С этой точки зрения, даже такое мрачное образование, как «Тристеро», не останавливающееся ни перед каким преступлением, может восприниматься как вызов социальной и физической энтропии. Духовное отчуждение современного человека преодолевается с помощью коммуникации, «тайная почтовая служба» не даёт сорваться в бездны отчаяния, нравственного и физического самоубийства. Сама Эдипа для себя так до конца и не решает вопрос — насколько её открытие реально, а насколько оно — продукт того самого личностного распада. Автор, как и его героиня, не даёт читателю однозначного ответа. Интересно, что сам Пинчон выстраивает собственную жизнь по лекалам «теории заговора». Он относится к одним из самых «закрытых» современных писателей. С начала 60-х годов прошлого века — времени работы над «Выкрикивается лот 49», отсутствует любая информация о его жизни: месте проживания, семье, личных контактах, последние фотографии писателя также относятся к тому периоду. Можно сказать, что Пинчон в какой-то степени становится настоящим «конспирологическим писателем», соединившим вымысел и реальность.
Особое место как в теории, так и в практике постмодернизма занимает творчество У. Эко. Обратимся к его роману «Маятник Фуко», о значимости которого в контексте нашего исследования свидетельствуют следующие слова: «Знаменитый роман Умберто Эко “Маятник Фуко” — не только образец превосходной беллетристики. Насыщенность его фактической информацией настолько велика, что роман часто рекомендуют в качестве справочника по истории оккультных наук и тайных обществ в Европе»{623}. Ценность романа Эко, помимо информационной составляющей, заключается в попытке анализа собственно конспирологического сознания, сфер его действия. Автора интересует проблема распространения «теории заговора» в интеллектуальной среде, которую традиционно считают критически настроенной или, по крайней мере, «невосприимчивой» к конспирологическим построениям.
Центральной сюжетной линией романа является история нескольких современных итальянских интеллектуалов, работающих в небольшом издательстве. Профессиональная деятельность постоянно сталкивает их с различными проявлениями «теории заговора» на страницах рецензируемых ими текстов. Встреча с одним из авторов, неким полковником Арденти, становится отправной точкой для конспирологических изысканий героев романа. Полковник выдвигает версию о существовании в ордене тамплиеров определённого эзотерического плана, интерпретируя причины их неожиданного краха. «Мы имеем дело с планом. С очень хитрым планом. Предположите, что храмовники ставили своей целью завоевание мира и что они отыскали источник неисчерпаемый власти, стоивший того, чтобы принести в жертву весь квартал тамплиеров в Париже, и все владения во французском королевстве, и в Испании, Португалии, в Англии и в Италии»{624}. Скептически оценив любительские изыскания полковника, герои тем не менее решают их продолжить в собственной интеллектуальной игре, названной ими Планом. Цель его заключалась в произвольном микшировании эзотерических терминов, оккультных учений, тайных обществ: «…задать десяток идей из рукописей одержимцев, ну вроде “Тамплиеры бежали в Шотландию”, “Corpus Hermeticum попал во Флоренцию в 1460 году”. Если будут повторы, их трактуем как пророчества, намёки или аллегории»{625}. Итогом создания Плана, по мысли его участников, помимо «эстетической» составляющей, должна стать демонстрация бессмысленности и алогичности любых конспирологических построений.
Но результат проекта расходится с намерениями его создателей. Постепенно из интеллектуальной, ни к чему не обязывающей игры План превращается в главное занятие персонажей. Выстроенная ими- на основе предположения полковника Арденти об открытии тамплиерами некой эзотерической тайны — картина обрастает множеством исторических, религиозных, культурологических деталей. От ордена тамплиеров связь протягивается к мифическому сообществу розенкрейцеров, графу Калиостро, Сен-Жермену, вплоть до Ж. Верна, романы которого также получают «эзотерическую» трактовку. Говоря об идее полой Земли, Бельбо, один из центральных персонажей, аттестуемый в начале романа как скептик, приходит к следующему: «Да господи, если подумать, то весь Жюль Верн стоит на этом! Его книги — сплошное инициационное откровение о секретах подполья! Двадцать тысяч лье под водой! Пещеры Таинственного острова! Подземное царство Чёрной Индии! Наш друг Жюль Верн изучал вдоль и поперёк сетку силовых трансгрессий»{626}. Положение дополняется неотразимым аргументом: имя известного персонажа французского писателя Robur le Conquerant (Робур Завоеватель) несомненно указывает на R. С. — розенкрейцеров.
Увлечённость героев конструированием вымышленной Вселенной приводит к трагическим результатам. Игровое начало отступает, в результате чего План обретает черты реальности. Скепсис испаряется, герои начинают верить в тождественность созданного ими мира настоящему. Нарастающее напряжение всё больших открытий, «соответствий», символических параллелей приводит к психическим сдвигам в сознании персонажей. Выдуманный мир полностью поглощает их, что, по мысли Эко, равняется физической и интеллектуальной гибели. Определённым итогом романа становится признание притягательности для массового сознания конспирологических схем и конструкций, отрицание которых на рассудочном уровне ещё не означает их исчезновения из социокультурного пространства. Интеллектуалы в этом отношении не являются исключением: отличаются лишь способы и виды бытования «теории заговора» в интеллектуальной среде.
В 2010 году Эко публикует роман, целиком выстроенный на конспирологической проблематике — «Пражское кладбище». В нём предпринята ре(де)конструкция истории возникновения «Протоколов сионских мудрецов». В отличие от «Маятника Фуко», новый роман насыщен фактографическим материалом, писатель стремится к исторической точности. Главный герой — Симонино Симонини — профессиональный фальсификатор и провокатор, рассказывает историю своей жизни и малопочтенных «деяний». Сама фигура Симонини — единственно вымышленного персонажа романа, как утверждает автор в послесловии, — является синтетическим портретом европейского конспиролога XIX столетия. Но, несмотря на «вымышленность» и лабораторный характер образа, Симонини вовсе не бесплотная тень. Эко наградил его вполне реальным родственником, дедом — капитаном Дж. Б. Симонини. В 1806 году мало кому известный капитан пишет письмо аббату Баррюэлю. Поводом для письма послужила публикация уже знакомой нам работы классика европейской «теории заговора» «Воспоминания, полезные для истории якобинства». Отдавая должное работе аббата, Симонини обращает внимание на то, что в книге практически не затронута проблема евреев, без учёта влияния которых на французскую революцию невозможно адекватное понимание природы этого социального катаклизма. Романный Симонини-старший просвещает своего внука, говоря об определённых «методических ошибках» Баррюэля. Последний указывал на связь современного якобинства со средневековыми рыцарскими орденами, прежде всего, с тамплиерами. Но подобная связь не была содержательно раскрыта, не была определена причина трансформации обычного религиозного христианского ордена в свою противоположность. «Он не смог понять, как из рыцарей-христиан развилась секта недругов Христовых. Знаешь, это как будто дрожжи в тесте. Если мало дрожжей, тесто не растёт, не набухает. А если дрожжей много, то тесто растёт. Что же это были за такие дрожжи, впущенные судьбой или дьяволом в изначально здравое тело тамплиерских отрядов и строительских артелей, с тем чтобы набухла и зародилась из них самая на свете вредоносная секта, знаемая за все времена?»{627}.
