— Привет, Леонард! Как твой музыкальный бизнес? Тебя уже взяли?
Моя трескотня не очень интересовала котенка. Он обсох, и теперь его крики означали, что его нужно покормить. Я отнесла малыша вниз на кухню, посадила на стол, а сама стала искать подходящую чашку. Высвободившись из моих рук, он тут же задвигался, но остановился у самого края раковины. Затем посмотрел на пол и попятился к окну. И тут до меня дошло.
— Каким образом, черт побери, такому крошечному котенку удалось забраться на карниз второго этажа?
Он не отвечал.
— Это невозможно.
Леонард не был заинтересован в раскрытии своих секретов, потому что занялся поеданием тунца двухдневной давности.
— Откуда ты взялся? Это ты его прислал, Джон? Ты прислал его, чтобы вытащить меня из постели? Тебе ведь не нравилось, когда я просыпала? День коту под хвост, как ты любил выражаться. Леонард закончил есть. После пережитых испытаний ему хотелось спать. Я не могла обвинять его. В конце концов его неожиданная встреча с яростью природы на моем подоконнике была сродни землетрясению для нас, людей, Я отыскала коробку из-под обуви и положила в нее бумажное полотенце. Когда я поместила Леонарда в коробку, он мгновенно свернулся калачиком и заснул. Я оставила коробку на кровати рядом с собой, снова вернулась под одеяло и стала наблюдать, как сон прогоняет его заботы.
— Эй, Джон, ты помнишь двигающуюся статую? Тысячи людей совершали паломничество, чтобы помолиться у подножия статуи девы Марии в каком-то амбаре в Северном Керри. (В Ирландии явления Девы Марии давно стали привычными. Но с 1985 года начали постоянно появляться ожившие статуи. Первое сообщение пришло от детей из местечка Эсди, графство Керри, в феврале, а к сентябрю в Ирландии задвигалось более 30 статуй Богоматери. Видели, как они раскачиваются, разговаривают, улыбаются, источают кровь или светятся.) А помнишь, как Леонард убрал статую девы с Младенцем со двора у кабинета директора? Он спрятал ее в женском туалете, оставив на ее месте записку со словами «Ушла на обед!» — Я рассмеялась. — Директор остервенел и обозвал его богохульником.
Леонард открыл один глаз, чтобы посмотреть, в чем заключалась эта шутка. Я больше не смеялась. Вскоре после этого мы оба заснули.
Гнев (Клода)
Кло звонила мне раз в день.
— Ты в порядке?
— Да.
— Тебе что-нибудь нужно?
— Нет.
— Хочешь, чтобы я пришла?
— Нет.
На этом разговор прекращался, и мы обе испытывали облегчение.
Ей не дали четырехнедельного отпуска по семейным обстоятельствам. Она потеряла друга, но она не была его родственницей. Ее боль не оценивалась так высоко. Кло вернулась к своей нервной работе на следующий же день после похорон. Она зашла в офис, где ее поприветствовали семьдесят писем, требующих срочного внимания, три пресс-релиза, журнальная фотосъемка для недели овощей и фруктов и клиент в весьма дурном настроении. Кло тотчас разобралась с почтой. Ее клиент успокоился через несколько минут. Ей удалось написать три пресс-релиза за час, при этом к поставленному сроку у нее еще осталось время.
Съемка же оказалась настоящим кошмаром. Две недоедающие модели, одна из которых была одета капустой, другая яблоком, холодные и капризные, ожидали «фрукта» и начала съемок. Он попал в пробку на шоссе М50. Девушки отражали атаку обзывающихся подростков, которых не устраивал их «фруктовый» внешний вид. Фотограф брюзжал по поводу времени. Кло до конца держалась профессионально. Она вернулась домой после семи, достала с полки банку кофе. Та выскользнула из ее рук и упала ей на голову, Кло даже не успела почувствовать удар, далее банка стала падать на пол. Кло почти поймала ее, но руки в очередной раз подвели подругу. Банка ударилась о белый кафель, кофейные зерна, жаждущие свободы, вырвались из стеклянной тюрьмы.
— Довольно!
Кло взорвалась, слезы обжигали ей глаза.
— Я всего лишь хотела чашку грёбанного кофе! Неужели это так много, черт возьми! Хрен с тобой, я не буду это убирать, даже не притронусь!
