Не спорю, в словах Василины Степановны была какая-то доля истины, мы даже в университете что-то похожее рассматривали, но откуда этому Юре знать о наших помыслах? Не хочу никого обижать, но ведь дыма без огня не бывает.

- Наденька, если ты опасаешься неожиданного поворота событий, можешь не ходить, - прозорливо взглянув на мою испуганную физиономию, проговорила старушка.

- Нет, просто он ведь не знает, что мы с миром.

- Думаю он поймет это с первого слова или даже взгляда. А еще, я просто обязана рассказать ему правду о его матери. Очень сомневаюсь, что о ней он слышал что-то кроме «проститутка» и «помешенная».

   С этими словами я точно не могла поспорить.

- Есть кто живой? – бредя по проторенной тропе поочередно выкрикивали мы, но в ответ – тишина.

- Тук-тук, можно? – Василина Степановна легонько постучала в перекосившуюся до невозможности дверь. – Надо же, даже дверь та самая выжила.

   Мы несколько минут заглядывали в грязные окна. Наверное, даже если бы кто-то смотрел с той стороны прямо нам в глаза, мы все равно ничего не заметили бы.

- Ладно. Давай не будем зря время тратить а заглянем во внутрь. Если никого дома не окажется, уйдем ни с чем. Значит не судьба.

   Едва ступив в коридор, точнее сени, так как коридор в моем понимании нечто другое, я ощутила принеприятнейший запах старья. Создалось такое впечатление, что со времен второй мировой, здесь никто никогда ничего не менял и не избавлялся от хлама. Шагая все дальше я поняла что так оно и было. Маленькое помещение было просто переполнено солдатскими атрибутами, по странной случайности не сопревшими за все эти годы. Хотя, думается, что вонь царит в этих сенях именно потому, что нижний ряд все же медленно тлеет пораженный плесенью. Но кому до этого есть дело?

   Старательно оберегая собственный нюх, я изо всех сил сжимала его, чтобы не допустить проникновения убийственного аромата в легкие.

- Господи, неужто в этом доме кто-то может жить? – услышала я Василину Степановну, которая уже распахнула дверь в следующую комнату и была поражена уже следующим видом. – Ладно в сенях свалка, но ведь в доме…

- Это кто там такой умный? – послышалось с дальней комнаты.

   Голос был грубым, но тон не устрашающий, что и сдержало меня от побега.

- Не судите строго мои высказывания, но уж слишком здесь все… все… Знаете кроме – трущоба, язык не повернется назвать ваше жилище по другому. Простите меня, ради Бога, но такова правда. Здесь просто не возможно жить.

   Не видя еще самого владельца убитой исторической жилплощади, я с ужасом оглядывалась по сторонам и, признаюсь, было противно до ужаса. Все вокруг ветхое, грязное, практически черное. Печка, которая по идее должна быть белоснежной – чернее самой сажи. Потолок весь в дырах и пятнах от сочившейся воды, а на полу ржавые тазик и пару ведер, ловящие стекающие ручьи недавно прошедшего дождя. Справа, за печкой, голая железная койка с обвисшей и порванной сеткой. Пол глиняный, а те доски, которые когда-то его покрывали, кое-где торчат из стен небольшими огрызками. В левом углу, почти под потолком, прибиты гвоздями несколько пожелтевших до невозможности фотокарточек. Стены все облуплены, а те места, где все еще держалась побелка, можно было смело зачислять к архивам с отпечатками пальцев, которых на грязно-желтых кусках было немерено.

   В общем, картина ужасающая. И, скорее всего, меня бы не шокировало это зрелище, подумаешь – заброшенный дом, если бы я не знала, что в нем умудряется жить человек. Но с другой стороны, я ведь у городских бомжей в гостях не бывала, думаю жить у мусорного бака или в коробке из под телевизора не лучшая перспектива. Хотя, не факт.

   Я старательно взяла себя в руки, искренне веря собственному убеждению – человек сам кузнец своего счастья. Да, бывают разные ситуации в жизни, но я, наверное, никогда не пойму тех, у кого есть руки, ноги, голова и здоровье, а они выбирают путь в никуда. Да, не всем суждено в этой жизни быть королями, но ведь можно же оставаться хотя бы полноценными людьми. Пусть и с минимальным доходом. Другие ведь как-то живут? Пенсионеры, которых мне безумно жалко – выживают, а здоровые тетки с дядьками по помойкам шарятся.  Ну не абсурд?

