чулан, где, по-моему, должны были храниться вещи для уборки. Я открыл дверь и увидел ведро с привязанной веревкой, метлу и гору тряпок. Карандаш закатился под тряпки, поэтому я на ощупь принялся в них шарить. Я нашел карандаш, но помимо него и кое-что еще. И это «кое-что» двигалось.