Сидя в фургоне, она наблюдала, как они, роясь в багаже, заржали, когда дошли до ее маленького сундучка и нашли там женское белье. Подбородок Ганны гордо поднялся, щеки запылали, когда один из них достал кружевное нижнее белье и принялся грубо комментировать. В этих людях было что-то такое, что подсказывало ей, будто у нее уже была с ними какая-то стычка. Ее мучительное копание в памяти продолжалось до тех пор, пока один из бандитов не посмотрел на нее огромными от удивления светло-голубыми глазами и отвернулся к своим приятелям.

И она узнала их. Конечно…

Это почти парализовало ее, но голова была ясной, и мысли приходили сами собой. Надев маски, Стилман и его люди решили, что их никто не узнает. Какое-то шестое чувство предупреждало Ганну, что для нее будет смертельно, если Стилман или Ропер узнают ее. Она посмотрела на Труэтта с благодарностью. Если другие все еще не вспомнили ее, это уже неплохо. К счастью, кажется, Труэтт разделял ее мнение. Он взглядом скользнул по ней, не проронив ни слова, и Ганна с облегчением отклонилась от окна. Теперь, по возможности, ей нужно было оставаться в тени.

Она откинулась на сиденье и, потянув за поля, надвинула шляпу на лоб, так сожалея, что у нее нет вуали. Где все те женские бесполезные украшения, которые были ей так нужны сейчас? От страшного предчувствия Ганна стала задыхаться. Она молча молилась: только бы Ропер не признал ее. Она не забыла, как он тогда в Джубайле смотрел на нее, как он хотел…

— Сделайте одолжение, мисс, выйдите, — повторил голос, и Ганна в ужасе подняла глаза. Нат Стилман стоял, придерживая дверь. Его тон был любезным, но в нем проскальзывали нотки нетерпения.

Опустив голову, она пробормотала что-то в знак согласия, затем взяла свой ридикюль и, спрятав его в складки платья, вышла из фургона. Почему она была настолько не предусмотрительна, что заранее не убрала деньги? «Это мелочи, Ганна Элизабет, мелочи…»

Когда она сошла на дорогу, все также не поднимая головы и глазами впившись в землю, удары сердца раздавались в ее горле, и дрожь охватила все ее тело. Ганна посмотрела на бездыханно лежавшего в пыли возницу.

— Если вы не против, — проговорил Стилман, потянувшись к ее ридикюлю и пытаясь вырвать его.

Теряя равновесие, Ганна постаралась удержаться на ногах, Стилман подхватил ее.

— Хэй! А я вас узнал, — начал было он, но Труэтт перебил его.

— Как насчет него? — спросил он, указывая на Муллэна. — У него под сиденьем металлический сундук, но он заперт.

— Сорви замок, — сказал Стилман, не глядя в его сторону. Держа Ганну за руку, он притянул ее к себе. — Посмотрите-ка на меня, дорогуша!

Не видя другого выхода, Ганна подчинилась его приказанию. Тяжелый взгляд серых глаз, выражавший жестокость и беспощадность, впился в ее лицо и привел в ужас. Когда Стилман говорил, красная повязка, прикрывавшая его лицо, слегка вибрировала, и она зачарованно уставилась на нее.

— Не узнаете меня? — съязвил он, крепче сжимая ее руку.

— Н-н-нет, — пробормотала она, и ее щеки виновато вспыхнули. Понял ли он, что она лжет! Ну, конечно. Было бы странно, если бы он поверил ей. Почему она не научилась лгать? Почему правда всегда торчала из нее, как иголки из дикобраза?

Пока мысли с бешеной скоростью вертелись в ее голове, Нат Стилман сжал ее в своих объятиях. Огромные голубые глаза, похожие на васильки, взмыли вверх — и он вспомнил их. Там, в маленьком селении, за сто миль отсюда, он уже встречал эту медноволосую девушку. Она также узнала его, более того, она знала его имя. Это было ясно по ее затаенному дыханию и испуганному взгляду.

Стилман отпустил ее руки и хладнокровно проследил, как она откинулась к запыленной стене фургона.

— Дочка проповедника, — ровным голосом сказал он. — Я так полагаю, что «Черноногие» не добрались до вас.

До Ганны не сразу дошел смысл его слов.

— Вы… вы видели, что произошло?

— Видел, как они направлялись в вашу сторону.

