Джип между тем свернул с шоссе и подъехал к военному лагерю. Охрана проверила у нас удостоверения. Перед штабом я остановил моего друга…

— Ты мне не рассказал об этом Хисаме…

Я взглянул на подходившего к нам подростка. — Вот кстати и он! — весело сказал Анвар.

На медной цепочке, облегавшей шею юноши, висел кожаный хиджаб. Проследив мой взгляд, Анвар тихо пояснил:

— Там у него лоскут кумача. Отцовское завещание.

Вдали на запад уходил поезд. Он зацепил низко склонившийся к земле диск заходящего солнца и медленно уволок его за линию горизонта, будто в иной мир.

Из приземистого здания выбежал лейтенант:

— Приготовиться к построению! Перекличка!

Отдыхавшие на потрескавшейся от зноя земле федаины вскочили на ноги, отряхнули с одежды пыль. Никто не понимал, почему их побеспокоили в час отдыха.

— Неужто пригласят на вечерний чай?

— Ошибаешься, Ахмед. Наверняка предстоит срочная операция.

Самая простая мысль никому не пришла в голову. Операция — дело обычное. Вот вечерний чай — действительно явление, из ряда вон выходящее.

— Отделение, становись! Равняйсь! Смирно! На месте ша‑гом марш!

Федаины замаршировали, высоко поднимая колени. Лишь две ноги остались неподвижными — ноги Хусейна. Хусейн — юноша тихий, молчаливый, задумчивый. Вот и сейчас он о чем-то замечтался: действительность отошла на второй план, потерялась в пустынях раздумий.

— Столбняк у тебя, что ли? — пошутил кто-то из товарищей.

— Отделение, стой! — скомандовал лейтенант. И снова: — На месте ша‑гом марш!

Ноги Хусейна по-прежнему неподвижны. Лейтенант обозлен. Он подходит к юноше и громко, над самым ухом, окликает его:

— Хусейн!

Юноша вздрагивает, будто просыпаясь от кошмарного сна.

— Виноват! — быстро поправляет одежду, выравнивает строй и марширует в ногу со всеми.

— Ахмед, Абд ар‑Рууф, Касем и Хусейн! — выкликивает лейтенант. — Живо к начальнику лагеря!

— Слушаюсь! — хором отвечают молодые голоса.

Четверо юношей выскакивают из строя, пересекают двор и один за другим исчезают в дверях приземистого здания.

— Разойдись! — командует повеселевший лейтенант.

Перекличка закончена. Можно быть свободным. Но никто не расходится. Больше других суетится Халид, закадычный друг Хусейна. В глазах его и гордость, и ожидание, и тревога.

Предположений, догадок у бойцов, как обычно, хоть отбавляй:

— Ребята не скажут, куда их посылают. Только вернувшись, заговорят.

— Потом‑то, конечно, выложат все по порядочку, ничего не забудут. А пока завяжут языки на узелок, словно галстуки.

«Может быть, так оно и будет, — прислушиваясь, думает Халид. — Нечего зубы скалить. Военная тайна…»

В комнате начальника лагеря обстановка иная: здесь времени даром не теряют, лишнего не говорят. Ответственный представитель командования, держа в руке указку, склонился над картой.

— Выйдете вот отсюда. Достигнете объекта, отмеченного звездочкой. Это склады боеприпасов. — Он детально поясняет, где и как заложить взрывчатку. — Будьте особенно осторожны на обратном пути! Сохраняйте боевой порядок. Противнику нетрудно догадаться, в каком направлении вы будете отходить, и он, возможно, успеет подготовить засаду.

В разговор вступает начальник разведки. После ряда уточнений он сообщает, что наибольшие потери людей бывают, как правило, при отходе с оккупированной территории. Окрыленные успехом федаины не принимают необходимых мер предосторожности и легко обнаруживаются противником.

— На этот раз задача несколько усложнена, — заканчивает он. — По нашим предположениям, в результате сильнейших взрывов охрана складов выйдет из строя. Зато в укрепленном районе противник может предпринять попытку нанести контрудар. Помните, расстояние до огневых точек минимальное.

Немного погодя ответственный представитель командования спрашивает:

— Есть вопросы?

