— Ну… надеюсь, нормально, Капитан. Врачи не слишком обнадеживают, но думают, опухоль локализована на левой груди. Теперь остается только ждать.
— Ужасно, — он цокнул языком, — такая молодая, привлекательная. Ужасно, ужасно.
Ублюдок, сукин сын!
— Да, сэр. Она сильно страдает.
— Ужасно, — повторил он. — И еще тяжелее, когда есть маленькие дети.
Сводник, пожиратель нечистот! Иди потискай вон ту шлюху! Но подожди, вот начнется пожар высшей категории…
— Хотя, полагаю, ситуация могла бы быть еще хуже, — продолжил он. — По крайней мере, ты знаешь, что сделал все возможное. Лучшие врачи, отличный уход. За это можно благодарить судьбу, правда, Дон?
— Да, сэр. Мы с Тедди очень вам признательны, Капитан.
— Красивая девушка, Дон. И мужественная. Дети бы без нее пропали.
Чудовище, жестокий подонок! Я тебя удушу прямо по телефону!
— Так, давай поглядим, сколько ты зарабатываешь, Дон? Двадцать пять тысяч, да?
— Двадцать две пятьсот.
— Маловато. Если в у меня на руках был кто-нибудь вроде Тедди — кто-нибудь, кто зависел бы от меня и чья собственная жизнь зависела бы от… Дон, ты что-то сказал?
— Н-нет, сэр, это я кашлянул, Капитан.
— Ты должен зарабатывать тысяч по тридцать пять, Дон. О, я знаю, ты полагаешь, что делаешь все возможное, но ты плохо себя знаешь. Ты просто не используешь все ресурсы. Если б ты стал получать тридцать пять тысяч, на двенадцать пятьсот больше, это была бы большая разница. Это могло бы означать жизнь для Тедди, и материнскую ласку для ваших малышей, и… Да, Дон? Ты что-то сказал?
— Нет, сэр. Вам почудилось.
Он приумолк. Я выдвинул ящик стола, снял крышечку с бутылки виски и сделал хороший глоток.
— Ну что, полегче? — спросил он. — Вот что, Дон. Я хочу, чтобы ты подошел к окну и выставил голову наружу.
— Да, сэр.
Вот так. Мне дали передышку. Я прошел к окну и высунулся наружу. Именно так, как мне велели. Если бы я не сделал этого, он бы узнал, как узнал о том глотке виски. Капитан всегда все знал. Частью благодаря звериному чутью, но целиком он на него не полагался. Лишь весьма небольшая часть людей, бывших у него на жалованье, работали на его газеты. Прочие же были шпионами, его шпионами, и разнюхивали все.
Как-то несколько лет назад Капитан велел ответственному редактору пойти и выпить чашку кофе. Чтоб тот, видите ли, не заснул. Ну, малый пошел, но он не любил кофе и взял вместо этого стакан молока. А когда вернулся к телефону, Капитан его уволил. За беднягой просто следили.
Поганый, вонючий под…
Я взял трубку:
— Я вернулся, Капитан.
— Хорошо. Скажи, там идет дождь или нет?
— Нет, сэр. Дождя нет.
— Замечательно. Это совпадает с моей информацией. Ты, Дон, прямо мне камень с души снял. А то я стал сомневаться, знаешь ли ты, дождь там или нет.
— Да, сэр.
Господи, ну к чему все это? Мне сейчас надо говорить с репортерами, редактором телетайпной, заведующим отделом городских новостей, делать макет дневного выпуска. Я взглянул на часы — о ужас! До контрольного срока оставалось всего двадцать минут! Если мы не уложимся, везде понадобятся сверхурочные — в редакции, у репортеров, в отделе распространения; а там эти проклятые профсоюзные кляузники и…
Я его убью! Господи, я его убью! Я проберусь в его замок ночью, когда его задницу будут обвивать телетайпные ленты и обнимать шлюхи, и тогда я налью старого доброго керосина, и возьму старые добрые спички — большие кухонные спички, — и сожгу его заживо! СОЖГУ ЕГО…
— Слушай, Дон, у тебя вчера в подвале было восемь строк петитом после раздела объявлений.
— Да, сэр?
Он спятил. Если бы там было что стоящее, мы бы за это взялись.
— Убийство с изнасилованием в округе Кентон-Хиллз. Какая-то четырнадцатилетняя девочка. Дон, плохо раскручено. Почему ты не поставил материал в правую колонку на первой полосе, а еще лучше в центр с заголовком и фото?
