Литмир - Электронная Библиотека
A
A

– Скажи своей матери, Диллон, чтоб больше не звонила мне сюда.

– Моей матери?

– Вот именно. Своей матери. Если она еще раз позвонит сюда, я... я – ей...

Я вскакиваю с табурета:

– Что?

– Но так же нельзя, Дилли. Ты же знаешь, что сюда из города звонить нельзя. Если б барышня на коммутаторе не знала меня...

– Я не знал, что мать собирается звонить тебе. Если б знал, конечно, сказал бы, чтоб она не вздумала.

– Я и так делаю что могу, Дилли. Ты же знаешь.

– Мама издергалась, Мун. Да и я тоже. Не может же это длиться до бесконечности.

– Я сам знаю, Дилли. Вчера вечером я заходил в два места, где можно занять, но без толку. Я столько должен, что они боятся рисковать. Они к тому же боятся, что я... – Он остановился на полуслове, и на лице у него появилось выражение, которое я не мог понять. – Ничего не говори. Твой дру... Гросс смотрит сюда.

По дороге домой Гросс спросил, о чем это мы с Муном разговаривали. Гросс ужасно любопытен; он человек без предрассудков. Свои или не свои дела – ему плевать. Пришлось сказать ему, что ни о чем.

– Мне показалось, что он что-то о твоей матери сказал.

– Ну и что?

– Мун что, бывает у вас?

– Да нет.

– У тебя есть сестра, правда?

Не нравится мне этот парень. Как мне ни жаль, но он мне не нравится. Он меня к стенке припер, черт бы его побрал.

– Что ты ел на завтрак? – говорю я. – Вы с женой трахались этой ночью? Сколько ты платишь за квартиру? Какие на тебе трусы? Как думаешь, дождь будет, а если будет, что ты предпримешь?

Он ухмыльнулся с несколько виноватым видом:

– Вечно я каждой бочке затычка. И чего мне. Просто я люблю поболтать.

Мы больше не проронили ни слова до самого моего дома.

– Я очень рад, что ты меня подвозишь, – говорю я. – Как считаешь, доллар в неделю нормально?

– Да, конечно. Я тебя и задарма готов возить, Дилли. У меня больше ни одного друга на заводе нет.

– Ну тогда до завтра, – говорю. – Всего!

Мама чистила картошку, и по тому, как двигались ее руки, я понял, что она готовится прыгнуть первой, чтоб не дать мне заговорить.

– Я звонила этому Муну, – сообщила она, – и сказала, что, если он не хочет неприятностей, лучше ему достать поскорее деньги. Сам понимаешь, женатый человек шляется...

– Мун делает что может, мама, – говорю. – И больше, пожалуйста, не звони ему. Он просто вне себя.

– Я тоже вне себя, – отвечает мама.

– Но так нельзя, мама. Он так вылетит с работы. Нам же хуже будет.

– Ты же сам говорил, что в нем так заинтересованы, что ни за что не уволят.

– Так-то оно так. Но если ему мешают работать и все время названивают...

– Если ему так мешают звонки, пусть принесет деньги.

Я налил себе выпить.

– Что попусту спорить.

– Вот именно.

– Мама, надо смотреть правде в глаза. Мун не может достать все двести пятьдесят. Я думаю, он с трудом может набрать и половину. Нам тоже придется смириться с мыслью, что Фрэнки займет часть.

Мама промыла картошку, налила воды и поставила кастрюлю на плиту. Из морозильника она достала фарш и принялась за котлеты.

– Никуда не денешься, ма.

– Нет, Джимми.

– Да почему нет? Она всегда занимала, когда...

– А потому, – повернулась ко мне мама и посмотрела в глаза, – потому что она занимает деньги, чтобы Мардж...

Стакан выпал у меня из рук.

– Вы что, спятили? Какого черта – да что мы – ах, чтоб вам...

– Она их уже послала, Джимми. А если Мардж здесь нежеланный гость, если ты не можешь приютить собственную сестру, когда у тебя хорошая работа и...

Красные мамины руки с выступающими венами поднялись к глазам, и проклятья застряли у меня в горле. Занавес снова поднялся, и я увидел, как эти же руки преображали кусочки хлеба в рыбу и пароходы; как эти же руки вылавливали из своей тарелки еду, так нужную ей самой, и прятали ее в кладовке, чтобы маленький мальчик мог посмеяться чуть дольше. И я снова увидел маленькую девочку, улыбающуюся, терпеливо бросающую часами мячик, сделанный из старого чулка.

