Вазари совершенно напрасно обвиняет его в том, что он не умел работать. Такое огромное наследство, которое оста пил Содома, осталось редко от какого-нибудь другого художника. И сейчас еще нельзя сколько-нибудь точно подвести итоги, потому что за последнее время с каждым годом все больше и больше картин в разных галереях, приписывавшихся другим художникам, оказываются принадлежащими Содоме. И в том числе такие, как знаменитая Мадонна в Брере, творцом которой считали самого Леонардо.

Параллельно с учетом художественного наследия Содомы идет переоценка его мастерства, и новая оценка удаляется от завистливых и наивных характеристик Вазари все больше и больше. Достаточно сказать, что высказывается мнение, считающее Содому лучшим рисовальщиком среди современных художников.

Биография Вазари ценна тем, что, сообщая кучу анекдотов для посрамления Содомы, она дает возможность лучше понять его артистическую натуру и в то же время сообщает ряд драгоценных штрихов для характеристики быта художников XVI века. После выхода 2-й части т. IX «Storia dell'arte italiana» Адольфо Вентури (1929) оценка Содомы покоится на твердых данных.

Тициан родился в Кадоре, маленьком местечке, расположенном над рекой Пьяве и находящемся в пяти милях от подножия Альп, в 1480 году¹ в семье Вечелли, одной из самых знатных в этой местности; достигнув десятилетнего возраста и обладая прекрасными способностями и живым умом, он был отправлен в Венецию к своему дяде², гражданину, пользовавшемуся там уважением, который, видя у мальчика большие наклонности к живописи, поместил его к Джан Беллино³, живописцу, как я уже говорил, отличному и весьма в то время знаменитому; изучая под его руководством рисунок, Тициан вскоре обнаружил свою природную одаренность во всех тех областях таланта и вкуса, которые необходимы для искусства живописца. Но так как в то время Джан Беллино и другие живописцы этой страны, поскольку они не изучали античности, имели обыкновение часто, вернее, всегда, все, что изображали, срисовывать с натуры, причем, однако, в сухой, резкой и вымученной манере, то и Тициан в эту пору усвоил себе те же приемы. Однако, когда позднее, около 1507 года, появился Джорджоне из Кастельфранко⁴, Тициан, будучи не всецело удовлетворен такими приемами письма, стал придавать своим вещам больше мягкости и выпуклости в хорошей манере. Тем не менее он продолжал еще дальше искать способ изображения живых и природных вещей и воспроизводить их, как только мог лучше, при помощи цвета и пятен резкого или мягкого тона, так, как он это видел в природе, не пользуясь предварительным рисунком, ибо он считал непреложным, что писать прямо краской, без всяких подготовительных эскизов на бумаге, есть истинный и лучший способ работы, и что это и является истинным рисунком. Но он не замечал, что рисунок необходим всякому, кто хочет хорошо распределить составные части и упорядочить композицию, и что нужно предварительно испробовать на бумаге разные способы сочетания этих частей, чтобы увидеть, как складывается целое. Ибо идея не может сама в себе ни увидеть, ни вообразить в полной отчетливости всех возможных композиций, если не раскроет и не покажет своего замысла телесному взору, который бы помог ей правильно судить об этом замысле; а это опять-таки невозможно без тщательного изучения нагого тела, что необходимо для его действительного понимания; но и это, в свою очередь, не удается и не может удастся без набросков на бумаге: ведь немалое мучение держать все время перед собою обнаженную или одетую фигуру всякий раз, как пишешь картину. Поэтому, когда набьешь себе руку на эскизах, то мало-помалу достигнешь и большей легкости в работе над рисунком и колоритом картины; такого рода упражнения в искусстве вырабатывают совершенство манеры и вкуса, и художник освобождается от той тяжести и вымученности, с которыми исполнены вышеупомянутые вещи. Не говоря уже о том, что благодаря эскизам воображение наполняется прекрасными замыслами и художник научается изображать на память все природные вещи без того, чтобы непременно держать их перед глазами или чтобы усилия неумелого рисунка обнаруживались из-под красивого красочного покрова, как это имеет место в той манере, которой в течение многих лет придерживались венецианские Художники – Джорджоне, Пальма⁵, Порденоне⁶ и Другие, не видавшие ни Рима, ни прочих вещей, совершенных во всех отношениях.

