Эта история глубоко задела меня за живое. Я сразу вспомнила, сколько всего хорошего происходит в нашей жизни. Даже когда мы что — то теряем, мы обязательно что — то находим. А этот ребенок? Когда же он что — то обретет? Ноэль просидел с ним два дня. Он произвел последний обряд, и ребенок умер у него на руках. Но Ноэль мог поклясться, что мальчик улыбался. Казалось, что эта улыбка была вызвана присутствием брата. Мальчика звали Басса, и он хотел стать врачом, когда вырастет. Ноэль прервал свое повествование, потому что слезы струились по его лицу. Я не могла вымолвить ни слова и чувствовала, как горят мои щеки.

— Он член моей семьи, Эмма.

Я сидела, задыхаясь от жалости к мальчику, которого я никогда не знала, и к брату, который присутствовал при его смерти.

— Ты возвращаешься.

Мое сердце начинало разрываться на части.

— Я уезжаю, — кивнул он в ответ.

— Ты мог бы быть членом благотворительной организации.

— Я священник.

Мы оба заплакали, но в то же время и я, и он понимали, что он принял верное решение, и хотя я чувствовала боль в сердце и слезы струились из глаз, я была горда тем, что он мой брат. Я крепко обняла его.

— Я тебя люблю.

— Я тоже тебя люблю, Эмма.

Так закончился наш разговор.

Через неделю мы с Кло ходили по магазинам и искали наряд для ее помолвки. — Я слишком толстая в этом платье? — спросила у меня Кло, кажется, в четырнадцатый раз.

— Да у тебя десятый размер. Нет такой одежды, в которой ты бы плохо выглядела, — ответила я ей в четырнадцатый раз.

У меня жутко болели ноги, и я не была настроена больше гулять по магазинам. Тут она нашла черное платье, которое очень напоминало те предыдущие восемь черных платьев, которые уже имелись у нее в гардеробе. Я ей напомнила об этом, но мои слова не возымели действия.

— Эмма, ты ничего не понимаешь, — сказала она по пути к прилавку.

Я оказалась слишком голодна, чтобы с ней спорить. Мы уже купили туфли и приготовились перекусить. Я еле шла, а Кло была раздражена. Мы только успели сделать заказ, когда зазвонил ее телефон. Высветился рабочий номер Тома. Она ответила, но ей звонил не Том. Я видела, как ее лицо побледнело. Том почувствовал себя плохо, и его отвезли на скорой помощи в больницу. Мы молча вышли из ресторана. Сев в машину, мы лишь перекинулись несколькими словами.

— С ним все будет хорошо, — сказала я, ужаснувшись от мысли, что могла заблуждаться.

— Я знаю, — безучастно произнесла Кло.

Никто из нас в это не верил. Она безумно мчалась по дороге, а я даже не возмущалась. Мы вбежали в госпиталь, чуть не сбив информационный стенд. Отец Кло умер от сердечного приступа, и, стоя около стенда, я знала, что она тайно винит себя в том, что с Томом может произойти то же самое. Ее трясло, она размахивала руками, а когда попыталась заговорить с медсестрой, то у нее пропал голос. Я стойко держалась, а она в ужасе ждала удара. Тут Кло откашлялась и спросила про состояние здоровья своего жениха. Женщина улыбнулась и заглянула в компьютер. Кло закрыла глаза, я же пристально смотрела на женщину и на ее компьютер. Но та все еще улыбалась нам.

— Дорогая, он в хирургии, — радостно заявила она.

Хирургия — это хорошо. Это значит, что он не мертв. У отца Кло дело до хирургии так и не дошло. Мы обе поняли, что это хорошие новости. Кло с облегчением вздохнула. Том не был мертв. После этого нам пришло в голову, что для этого у него еще предостаточно времени. Ну что же все-таки с ним случилось? Кло опять побледнела. Думаю, я тоже.

— У него что — то с сердцем? — спросила она, уже готовая разрыдаться в ожидании ответа этой незнакомки. Слезы обжигали ей глаза, и она так крепко сжимала мою руку, что могла сломать ее.

Женщина вновь взглянула на экран.

— Нет, — улыбнулась она. — Дорогуша, у него подозрения на аппендицит.

Слово «аппендицит» сделало свое дело. Мы переглянулись.

— Подозрения на аппендицит? — решила уточнить Кло, снова заливаясь краской.

