«Супер Лучшие Друзья» поднимают важные вопросы о религиозном разнообразии и о том, какое религиозная вера имеет отношение к свидетельствам. И в то время как терпимость и осторожное отношение к религиозным заявлениям кажутся хорошо защищенными, понятие, что во всех религиях есть истина или сверхъестественная истина подозрительно бледнеет по сравнению со стандартным эмпирическим доказательством. Это конечно — одно представление ситуации, но ставить определенные верования выше, чем другие — не только допустимо, но и, во многих случаях, действительно неизбежно. Факт, что мы ограничены в нашем естественном, эмпирическом познании относительно религиозных заявлений, может означать, что у правосудия в таких заявлениях также есть ограничения. Но некоторые нормы юстиции остаются неизменными, также как и право людей верить, на свой страх и риск, любой гипотезе, именно такие нормы и наполняют смыслом человеческое существование. Остерегаться Блэйнтологов в нашем мире — правильно, но мы должны также быть осторожными относительно попрания допустимых образов жизни, которые могут определять нас, как людей, которыми мы являемся.

В эпизоде «Кенни умирает» Картман произносит страстную и сентиментальную речь перед Палатой представителей, когда приводит доводы в пользу легализации исследования стволовых клеток, чтобы спасти умирающего друга, Кенни. Неспособный привлечь внимание законодателей, Картман начинает петь «Heat Of the Moment». Это перерастает в пение хором с аплодированием ритма аудиторией, поскольку, что удивительно, каждый член Конгресса знает эту скорее ритмичную, чем сложную песню. Общий музыкальный опыт заставляет законодателей уступить, несмотря на то, что любовная лирика не имеет никакого отношения к проблеме. Из этого примера кажется, что у музыки — большая ценность, чем у лирики, согласно эстетике Южного Парка. Это не должно удивить нас, так как эффектная музыка не обязательно нуждается в словах. Подумайте о «Пятой Симфонии» Бетховена, выжимающей слезу, или повторяющемся мощном аккорде из «Дым над водой» Deep Purple.

У музыки есть замечательная способность влиять на мысли и эмоции людей, и эта тема обсуждается с самого начала Западной философии. Философы, правители и родители знали это и пробовали — часто всуе — управлять и подвергать цензуре музыку. Люди критиковали структуру музыки, как будто у музыки есть содержание, которое можно легко ухватить. Следующее мнение от Секста Эмпирика (приблизительно 3 век н. э.) против музыки рассказывает о силе музыки в поэтических словах: «Пифагор (582–507 до н. э.), когда наблюдал, как парни, которые переполнены Вакхическим безумством от алкоголя, не отличались нисколько от сумасшедших, увещевал тех, кто присоединялся к пирушке, играя для них милосский спондей на своем авлосе. Когда он играл, они внезапно менялись и были трезвы, будто совсем не пили». Греческий термин милос (значение «песни»), в комбинации со «спондей», обозначает торжественную часть во власти длинных нот. Авлос — древний музыкальный инструмент, сделанный из пары тростинок, часто изображался, как орудие Диониса. Его можно считать электрогитарой древней Греции. Это было спорный инструмент, и некоторые ученые мужи, включая Платона (приблизительно 427–347 до н. э.), утверждали, что его следует запретить.

В своей «Республике», Платон повторяет урок из этой истории Пифагора, описывая каждую из семи Гармоний — термин, несколько соответствующий сегодняшним «гамма» или тональность, и хотя греческие гаммы отличались от современных — они вполне подходили для исполнения музыки. Ионическая и Лидийская тональности были «совершенно неподходящими», поскольку они «смягчены» и «слишком нежные или пьяные». Таких гамм нужно было избежать, даже «изгонять», согласно Платону. Приемлемые Гармонии — Дорическая и Фригийская, обе — полезны во время военных действий в защиту республики. Платон указывает, что одно только изменение подачи полностью изменяет впечатление от песни. Немецкий музыковед Ганс Иоахим Мозер предположил, что сегодня этот вид изменения был бы эквивалентен изменению танго с минора на мажор, с целью деэротизирования его.