— Н-но, Капитан. — Я отодвинулся от трубки и уставился на нее. Совсем он рехнулся, прости Господи. — Но, сэр, там ничего — на этом этапе — никаких доказательств…
— И ты думаешь, Дон…
— Ну, может, конечно, я не прав. Но пока там ничего нет. Наш криминальный репортер поговорил с окружным прокурором, и тот сказал, что не видит…
— Дон, надо бы помочь ему изменить точку зрения. Подпали его. Подлей масла в огонь, если улавливаешь мою мысль.
— Ну, я…
— А что там с этим малым, которого они задержали? Тэлберт, что ли?
— Они его отпустили, пока во всяком случае. Он признался в сношениях с ней, но изнасилование, судя по всему, не на его совести. Все в округе, даже ее родители, говорят — она сама искала приключений. Она тащилась за всяким, кто носил штаны, а мальчик, напротив, всячески от нее бегал…
— Но он-таки ее поимел.
— Один раз, да. Но когда ее задушили, он был совсем в другом месте. Честно говоря, Капитан, я…
— Он может это доказать?
— Скорее всего, нет. Железного алиби у него нет. Но он несколько раз в неделю ходил на поле для гольфа, это известно точно. И понятно, что парень достаточно благоразумный, а девица была тот еще фрукт. При данных обстоятельствах прокурор резонно полагает, что малый говорит правду. Он ходил на гольф. Она отсиживалась в каньоне, выжидая момент, чтобы проскочить домой и переодеться. Кто-то напал на нее там — установлено, что смерть наступила около полудня и…
— И кто бы мог быть этот таинственный «кто-то», а, Дон? Есть у прокурора другой подозреваемый?
— Пока нет. Они подумывают о каком-нибудь бродяге, соскочившем с товарняка. Для таких субъектов это удобное место, потому как и вода есть, и лес…
— Но у прокурора больше никого нет? Кроме Тэлберта, других не предвидится?
— Ну…
— Дон, надо хорошенько это раздуть. Кроме того, мы в долгу перед общественностью. Мы не знаем факты. И не представили их публике. Кстати, что нам известно об этом мальчишке? О его окружении, характере, поступках? Насколько тщательно работает прокурор? Может, он некомпетентный недотепа? Откуда мы знаем? Мы полагаемся только на его слова. До наших читателей мы правды не доносим.
Я помотал головой. Черт, но тут речь идет почти о ребенке. Как же можно без твердых оснований копаться…
— Дон, речь идет об убийстве. Убийстве и насилии. Такие преступления слишком часто замалчивают, особенно когда их совершают подростки. Пора это прекратить, и вот случай просто идеальный.
Он говорит — идеальный случай. Да, тут есть все. Юношеская влюбленность, и секс, и убийство, и загадка. И пока конкуренты носятся с этическими проблемами…
— Дон, мы должны опередить всех. Когда они опомнятся, будет уже поздно. И мы завоюем читателей нашей историей.
— Да, сэр, но…
Ну вот, флаг мне в руки.
— Дон, пойми меня правильно. Нам нужны только факты, без искажений и мыслей по поводу. Надо разузнать все об этом мальчике. Мы не сомневаемся, что полиция и прокурор работают профессионально. И не собираемся раздувать из этого дела сенсацию.
Ах вот как? Почему бы не сказать прямо? Собрать все факты, всю грязь, которую только можно раскопать, и ничего взамен. «Факты» и прокурор, делающий свое дело. Делающий так, чтобы оно осталось его делом.
— Хорошо, сэр, — сказал я. — Я понял.
— Я прочел твой квартальный отчет, Дон. Нормально.
— Благодарю вас, сэр. Надеюсь, вы будете довольны.
— Да. На двадцать две пятьсот. Мои лучшие пожелания Тедди, Дон, и, пожалуйста, делай для нее все.
Он отключился.
Я повесил трубку. Посмотрел на часы и обхватил голову руками. О Господи, это уж слишком; поистине, человек многое может вынести, и он это выносит.
Я опять схватился за телефон, переговорил со всеми, раздал задания, разослал почту и все прочее. Потом велел Маку Дадли, редактору по отделу городской информации, приподнять зад — да, именно в таких выражениях.
Войдя, тот аккуратно прикрыл за собой дверь. Я подождал, пока он сядет, и грохнул кулаком по столу. Он аж подпрыгнул.
