Внешне я никак не отреагировала на гневную вспышку Софии. Вместо этого я внесла в её речь кое-какую редакторскую правку — кое-что, что можно было бы упомянуть о её бабушке. Я попросила её рассказать о Кристалл Лейк и совместных походах по музеям.

София ничем из этого не воспользовалась. Хлопнув дверью за моей спиной, она заперлась в своей комнате и самостоятельно переписала речь. Она отказалась показать её мне, не взглянув на меня, даже когда успокоилась и переоделась в чёрное платье и колготки. И позже, когда во время службы София произносила свою речь, стоя на трибуне со спокойствием и достоинством, я не смогла пропустить строчки, на которых она сделала особый акцент: “Попо никогда не мирилась ни с враньём, ни с фильмами, которые не соответствовали книгам, ни с фальшивым проявлением эмоций. Попо не позволяла людям говорить от моего имени”.

Это была прекрасная речь. И у Лулу тоже — она говорила с большой проникновенностью и уравновешенностью для своих десяти лет. Я могла только представить, как сияющая Флоренс произносит: “Я потрясена".

С другой стороны, Флоренс была права. Дети определённо на меня злились. Но, будучи китайской матерью, я выкинула это из головы.

Лето после ухода Флоренс было непростым. Для начала я проехалась по ноге Софии. Она выскочила из машины, чтобы взять свою теннисную ракетку, в тот момент, когда я сдавала задом, и её левая лодыжка оказалась прямо под передним колесом. Мы с Софией обе упали в обморок. В результате ей сделали операцию под общим наркозом, а в ноге появились два здоровенных штифта. Затем все оставшееся лето София вынуждена была носить гипс и пользоваться костылями, что заметно портило ей настроение, но по крайней мере высвободило массу времени для занятий музыкой.

Коко, с каждым днём становившаяся все симпатичнее, скрашивала нашу жизнь. На всех нас она производила странный эффект: один взгляд на неё поднимал наше настроение. Так было всегда, даже несмотря на то, что я отказалась от своих амбиций: собаке достаточно было посмотреть на меня своими умоляющими шоколадно-миндалевидными глазами и я готова была сделать все, что она хотела, — обычно пробежать четыре мили в дождь, или в град, или под палящим солнцем. В ответ Коко умела сопереживать. Я знала, как она ненавидит, когда я кричу на девочек, но она никогда не осуждала меня и понимала, что я просто пытаюсь быть им хорошей матерью.

Я не расстроилась из-за того, что мне пришлось пересмотреть свои мечты о будущем Коко, я просто хотела, чтобы она была счастлива. Я наконец-то пришла к пониманию, что Коко — животное и её потенциал гораздо ниже, чем у Лулу и Софии. Хотя некоторые собаки в самом деле служат в сапёрных и антинаркотических отрядах, для большинства из них нормально не иметь работы или даже каких-то особых навыков.

Примерно в то же время у меня состоялся очень важный разговор с моим замечательным другом и коллегой Питером, который говорит на шести языках, а читает на одиннадцати, включая санскрит и древнегреческий. Одарённый пианист, подростком дебютировавший в Нью-Йорке, Питер присутствовал на одном из концертов Софии в Neighborhood Music School.

Позже он сказал мне, что игра Софии действительно экстраординарна. Затем он добавил: “Не хочу вмешиваться, но вы не думали о Йельской музыкальной школе? Возможно, Софии стоит пройти прослушивание на фортепианный факультет”.

— Думаешь, сменить учителя? — мой мозг лихорадочно работал. Neighborhood Music School была одним из моих любимых мест почти целое десятилетие.

— Да, — ответил Питер. — Я уверен, что Neighborhood Music School — замечательная школа.

Но по сравнению с другими детьми София играет в высшей лиге. Конечно, все зависит от того, чего ты хочешь. Возможно, для тебя это просто развлечение.

Его слова застали меня врасплох. Никто никогда не обвинял меня в том, что я развлекаюсь. И по чистой случайности я только что разговаривала по телефону с другим приятелем, который задавался тем же вопросом о Лулу.

Тем вечером я отправила два важных письма. Первое — скрипачке и выпускнице Йельской школы музыки Кивон Нам, которую я пригласила позаниматься с Лулу. Второе — профессору Вей-Йи Янгу, недавно начавшему работать в Йеле и воспитывавшему пианистов-вундеркиндов.

