— Ключ счастливых геологов, — предложила Нина.

— Или ключ несчастного летчика, — усмехнулся Ефремов, вспомнив о своем самолете.

Постриган поднял руку, призывая к молчанию.

— Скоро праздник Октября, — сказал он. — Что может быть радостнее для нас, чем этот день?

Он оглядел всех, и его голос зазвучал торжественно.

— Предлагаю назвать новый поселок — Октябрьским.

Его предложение пришлось всем по душе.

Через час дружной работы была расчищена площадка для первого дома, свалено несколько деревьев. Разведчики, подняв ружья, дали залп, потревожив долгим эхом крутые склоны сопок.

Под ногой хрустнул тонкий ледок. Воробьев взглянул на замерзшую лужицу, еще раз наступил, продавливая светлую корку льда, и подумал, что вот уже прошло лето. Скоро полетят белые мухи, ударят морозы, зашумит пурга. Тогда по снежному пути, пробивая новую дорогу, придут сюда, на ключ, люди, потянутся оленьи и конные транспорты. А следом за ними пойдут мощные гусеничные тракторы. Они доставят тяжеловесные части драги, электростанцию, лесопильную раму и другие механизмы. Оживет глухая тайга, наполнится шумом человеческого труда...

Темная осенняя ночь сомкнулась вокруг яркого костра. Николай Владимирович присел на чурбак рядом с Юферовым. Буровой мастер подбросил в костер дров, заглянул в котел с варевом.

— Подай-ка, Афанасий, разводящего, — протянул он руку.

Муравьев взял с пня большую поварешку и передал ее мастеру. Помешав в котле, Юферов зачерпнул супу, дунул на него, попробовал и выплеснул остатки на землю.

— Посолено в аккурат, а сыроват еще, пускай доваривается. В этот бы суп да пару уток! Или гуся... Слышите, гогочут, — указал он поварешкой в небо. В наступивших сумерках гусей не было видно. Зато их звонкое гоготанье слышалось и справа, и слева, и прямо над головой. Несколько косяков гусей тянулось по небу.

Воробьев встал, отошел от костра, прислушался к шуму реки, ясно доносившемуся из темноты. Его занимали не гуси, а эта темная река. Удобный путь к морю отрезан бурливыми порогами.

— Сможем ли мы спуститься по реке к морю? — спросил он у Большакова, возвратясь к костру. — От моря всего полсотни километров до села Свободного, где мы лошадей брали.

— Пороги... плот разобьем, — ответил Большаков, вынув изо рта трубку.

— Река серьезная, — подтвердил Кандыба. — На большой лодке или кунгасе я взялся бы провести, а плот — верная гибель.

— Вы что, Петр Иванович, лоцманом работали?

— Пришлось плавать по горным рекам, не чета этой. Баханча, например, зверь, а не река. От берега отчалишь и будто оглохнешь, ревет, голоса человеческого не слышно. Кунгасы для сплава делались крепкие. Команда — десять человек на кунгас. В реке, главное, разбираться надо, куда она свой воды направляет, где свал воды.

— Лодкой хорошо, однако, — согласился Большаков. — Я через пороги не плавал. А все же, думаю, можно. Кандыба сумеет, однако.

— Да... Но сумеем ли мы сделать большую лодку или кунгас? Лодки-то нет.

— Есть лодка! — вставил Ефремов, вскакивая с чурбана, на котором он сидел. — Есть лодка! — он хлопнул себя по лбу. — Как это я раньше не догадался! У самолета лодка целой осталась. Помята слегка, это ничего. Надо отъединить ее и притащить сюда. Лодка будет отменная. Всех поднимет.

Мысль летчика все нашли правильной. Здесь же было решено: на рассвете отправиться к месту аварии самолета, разобрать его и во что бы то ни стало доставить лодку к лагерю.

Утро выдалось ясное. Словно завороженные стояли горы. Снежная вершина сопки Дунгар сияла в лучах восходящего солнца. Над рекой и ключом лебяжьим пухом стлался легкий туман. У берега появилась тонкая корка льда. Разведчики, наскоро позавтракав, отправились вверх по ключу.

Антип Титыч уверенно шагал впереди, выбирая среди деревьев и кустов удобный путь. К вечеру лодка, хотя и с большим трудом, но все же была доставлена к лагерю, а на другой день все приготовления к плаванию были закончены.

