— Я еще не совсем здоров, — объяснил Пендрейк, — правда, здесь, на Луне, благодаря меньшей силе тяжести я уже в состоянии ходить, хотя на Земле я вообще не смог бы подняться с постели. Да и избиение твоими людьми отнюдь не способствовало моему выздоровлению.

В ответ чудовище что-то проворчало, и Пендрейк осторожно присмотрелся к нему. Они были одни внутри частокола, и ему показалось, словно они отрезаны от всего остального мира.

Внезапно Пендрейк понял, что маленькие глазные щелки существа внимательно изучают его. Большой Олух первым нарушил молчание.

— Я здесь, Пендрейк, давно, очень давно. Когда я впервые прибыл сюда, я был совсем глупым — как эти ребята, но мой разум со временем развился, и теперь я обладаю достаточным здравым смыслом, чтобы беспокоиться насчет вещей, о которых они никогда не будут думать, вроде тех немцев, к примеру.

Большой Олух замолчал и посмотрел на Пендрейка. Тот, помедлив, наконец произнес:

— Вам следует беспокоиться о них, причины для того достаточно весомы.

Большой Олух махнул рукой, похожей на обезьянью лапу, и пожал огромными плечами.

— Я упомянул их просто так, для примера. У меня есть планы, касающиеся этих парней. Я имел в виду другое: когда ты смотришь на меня, думай о личности, чей интеллект не уступает твоему собственному, и не обращай внимания на тело. Хорошо, а?

Пендрейк мигнул. Это предложение оказалось для него таким неожиданным и удивительным, что он поневоле был тронут; в сознании его возникла картина чуткого ума, заключенного в звериноподобном теле. Но потом он вспомнил о пяти женах и еще двух других женщинах, которые покончили с собой. Он спросил, растягивая слова:

— А что еще беспокоит тебя, Большой Олух?

Ему показалось, что, когда он произнес эти тривиальные слова, легкая тень разочарования промелькнула на волосатом лице. Потом Большой Олух произнес:

— Я шел по тропе на Земле и внезапно оказался здесь.

— Да ну! — выдохнул Пендрейк.

В неверии его разум снова вернулся к словам человекообезьяны, и он снова испытал шок. Прошло некоторое время, прежде чем он осознал, что это был ответ на его вопрос, каким образом люди попадали на Луну.

Большой Олух продолжал:

— То же самое было и с остальными, и, судя по их рассказам, они все спускались по одной и той же тропе. Это пугает меня, Пендрейк.

Тот нахмурился.

— Что ты имеешь в виду?

— Там, внизу, на Земле, есть некая машина, для тебя невидимая, — и вдруг тебя переносит сюда, на Луну. Пендрейк, мы должны каким-то образом отключить эту машину. Мы не можем дожидаться здесь, когда кто-то или что-то пройдет по этой тропе и попадет сюда благодаря машине.

— Понимаю тебя, — задумчиво произнес Пендрейк.

Голос его звучал спокойно, что несколько поразило самого его. Хотя все нервы его были напряжены, и его бросало то в жар, то в холод. Машина… Машина, которая перемещала предметы неповрежденными, установленная на одной тропе в западной части Соединенных Штатов, машина, из-за которой целая армия может проникнуть внутрь — твердыней коммунистов на Луне — и захватить и их, и двигатель, и все…

Внезапно Пендрейк увидел, что неандерталец пристально смотрит на него. Тот прислонился к краю деревянной платформы, на которой был установлен тронный стул. Потом он наклонился вперед — мускулы на его груди натянулись, как якорные канаты.

— Незнакомец, — произнес, нет, почти прошипел он, — пойми правильно: это место — огороженная территория. Здесь никогда не было много людей. Мир сойдет с ума, если узнает, что существует город на Луне, где возможно жить вечно. Теперь ты понимаешь, почему мы должны отключить эту машину и отрезать себя от внешнего мира? У нас тут есть нечто такое, ради обладания чем люди пойдут на совершение убийства. Погоди! — голос неандертальца едва не оглушил Пендрейка. — Я должен показать тебе, что случилось с теми, у кого появляются мысли другого рода. Идем.