- А чего мне на вас обижаться. Сам не слепой.

   Из комнаты показался не молодой мужчина лет пятидесяти, с длинной черной бородой, а волосы хоть и неаккуратно, но были пострижены. Глаза как две огромные черные дыры, сверкали из под густых бровей. Губ, практически не было видно и, казалось он умеет разговаривать с закрытым ртом. Он был великаном или богатырем сошедшим со страниц давних сказок. Зато одежда была из более близкого прошлого. Галифе и гимнастерка, которые были не просто грязными, а «засмальцованными», как говорится в народе.

- Меня эта разруха ничуть не смущает, все лучше, чем на улице. – Продолжил витязь. – Наверное думаете - «Почему же нельзя в порядок все привести?». Почему нельзя - можно. Да вот только ничего менять не хочу. Кстати, чаю не хотите? Я на чердаке всего лет пять назад самовар обнаружил, так я вам хочу сказать такой чай получается, ммм!

   Я молча зыркнула на Василину Степановну, боясь даже представить, как буду что-то пить или есть в этом доме.

- А почему бы и не выпить. Наденька, вы не возражаете? У меня даже пирожки с творогом еще остались.

- Нет, благодарю, но я вовсе не хочу пить. Да и жарко для чаепития. А вы решайте сами.

   Я не могла поверить в происходящее. Ухоженная бабулька у которой, скорее всего, дома чище чем в музее, рискнет отпить из рук совершенно незнакомого мужчины, совершенно не понятный чай, а тем более из грязной посуды! Жуть просто! Но, как говорится, дело хозяйское. Не мне учить умудренную опытом женщину.

- Тогда, Юрий, я ведь права, вас Юрой зовут? – мужчина одобрительно кивнул. – Тогда накрывайте на двоих. Я с удовольствием отведаю вашего чая.

   Мужчина довольно заулыбался, о чем свидетельствовали не губы, а «гусиные лапки» в уголках глаз. А на меня лишь мимолетно, но понимающе, взглянул.

- Милости прошу к столу. Проходите в эту комнату, все необходимое у меня там.

   Глядя на этого приветливого хозяина берлоги, в голове просто не укладывалось откуда у юной Скарлетт такие пугающие вещи в словах звучали. Да, мужчина запущен, вид еще тот, но довольно таки мил и учтив. Неужели жители этой деревушки и вправду так жестоки, как и десятки лет назад?

   Мы с Василиной Степановной одновременно зашагали в предложенную нам комнату, которая, кстати говоря, была поприличнее всего, что было «до».

ГЛАВА 18

   На окнах пусть старенькие, но к удивлению чистые, висели занавески (скорее всего вышитые еще Домниной рукой). В правом углу стояла прилично засланная кровать, а в левом углу даже имелся телевизор, стоя на каком-то старинном комоде. Груба, которая в зимнее время использовалась в роли батарей, была чисто выбелена, деревянный пол выкрашен в рыжий цвет, а шкаф, сразу по левую руку от двери, выкрашен в коричневый. Между шкафом и телевизором красовался тот самый стол, за который вежливо приглашай нас Юрий и на котором во главе стоял большой, начищенный до ослепляющего блеска, самовар.

- Ну, гости дорогие, присаживайтесь, а я сейчас все приготовлю.

   Мы молча сели на довольно таки крепкие, хоть и старые, стулья со спинками, а хозяин все время наполнял стол всякой всячиной. Каждый раз как он открывал, мне уже стало казаться - магический шкаф, на столе появлялись все новые и новые предметы. Красивый, возможно даже серебряный, сервиз именно для чайных церемоний. Чайные ложечки, сахар, варенье, печенье, конфеты и даже пучок свежей мяты. Вся посуда была кристально чистой, чай безумно ароматным, а варенье безусловно вкусным. Но я все равно не изменила своего решения – ничего не есть и не пить в этом доме. Хотя, признаться, соблазн был, а живот предательски урчал.

- Вот, пожалуй, и все. Чем богаты, как говорится, тем и рады. Угощайтесь, милые дамы. – Присев к нам за стол, радостно проговорил Юрий. – Спасибо что зашли. Я уж, если честно, и не помню, когда гостей почивал. Да что там, в этой деревне такого не бывало. А вам спасибо, на добром слове.