— Если это вам действительно так необходимо, то Браттон. А теперь, если вы…

— А как ваше христианское имя, мистер Браттон? — перебила она его.

— У меня нет христианского имени! — буркнул он. — А зовут меня Крид.

— Крид Браттон, — тихо произнесла она. — Какое красивое имя, сэр. А меня зовут Ганна Макгайр, а эти ребята — мои ученики. Этот, — сказала она, указывая на мальчика, ударившего его деревянной бадьей, — Флетчер Харрис. Маленькая светловолосая девочка — Иви Рамсон, ее брата зовут Эрик. Дети, поднимайте руки, кого я называю, — поучала она, не обращая внимания на протест Крида, что, мол, у него нет ни необходимости, ни желания знать их имена. — Это Маленькая Птичка из племени «Кутеней» и ее кузен Фрог. Свен Джохансен, Ребекка Хилленбрэнд и Джессика Грэй, — перечисляла она, и, услышав свое имя, дети поднимали руки. — Дети, это мистер Крид Браттон, который приведет нас в безопасное место.

При этом ее заявлении он, как волчок, закружился на своем месте.

— Что? — удивленно спросил он. — Какого черта ты это сказала? И теперь я что, должен сделать это?

Взгляд Ганны был слегка осуждающим.

— Вы и не говорили, что сделаете это, но я уверена, что вы не тот человек, мистер Браттон, который сможет оставить без защиты женщину с восемью детьми на руках.

Еле сдерживаясь, он резко возразил.

— А как вы узнали, милая леди, что где-нибудь в другом месте я не занимаюсь мародерством и грабежами?

— Меня зовут Ганна Элизабет Макгайр, но никак не леди, мистер Браттон, и после того что случилось, я бы никогда не подумала, что вы сможете сделать что-либо подобное.

Его рот искривился в усмешке.

— Правда? Леди, вам еще придется со многим в жизни познакомиться, — пробормотал он и подумал о трех бандитах, находящихся в дне верховой езды от него; за их головы была обещана хорошая награда, и у него не было времени помогать ей — даже если бы он и не вознамерился найти Стилмана с его людьми и получить награду. «И почему я должен посадить себе на шею эту праведную девицу и восьмерых сопляков?»

Покачиваясь на каблуках, он смерил холодным взглядом стройную рыжеволосую девушку, глядящую на него с таким доверчивым выражением на красивом лице, и, вздохнув, понял, что она была права. И вдруг с раздражением подумал, что, наверное, не расстанется с ними до самой смерти.

— Надо поискать лопаты, чтобы похоронить покойников, прежде чем мы уйдем отсюда, — сказала Ганна, прочитав капитуляцию на его лице.

— Мэм, вы, наверное, не очень представляете, сколько времени займут похороны. Возможно… Почему бы нам не поступить по-другому? — добавил он, видя огромные глаза слушающих детей, уставившихся на него. — Послушайте, — начал он, понизив голос, когда они отошли в сторону, — посмотрите сколько огня, а земля еще не совсем оттаяла, может быть, подумать о кремации?

В недоумении девушка подняла брови, и он понял, что она едва сдерживает себя.

— Кремации? — прошептала она и зажмурила глаза, как от неожиданного приступа боли. — Я… я не знаю! Это кажется таким… это ведь совсем конец!

— Смерть сама говорит за себя, — сказал Крид и помимо своей воли почувствовал жалость к этой девушке.

На ее хрупкие плечи взвалилась непомерная ноша, но он подавил в себе стремление успокоить ее. Так складывалась жизнь: кто-то выживает, а кто-то — нет. Вокруг не было никого, кто бы говорил порой так необходимые ему слова утешения, но он же выживал, не так ли? И даже становился сильнее. Так и она.

— Подумайте, — резко сказал он и, прищурясь, посмотрел на нее. — Понимаете вы или нет, что ни у вас, ни у меня нет для этого столько времени?

От его тона глаза Ганны расширились. Разве у нее есть выбор? Этот человек может перестать помогать им, но, желая того или не желая, он пытается найти выход. Конечно, как все мужчины в этом диком месте, он выглядит грубым, и она вспомнила трех пришельцев, ворвавшихся в Джубайл в это утро.