— Тогда почему же вы не помогли? Почему же не предупредили нас? — спросила она нетерпеливо.

— И рисковать своими головами? Нет уж…

В ушах Ганны послышался звон, огромный рев, похожий на поток водопада. Эти люди видели трагедию и смерть в Джубайле и даже не пошевелили пальцем, чтобы помочь.

Джошуа Макгайр умер из-за равнодушия этих людей…

Она видела, не слыша ничего, кроме рева в ушах, как Нат Стилман позвал Труэтта. Она не замечала, как ее запястья стянули прочными кожаными ремнями, как мистер Чессман от смертельного страха потерял сознание. Эдвард Муллэн стоял поодаль, тихо переговариваясь с Ропером, не проявлявшим никакого интереса к происходящему.

До нее стали доходить обрывки разговора.

— …что нам делать с ней? Она знает нас…

— …это не сработает, даже если кто-то сможет опознать нас…

— …план…

— …надо избавиться от нее…

— Нет! Она не скажет, если мы…

Слова, как приливы и отливы волн. Они знали, могли спасти Джубайл, но не сделали этого. Какой абсурд, что столько человеческих жизней — прекрасных жизней — зависело от прихоти этих малодушных людей. В конце концов Ганна почувствовала, что спицы и твердый шип ступицы высокого колеса фургона, к которому она прислонилась, врезались ей в тело. Руки онемели под туго затянутыми ремнями. Острая боль вернула ее к окружающему, к ненавистному разговору между Ропером и Труэттом.

— Черт возьми! Я сказал, мы избавимся от нее! Она может проболтаться, говорю тебе! Это совсем не в наших планах, и мне это совсем не нравится. — Ропер, маска которого скрывала его шрам, но не его ненависть, воинственно наклонился вперед; его глаза горели ненавистью, как горячие угли.

Труэтт не соглашался.

— Да нет, она не скажет. Я тебе уже говорил — она леди. Если она даст слово, Ропер…

— Черт! Ты думаешь, я поверю слову этой проповедующей бабы? Не такой уж я идиот, Труэтт, и никогда им не был.

— Но она не такая, — возразил Труэтт.

Ропер зафыркал в ответ и язвительно заметил:

— Загляни ей под юбку, и ты поймешь, что она совершенно не отличается от других, малыш!

Ганна оглядывалась по сторонам. Пока они спорят о ее судьбе, ей надо скрыться, сбежать. Это будет сложно с завязанными руками, но один взгляд бандитов отмел все ее сомнения. Маленький шанс все-таки лучше, чем ничего.

Но когда она заскользила вдоль стены фургона, предупреждающим кивком головы Труэтт остановил ее. И она смела поверить ему? Осмелилась на такой риск? Но разве у нее был другой выход? По крайней мере Труэтт защищал ее и не смотрел так, как Ропер, словно она была насекомым под его сапогом.

Замешательство Ганны спасло ей жизнь. Труэтт шагнул к ней одновременно с Ропером — оба были поглощены девушкой. И снова Труэтт, заступившийся за нее тогда, выступил перед Ропером.

— Я сам позабочусь о ней.

— Пока мы не покончим с этим делом?

— Пока мы не покончим…

— А потом, что? Ты ее привезешь домой, как бездомного щенка? Она же будет только помехой нам, Труэтт.

— Хватит, Ропер, — наконец сказал Стилман. — Он же на неделю надуется, если мы не дадим ему взять ее с собой. Какая тебе разница, если он немного поволочится за ней?

Ропер потрогал шею, и Ганна вспомнила, как обожгла его горячими бобами. Он не забыл этого, а если и забыл, то Ганна-то уж точно не забыла. Ее охватил ужас, когда Ропер прорычал:

— Уберите ее от меня! Вот и все… только уберите ее от меня!

— Не беспокойся, — смягчившись, сказал Труэтт, подходя к Ганне и взяв ее за руку. — Я прослежу за ней.

Ганна была благодарна этому бандиту за спасение.

— У вас теперь будет множество проблем, — сказала она, когда он вел ее под тень дерева.

— Знаю. Но я должен был помочь. — Труэтт помолчал, а затем сказал: — Понимаете, я хотел вернуться. Они не дали мне. Мы были совсем недалеко от них…

— Вернуться? — повторила она в смятении, но потом поняла, о чем он пытался сказать ей. — А, да. В Джубайл. «Черноногие».