И Пендрейк двинулся за Большим Олухом. Тот побежал по улице, направляясь за город, и Пендрейк, торопящийся вприпрыжку вслед за ним, увидел через несколько секунд, что их целью является какая-то скала.

Большой Олух достиг ее первым. Он показал вниз.

— Посмотри, — хрипло прокричал он.

Пендрейк осторожно приблизился к краю бездны и посмотрел вниз. Гладкая отвесная стена опускалась вниз на расстояние в несколько сот футов. У подножия скалы росли кустарник, трава и…

У Пендрейка перехватило дыхание. Закружилась голова. Он покачнулся, потом с трудом смог взять себя в руки. И, содрогаясь, снова посмотрел вниз.

В котловане сидела на задних лапах желто-зелено-голубо-красная бестия. Размером с лошадь. Выпирающие из челюстей отвратительные длинные клыки подтвердили мгновенное определение Пендрейка.

Дьявольской бестией оказался саблезубый тигр.

Постепенно дыхание Пендрейка успокоилось, колотящееся в груди сердце забилось ровно и ритмично. Потом пришло огромное удивление: сколько же эпох назад должна была быть установлена эта машина на тропе на Земле, если переправила сюда вымершее доисторическое чудище. И как же давно умерли те, кто построил эту машину и поселение!

Появилась еще одна мысль, невероятно странная и тревожная, больше похожая на страх, содрогание плоти, чем на идею-концепцию. Унаследованная от далеких первобытных предков память издала крик ужаса и неверия, словно каждая его клеточка вопила: «О Господи, а мне казалось, что этот кошмар давным-давно позабыт!..» — Его клетки вспомнили древнего врага и сжались в инстинктивной панике.

Пендрейк облизнул пересохшие губы и сделал в этот раз осознанный вывод: «Конечно, с опасностью со стороны диких животных не покончено. Человек все еще ведет сражение за победу не только над животным миром и хаотическим противодействием природы, но и глубоко укоренившимися в собственном сознании звериными побуждениями».

Мысли прекратились. Сузив глаза, Пендрейк уставился на Большого Олуха. Человекообезьяна присела на корточки у края бездны в дюжине футов от него и внимательно наблюдала за ним. Пендрейк тихо заметил:

— Его кормят. Его, наверное, специально оставили в живых.

Твердый взгляд серо-голубых глаз встретился со взглядом Пендрейка.

— Сначала, — начал Большой Олух, — я сохранял ему жизнь, чтобы у меня была хоть какая-то компания. Я садился здесь, на утесе, и орал на него. Потом, когда здесь появились голубые люди вместе со стадом бизонов, у меня возникла мысль, что эта тварь, может, мне еще и сгодится. Теперь она привыкла ко мне. — Неандерталец с жесткостью закончил: — Ее желудок переварил уже множество людей, и не думаю, что это окончательное число. Не окажись в этом списке, Пендрейк.

Тот твердым голосом, растягивая слова, произнес:

— Наминаю понимать, что к чему. Ты уделяешь мне столько внимания — и ты говорил что-то насчет отключения машины… а ведь я единственный человек, оказавшийся здесь, кто разбирается в технике. Я правильно понял тебя, Большой Олух?

Тот поднялся, вслед за ним и Пендрейк. Они отошли от края скалы, глядя друг на друга. Первым заговорил Большой Олух:

— Нет, ты не первый, но среди местной публики сейчас ты действительно единственный. — Потом он продолжил: — Пендрейк, я предлагаю тебе половину своей власти. Мы с тобой будем здесь главарями, первыми будем выбирать женщин и лучшие вещи. Тебе ведь известно, что мы не можем покинуть это место. Это просто невозможно. Мы будем жить здесь вечно и, возможно, если все же тебе удастся запустить остальные машины, что находятся здесь, то мы сможем отправиться туда, куда захотим, и получить все, что захотим.

— Большой Олух, слышал ли ты когда-нибудь о выборах? — спросил Пендрейк.

— Э-э!.. — поросячьи глазки подозрительно уставились на него.

— Что это такое?

Пендрейк объяснил, и волосатое существо удивленно посмотрело на него.

— Ты имеешь в виду, — взорвался неандерталец, — что, если этим тупоголовым не понравится то, как я управляю здесь делами, то они могут вышвырнуть меня?