Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

— Мне не хотелось бы утомлять вас долгой беседой, — произнес я, — вы только немного расскажите о вашем подвиге…

Она задумалась.

— Закройте глаза, чтобы не напрягаться. Попытайтесь мысленно воссоздать картины прошедших событий. Вспоминайте в любом порядке, не заботьтесь особенно о словах…

— Я понимаю, понимаю! — произнесла она. — Но с чего начать?.. Я переходила площадь. В руках у меня была матерчатая сумка. Передо мной дом старосты. Но откуда здесь эта толпа народу? Говорят о каком-то кинжале, об убийце. Если долго оставаться в толпе, прислушиваясь к пересудам, это может возбудить подозрение. А ведь у меня в руках сумка с бомбами. Может быть, староста и не убит, а только ранен? Уж не вражеская ли это уловка, чтобы расстроить наш план? «Дядя, дядя!» — закричала я и стала пробираться сквозь толпу. Израильские солдаты, прибывшие на машинах и броневиках, оцепляли дом старосты. У ворот уже стояли две машины. Я вошла в дом. По лестнице поднимались солдаты. Офицер, шедший впереди с пистолетом в руках, обратился к стоявшим у дверей: «Куда его положили?»

Солдаты вошли в гостиную, а из комнаты вышла жена старосты. Она с удивлением, даже со страхом уставилась на меня. «Узнала, — подумала я. — Вспомнила». Я быстро опустила руку в сумку. Бросила одну бомбу, другую… Острая боль пронзила меня, я закачалась, пытаясь вытащить из сумки последнюю бомбу.

Рука какого-то незнакомца опередила мою, он выхватил из сумки третью бомбу, снова раздался оглушительный взрыв. Свист осколков, крики раненых… После минутного оцепенения незнакомец схватил меня за руку и потащил за собой.

Мы очутились в саду, перелезли через ограду во двор священника Айяша. Спрятались в погребе у садового колодца, за нашими спинами обрушилась гора соломы. Потекли мучительные минуты в полном мраке и безмолвии…

Послышался стук в дверь, и вошла медсестра. Я понял, что пора покинуть палату. Уже за дверями я сказал Бассаму:

— Как я горжусь ею! Как счастлив и благодарен судьбе за все то, что мне довелось услышать! Надеюсь, вы разрешите мне встретиться с Анахид еще раз. Я хочу дослушать всю историю до конца.

2

— Ах, сынок, зачем ты мучаешь себя, приезжая так рано? — такими словами встретила меня утром в госпитале мать роженицы. — Врач еще не решил, делать ли операцию. Это станет известно не раньше полудня. Займись своими делами, а потом возвращайся…

Я поднялся в палату 47.

— Рана над ухом так болела, — заговорила Анахид, — что я скоро впала в забытье, ощущая лишь ужасную боль в голове. Как во сне я услышала голос моего спасителя: «Что с тобой?»

Я была не в состоянии ответить. Он снял с себя укаль[1], перевязал мне голову, уложил на солому и укрыл своим пиджаком. Боль слегка притупилась, но страх остался. Время тянулось ужасно медленно. Я вспомнила все, что было, с самого начала…

Аэродром… Я сижу у окна… Подо мной расстилается панорама Рима… В зале для транзитных пассажиров лежала телеграмма на мое имя: «Жди меня в ресторане аэропорта. Муин эль‑Джабир». Телеграмма от моего жениха? Что случилось? Два часа назад мы расстались с ним в Германии. Как он попал сюда?

Я взяла телеграмму и разыскала ресторан. Вошла, села за столик напротив двери. Подошел официант. Есть не хотелось, но я сделала заказ и вновь прочла телеграмму, пытаясь понять, что же произошло. Потом мои глаза встретились с глазами какого-то незнакомца. Он приближался, глядя мне прямо в лицо, потом поклонился и сел на стул напротив. Взял салфетку, расправил ее и поставил на нее тарелку, положил вилку и нож. Сделал знак официанту и наклонился ко мне:

— Мадемуазель Анахид… Я от товарища Муина, по поводу телеграммы. Пожалуйста, сделайте вид, что вы меня ждали.

Он сделал заказ официанту, и тот удалился.

— Вы знаете Муина?.. — начала я. — Что произошло? Почему он приезжает? Когда будет здесь?

Он улыбнулся. Большие ясные глаза. Спокойный, уверенный взгляд. Он протянул руку, положил ее на мою и снова улыбнулся:

— Мое имя не имеет значения. У Муина все в порядке. Он в Германии и не приедет. Выслушайте меня внимательно.

