— А теперь скажи, — потребовал он, любуясь блеском ее глаз, — ты уже можешь представить действие на сцене?
— У меня даже появились кое-какие идеи по этому поводу.
Он загадочно улыбнулся.
— Так пойдем в постель и подшлифуем кое-какие твои идеи. А завтра погрузимся в дела.
В понедельник утром Дьюк действительно с головой окунулся в дела, потащив Тину на встречу со своим юристом. Ему хотелось законным образом заверить контракт, прежде чем приглашать Тину на более важные встречи.
Энн Йорк, высокая худощавая дама лет сорока пяти, была воплощением деловитости и элегантности. На этот образ работали и аккуратно, волосок к волоску, уложенные рыжеватые волосы, и строгий темно-зеленый костюм, и туфли на низком каблуке. У нее было узкое бледное лицо с тонким носом и светло-серыми глазами, смотревшими спокойно и уверенно.
Дьюк тепло приветствовал ее. Из завязавшейся беседы Тина поняла, что Энн и ее муж связаны с ним длительными деловыми отношениями. Они обращались друг к другу запросто, словно старинные приятели. Это поразило Тину. Значит, не так уж одинок был Дьюк Торп, как она дотоле воображала себе.
Тину Энн встретила весьма любезно, но и с нескрываемым любопытством. Видимо, пыталась догадаться о характере их отношений, понять, кем же является на самом деле эта молодая австралийская художница для знаменитого драматурга. Ее явно настораживала крайняя озабоченность Дьюка тем, чтобы контракт Тины вступил в действие как можно скорее, и сердило его увиливание от ее вопросительных взглядов.
— Где вы остановились? — спросила она, с сочувствием глядя на Тину. По всей видимости, она ожидала услышать от нее название какой-нибудь захудалой гостиницы в дрянном районе.
Тина назвала адрес.
— О! — Энн была поражена, но не подала виду. — Вы остановились у Дьюка, пока…
— Нет, — спокойно прервал ее Дьюк. — Тина будет там жить постоянно.
Адвокат удивленно подняла брови.
— Тогда, значит, переезжаешь ты, Дьюк?
— Тоже нет, — ответил он. — По крайней мере, пока не собираюсь этого делать.
Энн глядела на него, точно не верила своим ушам. Дьюк спокойно выдержал ее взгляд, ни на секунду не отводя глаз. На строгом и бесстрастном лице деловой женщины появилось выражение крайнего удивления и даже смятения. Она явно не ожидала такого ответа и теперь пыталась понять, что же за всем этим стоит.
Внезапно ее губы сжались в тонкую линию. Она решила не задавать никаких вопросов и снова вернулась к обсуждению контракта.
Однако каждый раз, когда Энн бросала взгляд на Тину, в ее глазах появлялось недоумение, совершенно не связанное с обсуждавшимися пунктами контракта.
Когда все необходимые формальности были улажены, Энн проводила их из офиса.
— Вы с Тиной должны как-нибудь заглянуть к нам на ужин, — обратилась она к Дьюку, одарив при этом Тину улыбкой. — Мой муж Ричард рад будет познакомиться с вами, Тина. Мы оба отчаянные театралы.
Обняв Тину за плечи, точно стараясь защитить ее, Дьюк ответил сам:
— Если ты не возражаешь, Энн, мы бы хотели пока всецело заниматься постановкой пьесы. У Тины сейчас совсем не будет свободного времени. Мы обязательно придем к вам, но позже, месяца через два.
— Конечно. — Энн уступила удивительно легко. Затем, ласково коснувшись руки Дьюка, она добавила: — Я желаю вам успеха. Надеюсь скоро увидеть результат ваших совместных трудов.
Несмотря на то, что женщина говорила искренне, Тина улавливала с ее стороны какую-то затаенную враждебность, холодность. Уже на улице она обернулась к Дьюку, заглянула ему в глаза и спросила:
— Почему Энн Йорк была так поражена? Она не скрывала своего удивления, особенно когда узнала, что я поселилась у тебя. Неужели ты не допускал в свой дом ни одну женщину?
Его губы раздвинулись в иронической улыбке.
— Ты первая вошла в него, Тина.
— Что это значит — «первая вошла»?
— Я никогда еще не заводил прочной связи ни с одной женщиной, и ни одна из них не жила у меня. Энн знает это, вот почему она была так удивлена.