Все завертелось быстрее, чем я ожидала. По какой-то счастливой случайности профессор Янг знал о Софии; он слышал в её исполнении фортепианный квартет Моцарта на благотворительном концерте и был приятно удивлён. Мы договорились пообедать вместе в конце августа, когда он вернётся с летних гастролей.

Примерно столь же захватывающая вещь произошла и с Лулу. Кивон, в двенадцать лет дебютировавшая в качестве солистки в Линкольн-Центре, рассказала про Лулу своей бывшей преподавательнице Альмите Вамос. А миссис Вамос и её муж Роланд были в числе лучших учителей по классу скрипки. Их шесть раз принимали в Белом доме. В числе их бывших студентов — широко известные музыканты вроде Рейчел Бартон и многие победители престижных международных конкурсов. Вамосы жили в Чикаго и обучали только одарённых детей, многие из которых были азиатами.

Мы как на иголках ждали ответа миссис Вамос.

И неделю спустя он пришёл Миссис Вамос приглашала Лулу выступить перед ней в Chautauqua Institution на севере штата Нью-Йорк, где она проводила лето. Миссис Вамос выбрала дату — 29 июля, то есть всего через три недели после получения письма. В течение следующих двадцати дней Лулу не занималась ничем, кроме скрипки. Чтобы выжать из неё максимум, я платила Кивон за два, а иногда даже за три урока в день. Когда Джед увидел счета, он не поверил своим глазам. Я сказала, что мы со всем справимся, просто не будем ходить все лето по ресторанам и покупать новую одежду. “Кроме того, — сказала я с надеждой, — есть аванс, который ты только что получил за новый роман”.

— Тогда мне стоит прямо сейчас начинать писать его продолжение, — мрачно ответил Джед.

— Нет ничего лучше, чем потратить деньги на наших детей, — заметила я.

Джеда ждал ещё один неприятный сюрприз. Я думала, что добраться до миссис Вамос мы сможем часа за три-четыре, и сказала об этом мужу. Мы планировали выехать за день до прослушивания, и Джед, заглянув в карту, спросил: “Ещё раз — где это место?"

К сожалению, я не представляла, насколько велик штат Нью-Йорк. Чаутаква оказалась рядом с озером Ири, недалеко от Канады.

— Эми, это девять часов езды, а никак не три, — раздражённо сказал Джед. — Как долго мы там пробудем?

— Всего одну ночь. Я записала Софию на курсы компьютерной анимации, которые начинаются в понедельник, — пусть порадуется чему-то, пока ходит на костылях. Но я уверена, что мы сможем доехать за семь...

— А что мы сделаем с Коко? — перебил меня Джед. Коко всего два месяца назад научилась не разносить дом и никогда никуда не выезжала.

— Думаю, будет здорово взять её с собой. Получится наш первый совместный отпуск, — сказала я.

— Так себе отпуск — проехать восемнадцать часов за два дня, — отметил Джед, как мне показалось, немного сварливо. — И как насчёт того, что у Софии нога сломана? Разве ей не надо держать её приподнятой? Как мы все поместимся в машину?

У нас был старый джип “чероки”. И я думала, что Софию мы положим на заднее сиденье так, чтобы её голова лежала у Лулу на коленях, а нога — на стопке подушек. Коко всю дорогу могла бы ехать в багажнике с нашими сумками и скрипками (да, во множественном числе, потом объясню). “Есть и ещё кое-что, — добавила я. — Я попросила Кивон поехать с нами и сказала, что буду оплачивать её работу, включая время, проведённое в дороге”.

— Что? — недоверчиво переспросил Джед. -

Это же обойдётся нам в три тысячи долларов. И как мы посадим её в машину? В багажник к Коко?

— Она может ехать на своей машине — я сказала, что оплачу бензин. Но вообще она не очень хочет ехать. Это долгая дорога, и ей придётся отменить занятия с другими учениками. Чтобы сделать путешествие более приятным для неё, я позвала Эрона, её нового парня, и предложила оплатить им три ночи в хорошем отеле. Я нашла потрясающее место, William Seward Inn, и забронировала им люкс на двоих.