Официант принес какое-то блюдо. Незнакомец с аппетитом принялся за еду. Я смотрела в его большие ясные глаза, совершенно чужие и вместе с тем… Когда я видела это лицо? Где? В Иерусалиме… В Набулусе… Может быть, в Аммане? Нет! В Каире, на военных учениях отрядов сопротивления? Не думаю. Я вслушивалась в его голос:

— Муин — мой друг детства и родственник. Это он послал меня сюда. Передо вашей посадкой в самолет он не хотел говорить с вами о деле, чтобы вдали от него вы легче могли решить: взяться за это дело или отказаться от него.

— Но сначала…

— Подождите немного, прочитайте вот это.

Он незаметно сунул мне в левую руку записку. В том, что ее написал Муин, я не могла сомневаться. Да и бумага из его маленькой записной книжки: «Податель сего заслуживает полного доверия… Предоставляю тебе свободу выбора, как моей невесте, будущей жене и матери моих детей». Подпись: «Муин». Да, это несомненно писал он сам.

Кончив есть, незнакомец вынул сигарету, щелкнул зажигалкой, закурил. Потом протянул руку, взял у меня записку и сжег ее в пламени зажигалки.

— Зачем вы это сделали?

— Выслушайте меня… — Облокотившись на стол, он устремил взгляд на пепельницу. — Мы знаем о вас все и считаем, что вы можете выполнить задание, которое мы хотим вам поручить.

Он посмотрел на свою сигарету, а затем прямо в мои глаза.

— Мы — это организация сопротивления. Нам известно о вашем мужественном поведении, — продолжал он, немного помолчав, — когда вы давали отпор сионистским студентам и преподавателям на факультете. О серии лекций, которую вы организовали вместе с Муином, чтобы объяснить смысл палестинской проблемы. О борьбе, которая разгорелась после ответной лекции профессора — сиониста Климана Арзенбаха. Мы знаем о распространении изданий арабской организации и о ссоре в аудитории, когда студент‑еврей ранил Муина ножом в правое плечо. Ведь в правое, не так ли? Он после этого не мог писать. Вы уговорили его бежать в Берлин…

Незнакомец опять внимательно взглянул мне в глаза, пытаясь, очевидно, понять, какое впечатление производит на меня его осведомленность.

— Ваш отец купил фруктовую плантацию в селении Муина, — продолжал он улыбаясь, — я знаю также ваши паспортные данные: Анахид Петросян, армянка, дата рождения — двадцать первое марта тысяча девятьсот тридцать второго года, место рождения — Иерусалим.

— Извините, но я армянка только по происхождению! — возразила я невольно. — Еще дед мой эмигрировал в Иерусалим, там же родился и мой отец. И потом я невеста… жена Муина…

— Я знаю! — кивнул он с улыбкой. — Я знаю и день вашей помолвки в Иерусалиме, двадцать первое марта тысяча девятьсот шестьдесят первого года. Землю Палестины освободят, и будут жить на ней все ее сыны и дочери независимо от их национальности и веры.

— Скажите, — прервала я, — что я должна сделать?..

— Это очень важно, — произнес он, вынимая маленький конверт.

В этот момент к соседнему столику подошла какая-то пара. Незнакомец неожиданно встал и взял меня под руку, будто мы были женихом и невестой.

Затем положил деньги на тарелку и по‑итальянски поблагодарил подбежавшего официанта.

В зале аэропорта он стал тихо говорить мне:

— Через несколько минут я вас покину. У вас в кармане инструкция. Прочитайте ее в самолете, запомните и сразу же уничтожьте. Ваш самолет отлетает через полчаса. Посидим здесь, пока не объявят посадку. Сейчас я коротко изложу суть задания. Вы можете или согласиться, или вернуть мне конверт.

— Пожалуйста, говорите. Я выполню все.

— Ваш билет до Иерусалима. По прибытии туда возьмите такси до Арабского рынка. Походите часа два по магазинам. Купите несколько легких и бросающихся в глаза вещей, детских игрушек например. После этого направляйтесь в гостиницу «Мажестик», номер закажите на первом этаже. Поужинайте и пораньше ложитесь спать. В семь утра надо выйти из гостиницы, запутанным маршрутом добраться до остановки автобуса. Купите билет до села Муина. Игрушки, которые до этого вы держите как напоказ, в автобусе положите в сумку. Автобусная остановка в селе возле церкви. Вы приедете в половине десятого. Сразу же входите в церковь и садитесь на последней скамейке слева, а сумку поставьте у ног. Рядом с вами сядет пожилой мужчина с белой бородой в костюме серого цвета. Он не заговорит с вами, и вы не оборачивайтесь к нему. Служба кончится в десять. Старик возьмет вашу сумку, а вам оставит свою. С этой новой сумкой вы сразу идите к площади, в дом старосты. Этот предатель уже выдал израильтянам десятки наших борцов. Важно обезвредить его. Это спасет жизнь многим товарищам. Вам все ясно?

вернуться

1

Укаль — головной убор преимущественно сельских жителей, укаль носят и палестинские партизаны. — Здесь и далее примечания переводчиков.

7
{"b":"210501","o":1}