— Да, дорогая. Он тут долго не пробудет, — обнадежила женщина, и я заметила, что ее взгляд был уверенным. — Подозрения на аппендицит, — повторяла я, чтобы окончательно убедиться, что мы от радости ничего не напутали.

— Аппендицит, — подытожила Кло, улыбаясь, после чего мы истерично расхохотались и никак не могли подавить смех. Кло облокотилась на меня, а ее коленки были крепко прижаты друг к другу. Могло показаться, что она хочет в туалет. А я тем временем вытирала слезы, стараясь не сопеть.

Улыбка исчезла с лица женщины. Очевидно, она решила, что мы просто ненормальные. Это делало всю ситуацию еще более забавной. Мне нужно было срочно в туалет. Лицо Кло выражало боль, и, боясь того, что нас сейчас выпроводят из больницы, Кло взяла себя в руки.

— Простите, — обратилась она к женщине, — вы не могли бы подсказать, где здесь женский туалет?

Мы тут же рассмеялись, и женщина холодно попросила нас покинуть помещение до тех пор, пока мы не сможем контролировать свои действия.

Итак, мы сидели в машине Кло рядом с больницей. Когда мы наконец — то замолчали, Кло повернулась ко мне.

— Как ты думаешь, его уже привезли из операционной? — спросила она.

Я взглянула на часы.

— Полагаю, что операция длится не более двадцати минут.

Выражение ее лица вмиг стало серьезнее.

— О боже, что же мне теперь делать?

— Ты о чем? — поинтересовалась я.

— Он скоро вернется в палату, а нас выгнали из больницы.

— Да нет же! Эта женщина просто попросила нас взять себя в руки.

— Мы вели себя как полные идиотки. Аппендицит — это серьезно. Я не хотела смеяться, я просто испытала огромное облегчение, что у него не было ничего серьезного с сердцем.

— А я была рада, что его не сбила машина, — призналась я.

— Как ты думаешь, он поправится? — вдруг спросила она меня, немножко побледнев.

— А ты себя нормально чувствовала после того, как тебе удалили аппендицит? — поинтересовалась я. — Ну да, — услышала я в ответ.

— Ну а я? — спросила я.

— Что тебе сказать? Насколько я помню, ты много стонала. Но на самом деле в подростковом возрасте ты всегда ныла, — с ухмылкой произнесла Кло.

— Если учесть то, что врачи вовремя обнаружили у него аппендицит и сейчас его оперируют, то все должно быть замечательно.

— Его брат Рупер сейчас в отделении, — доложила мне подруга, прежде чем заметила, что я собираю нитки, прилипшие к брюкам. — Прекрати!

— Прости, — произнесла я, складывая руки на коленях. — Ты хочешь войти?

— Пока еще рано. Я терпеть не могу Руперта, — призналась Кло.

— Неужели? — заинтересованно спросила я. Она о нем никогда ранее не упоминала.

— Лучше бы я его вообще не знала, — пробурчала подруга.

Я уточнила, в какой палате он будет, а поскольку у нас был еще целый час в запасе до того, как Том оправится после операции, мы направились в столовую, где неохотно заказали капусту с беконом, и принялись ждать Шона.

Мы прождали его уже больше получаса. Наши тарелки давно унесли, а кофе остыл. У нас возникло то неприятное чувство, которое появляется, когда сидишь за абсолютно пустым столом, а около пятидесяти человек с подносами ищут, куда бы присесть. Вдруг пожилая кривоногая женщина с явно выраженным артритом и волосами, выкрашенными в синий цвет, остановилась около нашего столика и закричала своей подруге, стоящей в очереди:

— Я больше не могу ходить, Долорес, ноги меня не держат!

Мы поняли намек, встали и вышли, попивая несвежий кофе среди курильщиков, один из которых был так мил, что протянул каждой из нас по сигарете.

— Нет, спасибо. Мы больше не курим, — призналась Кло с печалью в голосе.

Прошло пятнадцать минут, за которые мы успели выкурить две сигареты, как приехал Шон. Тома наконец — то перевели на второй этаж.

Его брат Руперт сидел у изголовья его кровати.

— Где, черт побери, вы были?

Он мне сразу же не понравился.

Том лежал под капельницей и все еще под действием наркоза. Но, увидев Кло, он улыбнулся.