Лиота плотно сжала губы.

А знаешь что еще, Господи? Я устала беседовать с Тобой и не получать от Тебя ответов на мои вопросы!

Она включила телевизор. Уж лучше слушать его, чем сидеть в гробовой тишине.

Был ранний вечер — самый разгар мыльных опер. Сплошное веселье. Бесшабашная, беспокойная молодость, распутные докторишки, охотящиеся за медсестрами (и пациентками) по коридорам больницы, дамы, бродящие в ночи как проститутки, психопатические соседи, забегающие в гости с отравленным печеньем. Она все крутила ручку, переключая каналы. Выбор скудный: информационный выпуск, посвященный еще одному новоиспеченному психу, который жаждет развязать войну; рекламные ролики, трубящие о том, что приобретение модного товара улучшает качество жизни или приносит несметные богатства; ток-шоу, обнажающие боль и вырождение, тогда как аудитория улюлюкает и размахивает кулаками… Ей не удавалось быстро переключать каналы. Должно же быть что-то, ну хоть что-нибудь, что несет в себе нечто познавательное и одновременно развлекательное. Повтор передачи о немолодых уже дамах, которые радовались жизни, нежась в лучах флоридского солнца…

Мозг мой превращается в желеобразный тапиоковый пудинг, Господи. Я, наверное, закончу свои дни так же, как бедная миссис Абернати. Помнишь ее, Иисус? Тщедушная старушка, которая в сорок пятом году жила на углу нашей улицы. Я обычно встречала ее, когда возвращалась домой с работы. Спрашивала ее, как она поживает, и она всегда рассказывала мне чудовищные подробности о своем физическом состоянии. Я тоже иду к этому? И первый же человек, который войдет в мою дверь, получит полный отчет о моем недавнем путешествии в туалет.

Я проглочу целую пачку аспирина, чтобы не допустить этого. До сих пор я никогда и никого не посвящала в работу своего пищеварительного тракта. Правда, никто и не спрашивал, но я обещаю Тебе, Господи, если дело дойдет до этого, я куплю пару пачек снотворного и запью все это бутылкой джина!

— Услуги для пожилых… — услышала она краем уха и сделала звук погромче. — Сегодня в нашей студии Нэнси Декер. Она расскажет о разработанной ею программе благотворительной помощи и о людях, добровольно предлагающих свои услуги.

Помощники? По звонку. Бесплатно. Которые с радостью готовы сопровождать пожилых людей в магазины и выполнять другие их поручения. Всего один звонок…

Всего один звонок, да? Что ж, почему бы и нет? Какой у нее выбор? Полагаясь лишь на себя, она может попасть в беду, получить ушиб, стать обузой для своих детей. Она, разумеется, могла бы не выходить из дому, но перспектива медленно умирать голодной смертью показалась ей не слишком привлекательной.

Она посмотрела на телефонный номер, который появился на экране.

Итак, все идет к этому, не так ли, Боже?

Лиота подождала какое-то время, надеясь услышать подробности. Молчание. Она подняла трубку телефона.

— Интересно, какого благодетеля мне пришлют, — с отвращением бормотала она себе под нос, набирая номер.

Хорошенький квартальчик. Корбан тоскливым взглядом обвел окрестности, пока парковал свой иссиня-черный «понтиак» перед небольшим, с посеревшей штукатуркой домом. При виде обветшавших жилищ и неухоженных внутренних двориков он постарался не раздражаться. На другой стороне улицы стоял старенький голубой «шевроле» с вмятиной на боку и нанесенными краской на дверцу водителя цифрами. Дом, перед которым стояла машина, выглядел так же неказисто, как и все другие, только черные декоративные карнизы на окнах способны были привлечь внимание неким намеком на изыск.

Что я здесь делаю?

В голову полезли недобрые мысли о профессоре Вебстере и его неожиданном предложении включить «человеческий фактор» в обычную, курсовую работу. Скрипнув зубами, Корбан осмотрел салон своей машины и убедился, что ничего ценного в его обозримом пространстве нет. О том, с чем он может столкнуться в этом районе Окленда, предупредила его Нэнси Декер:

— Ваша лучшая защита — это полное знание своего ближайшего окружения. Люди, которые всецело отдаются учебе, не очень-то склонны обращать внимание на происходящее вокруг них. О, и не оставляйте дорогостоящие вещи на видном месте в машине.