Она начала кричать, и тут началось. Кло принялась вытаскивать бокалы и бросать их, наблюдая за тем, как они ударялись о стену, превращаясь в осколки. Затем она прицелилась в картину с изображением лодки в синем море с сосредоточенностью и профессионализмом звезды MВА. При ударе стекло разбилось вдребезги, разорвав картину, которая теперь свисала с поврежденной рамы. Кло кричала, плакала и танцевала на кофе и стеклянных осколках. Затем она вдруг остановилась. Ее сердце бешено колотилось, руки тряслись, перед глазами все поплыло.
«Достаточно». Потом она долго сидела на полу и стонала, неуверенно пытаясь сгрести плоды своих разрушительных действий в совок, когда в дверь позвонили.
— Пошли вон! — взревела она, зная, что никто из непрошенных гостей не услышит ее голоса, находясь четырьмя этажами ниже на шумной улице. Она ответила после пятого звонка. Пришла ее мать. — Клода, впусти меня!
— Я хочу побыть одна.
— Ради Христа, впусти!
— Иди лесом!
В итоге Кло все-таки нажала кнопку домофона, и мать вошла в дом. Клода обводила взглядом кухню, в то время как родительница поднималась в лифте.
— Просто оставь меня в покое! — прорычала Кло, стоя у стола, после чего изо всех сил бросила тарелку, безобидно лежавшую в раковине. Минуту спустя в дверь позвонили.
— О, милая! Поди ко мне! — Мать достала из кармана салфетку и вытерла ей слезы.
Мать не выпускала ее из своих объятий, пока та плакала и ругалась.
Позже, выплакавшись, Клода попросила мать рассказать об отце, которого она совсем не помнила. — Отец любил «Бумтаун рэтс» (Ирландская группа новой волны, исполнявшая оригинальный поп-рок с остроумными текстами и нестандартными аранжировками (1975–1986)). Ему нравилась их неугомонность и раздражительность. Он занимался политикой и хотел перемен. Он говорил, что прежняя Ирландия умерла. Он был страстен и упрям.
Мать улыбнулась. Кло видела, как та успокаивается, давая волю воспоминаниям.
— Когда он смеялся, все в комнате тоже смеялись, — сказала она, продолжая улыбаться. — Он был такой же упрямый, как и ты.
Кло улыбнулась.
— Он всегда считал, что прав, даже если ошибался. Он любил пляж и лодки.
Кло отметила про себя, что нужно будет повесить новую картину.
— С успехом он перебарщивал. Он мог довести меня до безумия.
— Как я, — сказала Кло.
— Да, как ты, — признала мать, гладя волосы дочери.
Момент лирического отступления закончился быстро, и Кло почувствовала, что она снова закипает.
— Это несправедливо. Я так зла! — выпалила она.
— Я знаю, — согласилась мать. — Состояние кухни тому свидетельство.
Кло не могла не засмеяться.
— Когда умер отец, тебе едва исполнилось пять, но в день похорон ты разбила все до единой чашки и блюдца из своей игрушечной посуды, а ведь они были пластмассовые. Я знала, что ты понимаешь: папа больше не вернется. Вот какой ты была и такой же осталась. Ничего не изменилось. Клода растаяла.
— Как? — спросила она.
— Ну, ты и сейчас бьешь все, что под руку попадется, — ответила мать.
Кло плакала. Из-за мамы, из-за друга, из-за меня, из-за себя. Плакала, пока мать не выпустила ее из своих объятий, уверенная в том, что та будет жить.
Торг (Ноэль)
Ноэль заходил ко мне чуть ли ни каждый день. Он подолгу сидел у меня, пока не убеждался, что со мной все в порядке, и только после этого уходил. Большую часть времени он проводил в молитвах. Они с Джоном были друзьями… нет, они — даже ближе, чем друзья. Они вместе выросли. Ноэль был на два года старше Джона, но они нашли общий язык. Джон восхищался теми чертами брата, которые я терпеть не могла. Ему нравилось, что Ноэль не идет за толпой, — Джон любил обсуждать с ним темы, которые правили только его вселенной. Джон постоянно смешил Ноэля. Брат скучал по этому. Ему не хватало их религиозных споров: «Бог или наука?» Это было старым и любимым предметом их дебатов, к которому они возвращались снова и снова.