Колодец находился недалеко от утеса, на широком уступе с крутыми, изрезанными рвами, склонами. Лошадей расседлали, и Сулейман расстелил у подножья скалы одеяло Уиллоби. Патаны бесшумно и молчаливо, с ловкостью дикарей, принялись собирать тамариск для костра. Уиллоби уселся неподалеку от глубокой расщелины в скале и, напрягая глаза в сгущающихся сумерках, принялся набрасывать в небольшом блокноте портрет Гордона. В этом занятии он имел сноровку, и в прошлом уменье рисовать не раз оказывалось весьма ценным, когда нужно было установить чью-либо личность и выяснить, кто скрывается под тем или иным обличьем.

Уиллоби надеялся, что его спокойствие и невозмутимость приведут патанов в замешательство, если не в настоящий ужас. А в таком состоянии они на него не нападут.

Люди расхаживали туда-сюда по небольшому лагерю, занимаясь своими делами. Сулейман разжигал крошечный костерок, неподалеку от него патан распаковывал сверток с едой. Другой дикарь с охапкой хвороста шел к костру.

Какой-то инстинкт заставил Уиллоби поднять взгляд как раз в тот момент, когда патан, нагруженный хворостом, приблизился к Сулейману со спины. Пенджабец не слышал его шагов и не оглянулся. Он понял, что у него за спиной кто-то есть, лишь когда нож дикаря уже вонзился между его лопатками.

Это было сделано так быстро, что Уиллоби не успел предупредить беднягу. Он лишь мельком заметил отблеск огня на лезвии, которое вонзили в спину Сулеймана. Пенджабец вскрикнул и упал, а патан, сидящий напротив, выхватил из своих лохмотьев пистолет с кремниевым затвором и выстрелил в слугу Уиллоби. Тот успел выхватить револьвер, сделал один лишь выстрел, и дикарь упал в костер с простреленной головой. Сулейман повалился в лужу собственной крови и затих.

Все это произошло в считанные мгновения, пока Уиллоби вскакивал на ноги. Он был безоружен и беспомощно стоял на месте, не в силах сделать и шага. Один из людей поднял винтовку и выстрелил. Уиллоби услышал, как пуля ударилась о камень за его спиной. Моментально справившись с растерянностью, он повернулся и юркнул в расщелину. Спустя миг он уже бежал по узкой щели, подгоняемый торжествующим воем у себя за спиной.

Внезапное нападение было грубым, неумелым и, кажется, непредумышленным. Дикарь случайно оказался за спиной Сулеймана и повел себя сообразно своим естественным инстинктам. Уиллоби понимал, что, будь у него револьвер, то, вероятно, он бы смог предотвратить нападение, или, по крайней мере, принять удар на себя. Раньше ему никогда не приходилось прибегать к таким мерам: он всегда полагал, что дипломатия лучше огнестрельного оружия. Но за сегодняшний день эта самая дипломатия дважды потерпела сокрушительное поражение, выявив все недостатки и слабости его системы. Уиллоби с самого начала испортил все дело.

Однако ему не давала покоя мысль, что скоро его уже не смогут осудить ни он сам, ни официальные власти. Подтверждением тому были кровожадные вопли, раздающиеся за его спиной.

Уиллоби охватил невыразимый страх. Его язык, казалось, присох к небу, а на коже выступил липкий пот. Он бежал по темному ущелью, как бежит человек, преследуемый тигром. Он слышал, как топают за его спиной одетые в сандалии ноги, и, дрожа от страха, ждал удара ножом.

Внезапно ущелье кончилось, и Уиллоби увидел перед собой похожий на покатую крышу дома утес. Он вздымался почти отвесно, чернея на фоне иссиня-черного, усыпанного звездами неба. Тяжело дыша, Уиллоби начал карабкаться вверх. Он знал, что преследователи где-то близко, хотя в темноте никого не видел.

Но зоркие глаза патанов углядели неясно очерченную на фоне звезд фигуру, ползущую по гребню утеса. Внизу в темноте заиграли языки красного пламени. До Уиллоби доносились звуки частых ударов свинца о скалистую стену. На последнем дыхании он переполз через гребень утеса и начал спускаться по другой стороне. Но дойти до конца ему не удалось. Почти тотчас он наткнулся на что-то твердое, но податливое. Полуслепой от пота и усталости, он увидел чей-то смутный силуэт с угрожающе поднятой винтовкой. Англичанин вскинул руку, и тут из глаз его посыпались искры. Больше он ничего не слышал.