Итак, Тициан, увидав технику и манеру Джорджоне, оставил манеру Джан Беллино, хотя и потратил на нее много времени, и примкнул к Джорджоне, научившись в короткое время так хорошо подражать его вещам, что картины его нередко принимались за произведения Джорджоне, как об этом будет сказано ниже. Достигнув большей зрелости в годах, умении и вкусе, Тициан исполнил много фресок, которые нельзя перечислить по порядку, так как они разбросаны по разным местам. Достаточно сказать, что, глядя на них, многие опытные люди уже тогда предсказывали, что из Тициана выйдет прекрасный художник, как это действительно и случилось.

И вот вскоре после того, как он стал перенимать манеру Джорджоне – а ему тогда было не больше восемнадцати лет⁷, – он написал с одного своего приятеля, дворянина из дома Барбариго, портрет, весьма прославившийся в свое время благодаря правдивости и естественности в передаче тела и такому отчетливому изображению волос, что их можно было сосчитать так же, как и каждую петлю серебряной вышивки на атласном камзоле. Словом, этот портрет считался настолько хорошо и блестяще исполненным, что если бы Тициан не написал своего имени на фоне, его приняли бы за произведение Джорджоне⁸. Между тем после того как Джорджоне закончил передний фасад немецкого подворья, Тициану благодаря посредству Барбариго были заказаны несколько сцен для той части того же фасада, что над лавкой. После этой вещи он написал большую картину с фигурами в натуральную величину, находящуюся ныне в зале мессера Андреа Лоредано, живущего около церкви св. Маркуолы. На этой картине изображена Богоматерь по пути в Египет на фоне большой рощи и других видов, прекрасно исполненных, ибо Тициан посвятил на это много месяцев работы и держал для этой цели в своей мастерской несколько немцев, отличных живописцев ландшафтов и листвы. Кроме того, на этой картине он изобразил рощу и в ней много зверей, которых он написал с натуры и которые действительно настолько правдоподобны, что кажутся живыми¹⁰. Вслед за тем он для дома своего кума мессера Джованни Данна, фламандского дворянина и купца, написал его портрет, где он изображен как живой¹¹, а также картину «Се человек» со многими фигурами, которую как сам Тициан, так и другие считают очень хорошим произведением¹². Для того же заказчика он написал картину с изображением Мадонны и других фигур в натуральную величину, причем и взрослые и дети писаны с натуры с членов этого же семейства¹³. В следующем, 1507 году, когда император Максимилиан вел войну с венецианцами, Тициан, по его собственным словам, написал в церкви Сан Марчилиа – но архангела Рафаила, Товия и собаку на фоне далекого пейзажа, где в маленькой роще св. Иоанн Креститель коленопреклоненно обращается с молитвой к небесам, откуда нисходит сияние, его освещающее. Существует мнение, что он эту вещь написал еще прежде, чем начал фасад Немецкого подворья¹⁴. Что же касается этого фасада, то многие из знати, не зная, что Джорджоне уже больше над ним не работал и что его расписывал Тициан, который как раз снял леса с одной его части, – при встрече с Джорджоне дружески поздравляли его, говоря, что ему гораздо лучше удался фасад над лавками, чем тот, который над Большим каналом. Джорджоне испытал от этого такую обиду, что до тех пор, пока Тициан не закончил всей работы и участие его не стало известным всем, избегал показываться и с этого времени уже больше никогда не пожелал общаться или дружить с Тицианом.