Антип Титыч забил двери только что достроенного дома и спустился к бухточке в устье ключа. Здесь у берега покачивалось необычное судно. Разведчикам удалось как нельзя лучше приспособить лодку гидросамолета для плавания. Ее борта были обшиты поверху отесанными бревнами даурской лиственницы. В этой обводке имелись гнезда, заменяющие уключины для трех пар весел. На корме вместо руля было укреплено большое весло гребь, вытесанное из целого дерева. На носу также имелось гнездо для второй греби. Руководивший оборудованием лодки Петр Иванович Кандыба объяснил, как надо пользоваться боковыми веслами в узких местах реки.

К полудню все приготовления были закончены. Кандыба встал у кормовой греби, остальные взялись за весла. Юферов отвязал канат, закрепленный за дерево, и оттолкнул лодку от берега.

Кандыба, оглядев со своего возвышения, все ли в порядке, сказал:

— На лодке я лоцман, значит, и хозяин. Все мои приказы исполнять не раздумывая. А теперь слушай команду: весла в воду!

Гребцы ударили веслами, вспенив спокойную гладь бухточки. Большаков украдкой перекрестился. Лодка набирала ход и вышла в реку. Достигнув середины, она быстро поплыла вниз, гонимая течением и веслами. Через несколько минут скрылся за поворотом домик с красным флажком над крышей.

— Как же мы назовем наш пароход? — спросил Афанасий Муравьев, налегая что есть силы на весла.

— «Говорящий» — в честь ключа, — предложил Николай Владимирович.

— Добро, пусть будет «Говорящий», — согласился Постриган. Остальным название также понравилось.

— Сейчас нам придется оставить весла и взяться за носовую и кормовую греби, — произнес Кандыба. — Пороги близко. — Он приложил руку ко лбу, вглядываясь вперед.

Словно в ответ на его слова, донесся нарастающий гул. Течение реки ускорилось. Кандыба, помедлив минуту, подал команду. Боковые греби были быстро убраны в лодку, вместо них с носа поднялась такая же гребь, как на корме. Муравьев и Постриган присоединились к Кандыбе. К носовой греби встали Юферов, Ефремов и Большаков. Гул порога рос, он уже заглушал голоса людей. Большаков, выбив трубку о борт, наполнил ее свежим табаком.

Еще один стремительный поворот — и рев порога оглушил людей. Берега мелькали с калейдоскопической быстротой, стесненная в узком ложе река покрылась белыми бурунами над выступавшими из воды камнями.

— Бей направо, направо! — кричал лоцман. Его лицо побагровело, жилы на шее вздулись, и все же команда была еле слышна. Разведчики больше следили за взмахами его рук.

— Бей налево! — Взмах руки лоцмана, и греби с силой забили влево. — Легче, легче, корма, — кормовая гребь заработала слабее. «Говорящий» нырнул куда-то вниз, мутная волна с обеих сторон плеснула через высокие борта.

— Бей направо! — Трещат греби, в страшном усилии напрягаются мышцы людей, прямо перед лодкой возникает громадный вал с белой шапкой пены. Лодка стремительно взлетает вверх и зарывается носом в буруны. Холодная вода окатывает людей, и сразу наступает тишина. Лодка спокойно плывет по гладкой поверхности реки, сзади затихает рев порога.

— Проскочили! — смахнул пот с лица Кандыба. — Это еще цветочки, а ягодки впереди! Закуривай! — Разведчики скручивают цигарки, и улыбка набегает на лица.

— Да, крепко! — молвил кто-то.

— Кончай курить! Слышите? — поднял лоцман руку.

Впереди снова нарастал гул порога. «Говорящий» стремительно несся вниз и скоро вошел в «трубу».

В этом месте река становилась особенно узкой. Отвесные обрывы сопок сжимали ее каменными стенами, уходящими высоко вверх. На голых вершинах утесов во многих местах виднелись громадные глыбы камней, нависших над рекой. Взглянешь вверх и кажется, что вот-вот массивный обломок утеса в несколько тысяч пудов весом, каким-то чудом сохраняющий равновесие, стоя на остром углу, скатится вниз, взбунтует реку гигантскими каскадами брызг и похоронит под своей чудовищной тяжестью хрупкий кунгас. В такие моменты кажется, что река течет медленно, на самом же деле она несла свои воды с быстротой экспресса.