Дорого обошлось Норе это обещание, но она выполнила его. Первый муж сбежал от нее, испугавшись ответственности; второй ни в чем не соглашался с ней. Но она ни разу не дрогнула. Даже неблагодарность детей не сломила ее решимости. Разве она их не превозносила? Разве не злило Фреда то, что она ставила Энни на первое место? Нору так потрясло бунтарство дочери, что она забыла о своем супружеском долге. Понимала ли Энни, на какие муки мать шла ради нее? Нет, конечно, не понимала. Ей вообще было наплевать на всех. Все годы, что Нора водила дочь на занятия танцами, музыкой, гимнастикой, корпела с ней над уроками, печатала и рассылала прошения, приводила в порядок документы, самое большее, что она слышала от дочери — это сдержанное «спасибо, мамочка». А что уж говорить о деньгах! Тысячи долларов были пущены на ветер! На эти деньги, потраченные на неблагодарную дочь, Нора могла бы объехать весь мир!

Дерево познается по плоду.

Отчего эти слова отзываются в ее сердце такой болью? Почему они не выходят у нее из головы?

Сьюзен сидела на стуле и плакала:

— Ну зачем только Рауль попросил меня присматривать за Барнаби! Смотри, Энни, сейчас он умрет.

Энни положила сумочку на стол и подошла к клетке с попугаем.

— Привет, Барнаби. Привет, мой хороший.

Но Барнаби не сновал по жердочке, как обычно, и не говорил ничего забавного. Он даже не двигался. Попугай сидел неподвижно совсем не похожий на себя. И правда, Энни никогда не видела его таким взъерошенным.

— Интересно, что же с ним случилось?

— Я знаю что. Я — полная идиотка! Меня убить мало!

Энни взглянула на Сьюзен.

Та вытерла нос и подняла красные, опухшие от слез глаза на подругу.

— Дело в том, что я одолжила пылесос у Говарда. Ну, ты знаешь этого парня. Матрос, что живет на нашем этаже. Мне до того надоело видеть оставленную попугаем грязь, что я решила собрать пылесосом помет и остатки корма в его клетке. И тут вдруг зазвонил телефон…

— И что?

— Я отвернулась, чтобы ответить. Звонил Сэм. Ты понимаешь, я отвлеклась только на минутку. Но этого было достаточно. Раздался страшный звук… хлюп. Даже Сэм его услышал и спросил, что случилось. Я посмотрела и увидела, что Барнаби исчез. Его засосало в пылесос, — всхлипнула Сьюзен.

— Может, он сломал себе что-нибудь? — с волнением сказала Энни и дотронулась до птицы.

Попугай даже не пошевелился.

— Я тебя уверяю, он ничего не сломал. Посмотри на мою руку, — сказала Сьюзен, протягивая ее. — Я сразу выключила пылесос и открыла его. Бедняжка хлопал крыльями, бился и клевался. На его окровавленные перышки налипли остатки корма. Я должна была отмыть их. — И, заплакав еще громче, она продолжила: — Я положила Барнаби в раковину. Вода была теплая, Энни, я проверила. Теплая. А ему не понравилось. Мокрый он был такой жалкий. Я испугалась, что он схватит воспаление легких, или что там бывает у птиц. Вот я и высушила его твоим феном.

— Бедняжка Барнаби. — Энни осторожно дотронулась до перьев птицы. — Не повезло тебе сегодня.

— Да, лучше не вспоминать. В этом коматозном состоянии он похож на чучело. За целый день ни звука. Даже не пикнул. Только смотрит, не мигая. — Сьюзен уткнулась лицом в ладони и зарыдала. — Я так боюсь, что он упадет лапками кверху и умрет.

— Давай, Барнаби, миленький, приходи в себя, — нежно попросила Энни, но попугай не реагировал. Как говорится, и бровью не повел, если бы у попугаев они были.

— Я не хочу, чтобы он умер, хотя нельзя сказать, чтобы уж очень его любила. — Сьюзен посмотрела на птицу покрасневшими от слез глазами. — Слышишь, Барнаби? Не смей умирать!

От телефонного звонка попугай встрепенулся и снова замер.

— Бедняжка, — посочувствовала Энни и сразу взяла трубку.

— Энни, дорогая! Я знал, что ты подойдешь к телефону.

— Привет, Сэм. — Энни улыбнулась, услышав его бодрый голос.

— Как дела у Барнаби?

— Кажется, он в шоке!