– Она будет здесь желанной, мама. Все, что есть у меня, будет у нее.

Я по-другому не мог сказать. Да и что вообще тут можно сказать.

Глава 22

Да, ребятишки всегда замирали и перешептывались, когда я появлялся. И взрослые прекращали разговоры, когда я входил в комнату. В общем, что тут особенного. Я не знал, как играть. Я был робким и замкнутым, и в моем присутствии всем было не по себе. Впервые что-то такое пришло мне в голову – когда у меня появилась мысль, что что-то или кто-то действует против меня, – да, впервые это случилось, когда мне стукнуло пятнадцать и я уже несколько недель работал коридорным.

В то утро я не пошел в школу. Я ждал на автобусной остановке, на которой мог появиться папа, а когда он действительно появился, я схватил его и затащил в ресторан, в один из кабинетов. Он уже тогда был крайне холоден со мной, но, видя, что я не пьян, а просто взбудоражен, пошел за мной.

– Пап, – говорю я ему. – Ты знаешь такого человека по имени С.?

– Как же. Знавал довольно хорошо, – отвечает он. – Он, да я, да президент Гардинг исколесили всю страну вместе на частном поезде Гардинга. Погоди... Гастон Минз был в компании и еще Джейк Хеймон...

– Да черт с ними, – прерываю я его. – Что стало с С.?

– Никто не знает. Он был президентом небольшой страховой компании. После смерти Гардинга он исчез с залогами на сумму полтора миллиона долларов. Ни его, ни их больше никто никогда с тех пор не видел.

– Сколько, по-твоему, готова заплатить эта страховая или залоговая, или как там ее, компания, чтобы вернуть эту сумму? Сколько, папа?

– Полагаю, десять процентов, как минимум. То есть сто пятьдесят тысяч.

– Он прикидывает так же, – говорю. – Наша доля семьдесят пять тысяч. Так он сказал мне, папа.

Папа подозрительно посмотрел на меня:

– Кто сказал?

– С. Он здесь, в городе, папа. В отеле. Совсем плох. Сегодня ночью я приносил ему... я приносил ему сигареты, а он все смотрел на меня и расспрашивал, а потом говорит – не Диллон ли я и не твой ли я сын. Он сказал, что ты единственный человек на свете, которому он доверяет. Он, папа, скажет нам, где он все спрятал. Все, что он хочет, – это половину вознаграждения и обещание, что они не будут преследовать его, – и... и все будет в порядке, а, папа? Ты это сделаешь, правда?

Я боялся, что он скажет «нет», потому что, хотя он и разорился, он ни на йоту не изменился. Но он был юристом, и кому, как не ему, было знать, что такие вещи случаются на каждом шагу. И что акционерам предпочтительнее вернуть часть денег, чем ничего. Словом, он согласился быть посредником. А потом разгорячился не меньше, чем я. Он сказал, что положит деньги на меня под свою опеку, ну, если я не буду против, он немного займет у меня... Да нет, говорю я, я хочу, чтоб ты взял все. А он выпрямился с этаким горделивым видом и смотрел довольным и уверенным. И я понял, что теперь все у нас пойдет хорошо – у всех у нас. Что вовсе не поздно начать все сначала.

Я должен был стоять этим вечером на углу Восьмой и Хьюстон-стрит. Один. С. подъедет в арендованной машине и возьмет меня. А оттуда мы поедем на Тринити-Ривер-виадук в северной части города, где нас будет ждать папа. С. был тертый калач, его на мякине не проведешь. Если бы мы попробовали его заложить, я оказывался полностью замешан: проныра коридорный, надеющийся хапнуть где можно. Папе-то он доверял, – но доверяй, да проверяй, – сынок в заложниках – это надежнее.

Я пошел домой. Маме я сказал, что очень устал и не пойду в школу, и попросил ее разбудить меня в шесть вечера – я, дескать, хочу сходить в кино. Мы с папой решили, что это подходящая сказка. Мама все равно бы ничего не поняла и испугалась бы, а Мардж может сболтнуть лишнего. Так вот мама разбудила меня в девять, когда папа забеспокоился и позвонил; она сказала, что я так хорошо спал, что она решила, что лучше мне выспаться, чем идти в кино. Нечего и говорить, что С. мы больше не видели. Он смылся, даже не взяв свои вещи.

40
{"b":"210917","o":1}