Откинув голову назад, она взглянула Майклу в глаза.

— Я хочу быть твоей женой, Майкл.

— Почему, Мэллори?

Она приподнялась на цыпочках и поцеловала его в губы. Он жадно вдохнул воздух и ответил ей долгим поцелуем. Затем, слегка оттолкнув ее от себя, крикнул:

— Макнаб! Можешь сменить меня!

Пришел матрос, и Майкл повел Мэллори к себе в каюту. Было темно. Она лишь чувствовала силу его объятий и жар его губ.

Майкл нежно провел рукой по ее волосам.

— Какие они мягкие, какие чудесные, — шептал он.

— Майкл…

— Да, Мэллори?

— Ты сказал, что я могу дать что-то очень нужное тебе. Я подарила тебе свое тело, дала свободу, чего же ты еще хочешь от меня?

— Ты не знаешь?

— Нет. Я думаю и не могу понять, чем еще я обладаю, что могла бы отдать тебе?

— Почему ты бросила меня в Калдое?

— Во-первых, потому, что я убила человека и не хотела, чтобы ты узнал об этом. Во-вторых, потому, что… когда ты был болен, ты называл имя какой-то женщины.

Он взял ее руку и погладил по плечу.

— Правда?

— Да. Мне кажется, что если мужчина в забытьи зовет женщину, значит, он любит ее.

Майкл пытался догадаться, чье имя он произносил в бреду, но не смог.

— Может, ты мне скажешь это имя?

— Саманта.

В темноте Мэллори не заметила, что он улыбнулся.

— И что же я говорил о Саманте?

— Я не поняла, ты говорил сбивчиво. Что-то о цыганке, о любви, измене… Не помню точно. Майкл притянул ее к себе.

— Смею ли я надеяться на то, что ты ревнуешь?

Ей хотелось раствориться в его страсти и своем желании, поскорей испить полную чашу любви, но она лишь едва слышно прошептала:

— Я не имею права ревновать. Сжимая Мэллори в объятиях, он сделал шаг к постели, на которую падал свет из иллюминатора.

— И ты хочешь остаться наедине со своей свободой?

Она хотела только одного — чтобы он не выпускал ее из своих рук, никогда не выпускал. Но чуть слышно произнесла:

— Я… да.

Майкл нежно целовал ее шею.

— Почему?

— Когда ты целуешь меня, я не могу больше ни о чем думать.

Он крепко обхватил жену за талию, но она высвободилась.

— Зачем ты это делаешь?

— Что делаю, Мэллори? — прошептал он, целуя ее пальцы.

— Майкл, не надо. Ты знаешь, я не…

Его губы нежно касались ее губ, потом все сильнее и сильнее, и наконец они слились в долгом страстном поцелуе. Он расстегивал ее платье и целовал лицо, шею, мочки ушей… Она больше не сопротивлялась.

— Теперь ты знаешь, что мне нужно?

Голова Мэллори прояснилась. Она вдруг все отчетливо поняла, но почему-то ей стало горько.

— Ты хочешь сына, — тихо проговорила она. Если бы она видела сейчас лицо Майкла, то заметила бы на нем тень разочарования.

— Мэллори, я хочу много сыновей. Ты сможешь мне их дать?

— Так вот почему ты женился на мне так поспешно…

Все встало на свои места. Как же она раньше не поняла такой простой вещи?

— Значит, ты женился на мне не потому, что хотел сохранить мою честь. Ты хотел иметь наследника, зная, что тебя могут убить?

Он снял с нее платье и сказал с глубокой нежностью:

— Разве так важно, почему я женился на тебе. Я хотел тебя тогда, хочу и сейчас.

— Я подарю тебе сына, Майкл. Это мой долг. Он целовал ее плечи, шею, его руки тонули в шелке рыжих волос.

— Что же я смогу подарить тебе, ненаглядная Мэллори?

— Семью. Ты подаришь мне семью, которая станет моею, — ответила она.

Майкл поднял ее, как пушинку, и усадил на постель. Его руки дрожали, когда скользили по ее бедрам, снимая ненужное белье и погружаясь в глубины ее тела.

— А теперь иди ко мне! Иди, я наполню тебя моими сыновьями…

— Майкл, я…

— Молчи, — прошептал он, — не прогоняй меня! Ты будешь отдаваться мне каждую ночь, и когда мы приедем в Англию, ты понесешь от меня сына.