— Еще бы. Представь, каково сначала попасть в торнадо, потом погрузиться в пучину вод, а затем пережить смерч в пустыне. Он разве еще не лежит кверху лапками?

— Не смешно, Сэм.

— Не бойся, он будет жить. Дорогая, этот типчик так просто не умрет.

— Видел бы ты его…

— А правда, давай я приеду и проверю, что Сьюзи сотворила со своим подопечным.

— Да ладно тебе, — сухо ответила Энни.

— Собираешься куда-нибудь вечером? — рассмеявшись, спросил он.

— Думаю прогуляться на пляж.

— Ты избегаешь меня? — вздохнул Сэм.

— Люблю гулять одна.

— Ты всегда отшиваешь меня, Энни.

— Рада была поговорить с тобой, Сэм. — Она улыбнулась и передала трубку подруге. — Он хочет узнать, как ты.

Энни взяла со стола апельсин и, почистив его, положила одну дольку себе в рот, а другую протянула попугаю.

— Ну, возьми, Барнаби! Не бойся.

Птица открыла клюв, но, похоже, не собиралась брать угощение, скорее, она хотела попросить, чтобы ее оставили в покое.

— Да. Нет. Может быть. Я не знаю. Хорошо, я попробую. Ладно, ладно, — односложно отвечала по телефону Сьюзен.

Энни с удивлением посмотрела на подругу, потому что телефонные разговоры Сьюзен никогда не отличались лаконичностью. Сначала, слушая Сэма, она нехотя улыбалась, потом пришла в привычное расположение духа, и, наконец, веселая улыбка засияла на ее лице.

— Прямо сейчас? Ой, она пытается накормить его апельсином, — засмеялась Сьюзен. — Хорошо, я передам ей твои слова. Она уже сердится. Да? Правда? Почему не удивляет? Все. Все. Пока. — Сьюзен отнесла телефон на кофейный столик.

— Сэм велел мне не выпускать тебя из дома сегодня вечером. Так что не вздумай никуда уходить. — Она загадочно приподняла брови. — Мой отважный братец обещал прийти к нам с парнем моей мечты.

— Это шантаж, Сьюзи.

— Ну и пусть. — Она пожала плечами и приняла невинный вид. Ты же знаешь, я всегда мечтала, чтобы ты стала моей невесткой.

— Ты шутишь. Мне всего восемнадцать!

— Может быть, у вас в семье такая традиция. Помнишь, ты рассказывала мне, что твоя мать выскочила замуж в семнадцать лет.

— А в двадцать развелась.

Сьюзен поморщилась:

— Ой, я забыла. Но у тебя будет по-другому. В семье Картер все мужчины — однолюбы.

— Сьюзи, твой брат вовсе не влюблен в меня.

— Конечно, конечно, влюблен. Видела я прежние его романы. А сейчас все иначе, все по-другому. Он не может на тебя надышаться. Когда он рядом с тобой, от него пар идет.

От этих слов щеки Энни зардели.

— Ты знаешь, с некоторых пор мой брат покорен тобою, — продолжила Сьюзен с меньшим напором.

— Знаю. — Энни села в кресло и положила ноги на кофейный столик.

— Ну, и в чем проблема?

— А почему должна быть проблема?

— Потому что, сколько я тебя знаю, ты никогда не чувствовала себя свободной, не жила в свое удовольствие. А сейчас у тебя есть такой замечательный шанс.

— Неправда, я довольна своей жизнью.

— Такой, в которой полно запретов и ограничений, тихой и скучной как у твоей бабушки.

Энни рассмеялась:

— А ты полагаешь, что Сэм станет моим лекарством от скуки? — Энни встала с кресла и пошла на кухню, потому что не ела с самого утра.

Последовавшая за ней Сьюзен уселась за стол и, подперев голову руками, стала смотреть, как Энни выкладывала на него сыр, яйца, грибы, половинку сладкого перца и маленький помидор.

— Я согласна, Энни, что Сэм несколько своенравный. Тебе это в нем не нравится?

— Нет. Он нравится мне таким, какой есть. Даже очень. И всегда нравился. — Энни вымыла овощи и положила их на разделочную доску. — Не знаю, как тебе это объяснить, Сьюзи.

— Прошу тебя, попытайся. Обещаю, что ничего не скажу Сэму. Если тебя беспокоит это…

— Можешь сказать. Возможно, это несколько охладит его пыл. — Энни улыбнулась. — Мне кажется, большинство девушек горят желанием выйти замуж, в том числе и ты. — Она недоуменно пожала плечами. — Я не из их числа.