Плохо, что в свое время он не подумал установить съемную стереосистему, и теперь ее невозможно просто вынуть и унести с собой. Вконец обозленный Корбан поставил противоугонную «клюшку» на руль и запер машину, нажав на кнопку пульта дистанционного управления. На душе у него было бы намного спокойнее, если б он приехал на таком же стареньком и потрепанном «шевроле». Помятом и исцарапанном. Словом, на такой развалине, которая никого не могла бы вдохновить на воровство.

Корбан сунул ключи в карман джинсов, отошел от машины и остановился на тротуаре, чтобы присмотреться к объекту своего «домашнего задания». Лужайка перед домом буйно заросла травой, за исключением черных лоскутов земли, где зелень пожухла или полностью исчезла. Около парадного крыльца росли огромные кусты, угол дома был покрыт грязными разводами, и над ними болталась вышедшая из строя водосточная труба, которая, по-видимому, не выдержала тяжести осыпавшейся по осени листвы. Рядом с домом стоял сам виновник разрушения — голое, без листьев, дерево, вспоровшее своими корнями часть асфальта у бордюра. Все вокруг поражало своей неопрятностью, будто здесь много лет накапливалась пыль слой за слоем, превращаясь в пласты грязи, периодически размываемые зимними дождями.

Откашлявшись, Корбан настроил себя на предстоящее интервью, с которым бы ему хотелось покончить как можно скорее, и зашагал по дорожке. Она живет на мусорной свалке. Бахрома сорняков, пробившихся из-под асфальта, с обеих сторон обрамляла дорожку, ведущую к парадному крыльцу. Судя по всему, у старухи или вовсе нет денег, или она слишком ограничена в средствах. Возможно, что она живет на социальное пособие и какие-нибудь свои весьма скудные сбережения. По крайней мере, их не хватает, чтобы нанять помощника, который сумел бы навести порядок в саду, смыть многолетнюю грязь и починить болтающуюся водосточную трубу. Не хватает даже на то, чтобы продать дом и переселиться в квартиру, где будут более благоприятные условия для проживания.

Словом, хозяйка этого дома полностью соответствует заданным в его курсовой работе параметрам: бедная, но не нищая.

Низенький белый забор на границе земельных владений, заросший кустами роз. Легкий навес для машин вдоль подъездной дорожки. Позади него — гараж, куда вряд ли поместилось бы что-нибудь более крупногабаритное, чем «модель Т»[5], и примыкающая к гаражу небольшая пристройка с жутко выцветшими зелеными и белыми полосками на металлических карнизах окон.

Эти карнизы, вероятно, красили одновременно со ступеньками парадного крыльца. Умопомрачительное сочетание красного с зеленым! На стеклах окон, выходящих на веранду, тоже грязные разводы. Старушка, по всей видимости, лишена возможности даже посмотреть из окна на окружающий мир. На веранде, на старом кресле-качалке по-хозяйски обосновался внушительных размеров паук, заткав все своей паутиной. В висячих цветочных горшках топорщатся тощие бурые останки некогда буйствовавшей растительности. Входная дверь выглядит довольно массивной и, пожалуй, выдержит удары стенобитного орудия, впрочем, в нем вряд ли возникнет необходимость. Потенциальный грабитель с легкостью проникнет в дом через любое из двух окон, расположенных по обе стороны от крыльца. Высадит стекло, залезет в окно, откроет входную дверь изнутри — и вынесет все, что душа пожелает. При условии, разумеется, что у старушки есть что-нибудь стоящее, достойное внимания грабителя, а в этом Корбан глубоко сомневался.

Неплотные шторки на окнах — некий символ отгороженности от внешнего мира — казались единственной значительной помехой для проникновения в дом. Во входную дверь была вмонтирована застекленная свинцовая рамка. Она хоть и выглядела внушительнее обычного дверного глазка, но была совершенно лишней при двух окнах справа и слева от крыльца. Корбан предположил, что все это было сделано для солидности, если о таковой может идти речь в столь запушенном, жалком жилище.