— Но ты же говорил…
— Да, у меня были романы, мимолетные связи. Но жить под одной крышей… Это были совсем не те отношения, чтобы пойти на такое. С тобой же все по-другому, — добавил он, словно желая еще раз успокоить Тину, уверить ее, что она для него не просто первая встречная, как все прежние любовницы.
Он поднес ладонь к ее лицу, нежно потрепал по щеке и взял за подбородок, не обращая внимания на любопытные взгляды прохожих.
— Да, с тобой все по-другому. Настолько по-другому, что сама мысль о возможности разлуки невероятно тяжела для меня.
Его губы прижались к ее рту жадным поцелуем.
Желание все еще бушевало в его глазах, когда он плутовато улыбнулся.
— Делу время, потехе час. Хоть я сейчас больше всего на свете желаю поскорее отправиться домой в нашу спальню, все же еще предстоит встреча с моим директором, а он вряд ли обрадуется, если мы запоздаем.
Он остановил проезжавшее такси и усадил в него Тину. Его ладонь крепко сжимала ее руку, пока они ехали, временами обмениваясь блаженными улыбками.
Теперь у Тины не было сомнений в чувствах Дьюка. Достаточно было посмотреть на изумленное лицо Энн Йорк, на ее круглые от удивления глаза, чтобы понять, что с Дьюком раньше такого никогда не случалось. Но где-то в глубине души затаилась тревога. Что-то в Дьюке было такое, что настораживало, не позволяло погрузиться в безоблачное счастье.
Даже посреди самой ясной, безмятежной радости он вдруг странно омрачался, становился чужим и непонятным. Это путало Тину. В чем причина такой отрешенности и закрытости Дьюка? Может быть, у него есть какая-то тайна, не позволяющая ему ни на секунду забывать о возможности беды? Возможно, он страдает какой-нибудь незаметной, но тяжелой болезнью, способной в любой момент оборвать его жизнь? Или на его совести лежит что-то страшное, даже преступное?
— Дьюк…
Он обернулся, тепло взглянул на нее. Каким-то образом это счастливое, сияющее лицо успокоило Тину, и она замолчала, запнувшись на полуслове, — бестактный вопрос уже был готов сорваться с ее языка. Зачем лезть ему в душу, стремиться узнать о плохом? Не лучше ли позабыть обо всем?
Она сжала его ладонь и улыбнулась.
— Неужели все будут так же удивленно таращиться на нас, как Энн Йорк?
Он расхохотался.
— А что, сознайся, ведь тебя это задело? — спросил он, поддразнивая. — Тебе это совсем не понравилось, ведь так?
— Почему это должно было мне не понравиться? Ведь это даже честь для меня — быть первой женщиной, одержавшей победу над самим неприступным Дьюком Торпом, — смеясь, ответила она.
Внезапно веселые искры, плясавшие в его глазах, погасли. Он помрачнел.
— Тина… возможно, наступит время, когда ты захочешь уйти от меня, — серьезно произнес он. — Хочу, чтобы ты могла поступить так с легкой душой, раз уж этому суждено будет произойти. Не хочется, чтобы ты чувствовала себя навеки связанной или мучилась угрызениями совести, что бросаешь меня, если наши отношения перестанут тебя удовлетворять.
— Почему ты думаешь, что это произойдет, Дьюк? — тихим голосом спросила она.
Он покачал головой и отвернулся. Снова он погружается в свое темное ледяное одиночество, в отчаянии подумала Тина. Но Дьюк тут же попытался улыбнуться, хотя его глаза по-прежнему были мрачными.
— Не воображай лишнего. Конечно, я надеюсь, что этого не произойдет. Но запомни мои слова, Тина. Ты вправе поступить так, как захочешь, и я никогда не встану у тебя на пути.
Тина знала, что никогда не оставит его. В радости или в горе, но она навеки теперь связана с Дьюком Торпом, пусть даже они и никогда не вступят в законный брак. Ей хотелось провести с ним всю жизнь. И это самое главное. Свадьба, золотое обручальное кольцо на пальце, фотография на каминной полке — какая чепуха! Ей, Тине, вовсе не требуется этих формальностей, чтобы знать: их с Дьюком разлучит только смерть.
12
Следующие два месяца стали для Тины самыми прекрасными и радостными за всю ее жизнь. Никогда еще она не испытывала такого подъема, такого удовольствия от всего — от работы, встреч с людьми, даже от самого обыденного существования. И все это произошло только благодаря Дьюку.