Она мечтала совсем о других словах, но не могла больше сопротивляться его ищущим рукам, его губам, покрывавшим ее поцелуями. Голова кружилась, и, послушное его воле, тело Мэллори двигалось в такт телу мужа.

О, как хотелось ей иметь от него сына, частичку его самого! Она хотела и могла подарить ему наследника.

— Моя рыжекудрая волшебница, ты сводишь меня с ума, — простонал он.

Мэллори задыхалась от нарастающего возбуждения, захлестнувшего все ее существо. Со всей силой вжимаясь в Майкла, она словно парила в воздухе, пока наконец тело ее, содрогнувшись от внутреннего толчка, не упало в изнеможении.

Майкл потерся ртом о ее губы.

— Я был прав в выборе матери для своих сыновей, — проговорил он. — У тебя горячая кровь, Мэллори. С тобой я готов провести в постели всю жизнь.

Она медленно возвращалась к реальности, голова снова заработала, и первой же мыслью было то, что она для него — всего лишь инструмент деторождения, вместилище его семени.

— Знаешь, я хочу от тебя кое-что еще, — произнес Майкл, повернув ее голову к свету и пристально глядя ей в глаза. — Пожалуй, это самое главное.

— Не понимаю, что тебе нужно.

— Ты обязательно скажешь мне, когда наконец поймешь.

«Все-таки он странный человек, — подумала Мэллори. — Понять его до конца невозможно». Она погладила его спину, иссеченную шрамами. Со слезами на глазах девушка поцеловала длинный шрам, протянувшийся через все плечо.

Притянув ее к себе, Майкл дотронулся до мокрых ресниц Мэллори.

— Ты плачешь обо мне? Она отвернулась.

— Я оплакиваю потерю невинности.

— Своей или моей?

— По-моему, ты никогда не был невинным.

— Ты даже не представляешь, до чего я был невинен! Если бы нам довелось встретиться раньше, до Египта, ты знала бы, что теперь я совсем другой.

Его руки снова стали блуждать по ее телу, возбуждая в ней желание и притягивая к себе. Он знал, что сейчас она захочет его снова.

Мэллори страстно отдавалась мужу. Пока она для него желанна, он не бросит ее. Она запретила себе думать о будущем — о том дне, когда родится сын, и она станет ему не нужна.

Кэссиди сняла платье и повесила на стул. Рейли, лежа в постели, наблюдал, как она раздевается.

— Ты знаешь, Рейли, между Майклом и Мэллори что-то происходит. Они не похожи на влюбленных.

Он смотрел, как она вынимает шпильки из волос, как златокудрая волна накрывает ее плечи.

— Что ж, не всем так везет, как нам, Кэссиди. И не забывай, что ты тоже не любила меня, когда мы поженились.

Она повернулась к нему спиной, чтобы он расстегнул ее жемчужное ожерелье.

— Меня больше беспокоит другое. Мэллори — очаровательная девушка, но она ни разу не улыбнулась. А Майкл — я просто не узнаю своего сына! Иногда, когда он думает, что его никто не видит, в его глазах такая… печаль. В чем причина?

Рейли небрежно кинул ее ожерелье на постель и, откинув копну волос, стал целовать шею жены.

— Не будем сейчас об этом! Она села на постель и посмотрела на него встревоженным взглядом.

— Мне все-таки хотелось бы знать, что произошло с моим сыном в Египте. Я не имею в виду побои, нанесенные ему Сиди. Я хочу знать, почему в его взгляде появились цинизм и жесткость, чего никогда раньше не было.

Рейли ждал этого неприятного разговора, он слишком хорошо знал свою жену. Ей, конечно, больно за сына. Но женщина никогда не поймет того, что очевидно мужчине: его сын прошел войну. И этим все сказано. Разве сможет он забыть, пусть безымянных, пусть незнакомых ему, людей, которых он убивал?

Он взял ее руки в свои.

— Пойми, Кэссиди! Майкл заглянул в глаза смерти. Он убивал и поэтому уже никогда не станет прежним. Ты — его мать, и никогда, слышишь, никогда не спрашивай Майкла о том, что произошло в Египте. Наш сын — сильная натура. Он сильней, чем я думал. Он совершил невозможное и победил. Но даром ничто не дается! Ему еще долго придется расплачиваться, и потребуется немало времени, чтобы душевные раны затянулись.