Когда Уиллоби пришел в сознание, его больше всего поразили доносящиеся издали пистолетные выстрелы. Потом он понял, что это кровь пульсирует у него в голове. Подняв руку, он нащупал плотную повязку. Хотя он лежал на овчинной подстилке, его насквозь пронизывал холод голой скалы. Уиллоби с усилием приподнялся на локтях и потряс головой, стиснув зубы от боли.

Он лежал в темноте, но в нескольких ярдах от него колыхалась ослепительно белая занавеска. Он выругался, поморгал, и его замутненное зрение прояснилось.

Теперь он видел, где находится. Это была пещера, а белая ткань занавешивала вход, через который проникал лунный свет. Уиллоби попытался встать, но чья-то грубая рука схватила его за плечо и резко вернула на место. В это время снаружи раздался выстрел, и пуля, с жалобным воем влетев в пещеру, ударилась о каменную стену.

— Лежите, саиб! — прорычал чей-то голос на пушту.

Только теперь Уиллоби понял, что в пещере он не один.

Пещера была небольшая, с выходом на узкое плато, зажатое шероховатыми растрескавшимися скалами. Примерно на сто ярдов перед входом простиралась ровная площадка, усыпанная камнями и изрытая глубокими оврагами. Время от времени из-за этих камней раздавались выстрелы, сопровождающиеся белыми струйками дыма. Пули с резким щелчком разбивались о камень, а некоторые со свистом залетали в пещеру. Уиллоби услышал чье-то тяжелое дыхание и понял, что рядом с ним лежит раненый. Луна стояла под таким углом, что как раз посреди пещеры протянулась белая лунная дорожка; каждого, кто бы попал на это освещенное пространство, ждала неминуемая смерть.

Люди, находившиеся в пещере, лежали по обеим сторонам лунной дорожки. Их скрывали темнота и обломки скал. На огонь осаждающих они не отвечали, хоть и держали винтовки наготове.

Уиллоби хотел было заговорить, но в этот момент над одним из камней показалась мохнатая шапка. Но и теперь из пещеры не раздалось ни одного выстрела. Было понятно, что это всего лишь хитрость: шапка, наверняка, поднята на дуле винтовки специально, чтобы отвлечь внимание от настоящей опасности.

— Видите этого пса, саиб? — прозвучал из темноты голос, и Уиллоби вздрогнул. Хотя говорили на пушту и почти без акцента, голос явно принадлежал белому человеку — Френсису Ксавье Гордону.

— Я его вижу. Он выглядывает из-за другого камня, ищет позицию поудобнее, а его сообщник отвлекает наше внимание. Видите? Готовы? Ну, давайте!

Шесть винтовок грохнули нестройным залпом, и из-за камней выкатилась фигура в белом, судорожно вздрогнула и затихла, раскинув руки.

«Отлично стреляют,— подумал Уиллоби,— даже если из шести пуль всего одна достигла цели! Эти люди зря пуль не тратят!»

На успешный залп из пещеры осаждающие ответили гневными криками и целым штормом свинца. Одна пуля, отскочив рикошетом, больно ударила Уиллоби в плечо. Однако стрелки, не желая подставляться под выстрелы осажденных, палили слишком высоко, чтобы причинить ощутимый вред. Люди Гордона молчали, не желая тратить драгоценный свинец и снисходить до ответов на колкости и оскорбления афганцев.

Когда стрельба затихла, Уиллоби тихо позвал:

— Гордон! Я здесь, Гордон!

Мгновение спустя к нему кто-то подполз.

— Пришли в себя, Уиллоби? Тогда глотните!

Он протянул флягу с виски.

— Нет, старина, спасибо! Здесь есть тот, кому это нужно больше!

И вдруг до него дошло, что он больше не слышит тяжелого дыхания раненого.

— Это был Ахмед-хан,— прошептал Гордон.— Его прострелили навылет, когда мы пробирались сюда.

— Там, снаружи, оракзаи?

— А кто же еще?

Биение пульса в голове раздражало англичанина, плечо болело и нестерпимо хотелось пить.