Присмотревшись, Ганна заметила, что Браттон высок и силен, его мускулы были заметны даже сквозь рубашку и штаны из буйволовой кожи. На нем были высокие до колен макасины из лосиной кожи, он стоял, широко расставив ноги, а с боку на бедре висела кобура с пистолетом, очевидно, чтобы быть всегда наготове. Его черная фетровая шляпа выглядела несколько нелепой, словно она должна была принадлежать человеку в черном сюртуке и жилете, а не тому, кто выглядит так, будто чувствует себя комфортно даже среди обгорелых руин. Длинные, развевающиеся по плечам и спине густые волосы, обрамлявшие лицо, лишь подчеркивали его грубую мужскую красоту. У него был квадратный твердый обросший щетиной подбородок, выразительные темно-карие, почти черные, глаза были широко расставлены и смотрели на нее оценивающим взглядом, а губы кривились в полунасмешливой улыбке. Взгляд был тяжеловесным и циничным. Молодой человек также был весь в саже и пепле от горящих головешек, которые он раскидывал, чтобы вызволить их.

Правильно ли она сделала, что доверила свою жизнь и жизнь детей этому человеку? Но у нее не было другого выбора, подумала Ганна, с грустью оглядываясь кругом. Все ушли — ее отец, родители этих ребятишек, все…

— Наверное, вы правы, кремация — наш единственный выход, мистер Браттон, — тихо согласилась она. — Но я настаиваю на том, что сначала мы над каждым прочитаем молитву.

— Леди!

— Я настаиваю, — твердо повторила она и отвернулась к ожидающим ее детям, словно вопрос был решен. — Еще раз спасибо вам, мистер Браттон, — добавила она ласковым голосом.

— Я еще ни с чем не согласился, — раздраженно выпалил он.

— Я понимаю, — Ганна улыбнулась.

Крид кинул кислый взгляд в небо. Скоро уже стемнеет, и до ночи ему хотелось бы подальше убраться от этого места. Может, он был слишком суеверен, но ему не хотелось ночевать рядом с покойниками и, с другой стороны, его совершенно не привлекало проводить время с девицей, у которой на уме только Библия, и этими крикливыми детьми.

Но когда он открыл рот, чтобы отказаться взять их с собой и сказать, чтобы они сами о себе позаботились, совсем скромные признаки гуманности вдруг в нем возымели верх. Вместо этого он велел девушке поторапливаться, или он их бросит. Это очень смахивало на компромисс.

— Нет, не надо! — дико рыдала девочка, сопротивляясь попыткам Ганны успокоить ее.

Маленькая Иви Рамсон в истерике припала к своей мертвой матери, обхватив ее руками. Убивающаяся малышка игнорировала уговоры Ганны и своего брата и боролась с ними, чтобы они не положили ее мать, прижимавшую к груди свою новорожденную дочь, в общую кучу с другими телами.

— Иви, — ласково уговаривала Ганна, подавляя слезы, — ты должна позволить своей маме и своей маленькой сестренке соответствующе уйти от нас. Не хочешь же ты оставить их так?..

— Мне все равно! — кричала Иви.

Она крепче вцепилась в одежду матери. Плотно прижатая к телу, малышка походила на маленького терьера, но когда Крид попытался оторвать ее, она в ярости кинулась на него, что есть силы молотила ногами по его коленям, заставляя его проклинать все на свете. Иви кричала, что он хочет бросить ее маму в тот же самый огонь, куда угрожал бросить ее учительницу, и она ненавидит его. Закрыв рот девочки ладонью, Крид прорычал Ганне, что, если сейчас же она не успокоит ребенка, он уйдет один.

Ганна беспомощно посмотрела на Крида, но тот не проронил больше ни слова, а только пожал широкими плечами и кивком головы показал на солнце, напоминая, что лучше бы поторопиться.

Опустившись на колени перед плачущим ребенком, Ганна пыталась успокоить ее, но только Маленькая Птичка, стоическая темноволосая девочка из племени «Кутеней», смогла это сделать. Десяти лет от роду, она выглядела намного старше своего возраста. Она просто взяла руку Иви, через это пожатие передав ей свою силу и сострадание, и наконец усмирила неистовые протесты своей подружки.

Останки Лавинии Рамсон были возложены на место погребения. Ганна прочитала из Библии короткую молитву о душах их любимых, уходящих в загробный мир на Небеса. Все еще дымившиеся бревна стали теперь всеобщей могилой, но сама она не нашла в себе силы поджечь их заново. Это осталось на долю Крида Браттона.