<1966 или 1967> ПЕСНЯ О НОВОМ ВРЕМЕНИ Как призывный набат, прозвучали в ночи тяжело шаги, — Значит, скоро и нам – уходить и прощаться без слов. По нехоженым тропам протопали лошади, лошади, Неизвестно к какому концу унося седоков. Наше время иное, лихое, но счастье, как встарь, ищи! И в погоню летим мы за ним, убегающим, вслед. Только вот в этой скачке теряем мы лучших товарищей, На скаку не заметив, что рядом – товарищей нет. И еще будем долго огни принимать за пожары мы, Будет долго зловещим казаться нам скрип сапогов, О войне будут детские игры с названьями старыми, И людей будем долго делить на своих и врагов. А когда отгрохочет, когда отгорит и отплачется, И когда наши кони устанут под нами скакать, И когда наши девушки сменят шинели на платьица, — Не забыть бы тогда, не простить бы и не потерять!.. <1966 или 1967> ГОЛОЛЕД Гололед на Земле, гололед — Целый год напролет гололед. Будто нет ни весны, ни лета — В саван белый одета планета — Люди, падая, бьются об лед. Гололед на Земле, гололед — Целый год напролет гололед. Гололед, гололед, гололед — Целый год напролет, целый год. Даже если всю Землю – в облет, Не касаясь планеты ногами, — Не один, так другой упадет На поверхность, а там – гололед! — И затопчут его сапогами. Гололед на Земле, гололед — Целый год напролет гололед. Гололед, гололед, гололед — Целый год напролет, целый год. Только – лед, словно зеркало, лед, Но на детский каток не похоже, — Может – зверь не упавши пройдет... Гололед! – и двуногий встает На четыре конечности тоже. Гололед на Земле, гололед — Целый год напролет гололед. Гололед, гололед, гололед — Целый год напролет, целый год. Зима 1966/67, ред. <1973> * * * Вот – главный вход, но только вот Упрашивать – я лучше сдохну, — Вхожу я через черный ход, А выходить стараюсь в окна. Не вгоняю я в гроб никого, Но вчера меня, тепленького — Хоть бываю и хуже я сам, — Оскорбили до ужаса. И, плюнув в пьяное мурло И обвязав лицо портьерой, Я вышел прямо сквозь стекло — В объятья к милиционеру. И меня – окровавленного, Всенародно прославленного, Прям как был я – в амбиции Довели до милиции. И, кулаками покарав И попинав меня ногами, Мне присудили крупный штраф — За то, что я нахулиганил. А потом – перевязанному, Несправедливо наказанному — Сердобольные мальчики Дали спать на диванчике. Проснулся я – еще темно, — Успел поспать и отдохнуть я, — Встаю и, как всегда, – в окно, Но на окне – стальные прутья! И меня – патентованного, Ко всему подготовленного, — Эти прутья печальные Ввергли в бездну отчаянья. А рано утром – верь не верь — Я встал, от слабости шатаясь, — И вышел в дверь – я вышел в дверь! — С тех пор в себе я сомневаюсь. В мире – тишь и безветрие, Чистота и симметрия, — На душе моей – тягостно, И живу я безрадостно. Зима 1966/67 1967 – 1970 * * * Корабли постоят – и ложатся на курс, — Но они возвращаются сквозь непогоды... Не пройдет и полгода – и я появлюсь, — Чтобы снова уйти на полгода. Возвращаются все – кроме лучших друзей, Кроме самых любимых и преданных женщин. Возвращаются все – кроме тех, кто нужней, — Я не верю судьбе, а себе – еще меньше. Но мне хочется верить, что это не так, Что сжигать корабли скоро выйдет из моды. Я, конечно, вернусь – весь в друзьях и в делах — Я, конечно, спою – не пройдет и полгода. Я, конечно, вернусь – весь в друзьях и в мечтах, — Я, конечно, спою – не пройдет и полгода. <1967> СЛУЧАЙ В РЕСТОРАНЕ В ресторане по стенкам висят тут и там — «Три медведя», «Заколотый витязь»... За столом одиноко сидит капитан. «Разрешите?» – спросил я. «Садитесь! ...Закури!» – «Извините, «Казбек» не курю...» «Ладно, выпей, – давай-ка посуду!.. Да пока принесут... Пей, кому говорю! Будь здоров!» – «Обязательно буду!» «Ну так что же, – сказал, захмелев, капитан, — Водку пьешь ты красиво, однако. А видал ты вблизи пулемет или танк? А ходил ли ты, скажем, в атаку? В сорок третьем под Курском я был старшиной, — За моею спиной – такое... Много всякого, брат, за моею спиной, Чтоб жилось тебе, парень, спокойно!» Он ругался и пил, он спросил про отца, И кричал он, уставясь на блюдо: «Я полжизни отдал за тебя, подлеца, — А ты жизнь прожигаешь, иуда! А винтовку тебе, а послать тебя в бой?! А ты водку тут хлещешь со мною!..» Я сидел как в окопе под Курской дугой — Там, где был капитан старшиною. Он все больше хмелел, я – за ним по пятам, — Только в самом конце разговора Я обидел его – я сказал: «Капитан, Никогда ты не будешь майором!..» |