Хотя подлинность истории Пифагора — в лучшем случае сомнительна (все-таки, Секст Эмпирик жил спустя несколько сотен лет после Пифагора), цель суждения Эмпирика, состоит в том, чтобы ослабить влияние музыки и поспорить со Стоической традицией философии. Характеристика гамм Платона обсуждалась даже в то время, и его мнение не предоставляет нам больше деталей об их характеристиках или музыкальном окружении, только хорошо документированное скалярное содержание. Но оба ученых подчеркивают пункт, который изменяет музыку и может изменить весь ее эффект на слушателя. И для Платона, и для Пифагора, это были математические свойства музыки, отношения между различными высотами и тонами с движением планет, которое оказывает влияние на душу. Это происходит более или менее автоматически: Аристоксенус (приблизительно 3 век до н. э.) возражает, что: «если человек записывает Фригийскую гамму, это не доказывает, что он должен знать сущность Фригийской гаммы», что значения воздействия музыки во взглядах Пифагора или Платона — преувеличено и что прямое влияние музыки, скорее подсознательно.

Несмотря на их недостатки, эти мнения — превосходные примеры идей, которые занимали греческих мыслителей, изучавших воздействие музыки (часто упоминаемое как идеал), ее математические свойства относительно вселенной и то, как эти два аспекта взаимодействуют друг с другом. Истории удивительны в своей простоте: силы музыки делают ее ключевой частью общества.

Моя любимая музыка? Все время разная. Я — несгибаем, я — приверженец старой школы, я буду сидеть и смотреть, даже если они сделают из Оклахомы Нью-Йоркский мюзикл, и я буду первым там.

Трэй Паркер

Музыка имеет огромное значение для Трэя Паркера и Мэтта Стоуна. Паркер учился в музыкальном Колледже Беркли в Бостоне, прежде чем перешел в университет Колорадо, а Стоун — также опытный музыкант. Многие из песен в шоу были записаны Паркером («Канада виновата» из Южный Парк: Большой, длинный и необрезанный, например). Диегетическая (или исходная музыка — музыка, у которой есть источник звука в рассказе) и недиегетическая музыка (музыкальный фон, который не воспринимается актерами на экране) играют важную роль в шоу.

Недиегетическая музыка часто используется, чтобы добавить настроение. Например: а) непринужденное сопровождение гипериронической морали в конце многих эпизодов: «Вы знаете, я многое понял сегодня»; или б) намеки на существующую музыку, такие как ритмичный пульс из «Челюстей», сопровождающий человека, ловящего рыбу на озере прежде, чем его собьет старик на автомобиле в эпизоде «Серый Рассвет», или использование Адажио Барбера в эпизоде «На стероидах вниз».

Как и недиегетическая, диегетическая музыка также служит источником культурного посыла. Диапазон музыкальных намеков шоу поистине удивителен, оно включает ссылки на мюзикл «Оклахома!» в Южный Парк: Большой, Длинный и Необрезанный, появление рок-групп и музыкантов (Korn, Ронни Джеймс Дайо, Radiohead, Rancid, Оззи Осборн, Meat Loaf, Blink 182, Metallica, Бритни Спирс, Мисси Эллиот, Аланис Морисетт и Лорды Подземелий, хотя некоторые из них никогда и не выступали), намеки на итальянскую оперу девятнадцатого века (квинтет песни про Дрейдл из Рождественской Классики мр. Хэнки) и музыкальный жанр, вообще, поскольку персонажи часто взрываются песней во многих эпизодах сериала. Песня Джозефа Смита из эпизода «Все о мормонах», эротические музыкальные истории Шефа и Канадская песня, отсылающая к Волшебнику страны Оз (эпизод «Рождество в Канаде») — вот лишь несколько примеров. Есть даже музыка в виде мюзиклов, как в фильме Команда Америка: Мировая Полиция (хотя в целом — это едва ли мюзикл, за исключением песни Ким Джонга «Я так одинок») или в «Пламенных жопах» Терренса и Филиппа.