— Никак нет! Все ясно.

— Дополняю: отход после операции до минных полей должен занять четверть часа, не более, любая задержка может оказаться роковой. — Он делает небольшую паузу и произносит обязательную по военному ритуалу фразу. — Есть желающие оставить завещание?

Никто не отвечает, и представитель командования обращается к бойцу, который стоит к нему ближе других:

— Вы?

— Никак нет! — отчеканивает Хусейн и шутит, видя, что офицер доволен. — Прежде чем оставлять завещание мне, его должны оставить мои родители. А они, слава аллаху, не собираются умирать.

— Отлично! Итак, желающих нет. Удачи вам! Возвращайтесь целыми и невредимыми. Руководителем группы, по предложению лейтенанта, назначается Хусейн аль‑Бутрус.

Когда дверь приземистого здания отворилась и четверо федаинов вышли во двор, их окружили товарищи. Халид подскочил к приятелю:

— Что нового, дружище?

— Ухожу…

— Пострелять немножко? Как дичь, на расстоянии?

— Почти что так…

— Что-то ты больно молчалив сегодня. Не струхнул ли?

— Струхнул?! Скажешь тоже! Ты ведь знаешь, это у меня третья операция. Просто жаль, что не успею попрощаться с родителями…

— А ты не думай об этом! Они будут ждать тебя. И я тоже.

Друзья обнялись.

У Халида, однако, было такое чувство, будто он предает друга, оставляя его без поддержки в трудную минуту. Но что делать?! На этот раз он не попал в группу…

— Хусейн, будь осторожен! Прошу тебя…

— Мы вернемся, дружище! Это все, что я тебе скажу. Мы вернемся!

Подпрыгивая на камнях и ухабах, машина мчалась на предельной скорости. С начала поездки никто из четверых не проронил ни слова. Они будто находились в священном шатре, где нельзя говорить. Молча глядели на бегущую впереди дорогу, на мелькающие по сторонам предметы.

— Сигаретку бы… — не выдержал Ахмед.

— Ты что?! У нас взрывчатка!

— Я просто так…

— С каких это пор ты стал говорить просто так?

— Касем, помолчи!

Снова воцаряется молчание. Но ненадолго.

— Сыграем! — предлагает Абд ар‑Рууф.

— Давай!

— Подожди, а на что будем играть?

— Ну давай на щелчки!

— Идет!

Хусейн в игре не участвует. Он что-то вспоминает и улыбается своим мыслям. Да, это начиналось именно так, и будто совсем недавно… «Неужели, отец, ты хочешь забрать меня отсюда? Я останусь в военном лагере. Родине нужны защитники…»

В следующий раз отец приехал на джипе.

Но у Хусейна были свободные часы, и он куда-то ушел. Они так и не виделись.

Скрежет тормозов возвращает Хусейна к действительности.

— Приехали! Вылезай!

— За тобой три щелчка.

— Ладно, закончим после операции.

Черное покрывало ночи легло на землю. В двадцати шагах ничего не видно. Из-за горизонта выплывает луна, лукаво подмигивая сверкающим глазом — полумесяцем, мягкий свет озаряет вырванное из мрака пространство. Словно живительная мелодия льется на землю и, едва достигнув ее поверхности, каким-то волшебством превращается в холодное серебряное сияние. Но вот луна замечает идущих на операцию федаинов, и месяц‑глаз тотчас прячется за облако, будто чья-то рука прикрывает невидимое веко.

Хусейн впереди. Подав знак остановиться, обернулся и тихо приказал:

— Касем и Абд ар‑Рууф, ставьте мины!

Два бойца исчезли во мраке. Вскоре появились снова и доложили:

— Готово!

Группа осторожно двинулась дальше в обход складов. Снова над ними раскинулся шатер безмолвия. Ни звука шагов, ни дыхания людей, ни малейшего шороха. Лишь едва различимый шелест листьев на одиноко стоящем дереве.

Каким оглушительным будет взрыв! Шатер безмолвия рухнет мгновенно.

Хусейн отдает последние распоряжения:

— Касем — для прикрытия налево! Абд ар‑Рууф — направо! Ахмед — вперед, ставить заряды!