Замысел боя у него сложился молниеносно, и он додумывал детали, вполуха слушая взводного. Догадлив, догадлив этот расторопный парень! С таким не пропадешь… Если роты просочатся по оврагу, западным не помогут ни минные поля, ни вкопанные танки и орудия. Не придет им на помощь и противотанковый резерв, так как по нему перед артналетом будет нанесен ядерный удар.

Но роты ведь не проскочат по оврагу бесшумно! Что делать, чтобы замаскировать гул моторов? Воспользоваться артподготовкой — мало. Надо, чтобы приданное батальону подразделение завязало с противником дуэль. Западные вынуждены будут открыть огонь, и сами себя оглушат. Тем временем роты и обойдут высоту. Только бы проскочить по оврагу!..

— Вот что, Русинов: с заходом солнца отправляйтесь еще раз в разведку. Ваш взвод выступает первым. Удастся пройти — можете смело ставить каждому танкисту по пятерке за тактические учения.

— Есть!

В июльские вечера смеркается поздно. Вот уже и сутки, считай, на исходе, затянуло невидью окрестные поля, а край неба еще румянится от закатного света. Кажется, этому не будет конца. Наступления ждали не только танкисты, не только затаившиеся на длинном взгорье мотострелки, но и сам руководитель учений. Он сидел на брезентовом стуле у раскладного стола в штабной палатке, что приютилась на склоне высоты. Полатку освещала подвешенная у центральной стойки лампочка. В приоткрытый полог лилась прохлада росистого, вечера. Рядом с командиром полка шуршал газетами майор Чугуев. Темноусое лицо под козырьком фуражки было увлеченно-любопытствующим. Время от времени он сообщал какую-либо новость, и опять погружался в чтение.

Правее, за отдельным столиком расположился со своим хозяйством начальник штаба полка Лавренко. Сосредоточенный, отрешенный, в очках, обложившись бумагами и уставами, то и дело поглядывая на развернутую перед ним карту местности, он составлял очередную тактическую разработку для танкистов.

А полковник Одинцов ничем не занимался. Он только что отужинал и теперь под папиросный дым неторопливо размышлял, как обычно делал на досуге. Раздумий было не на одну папиросу. Опять перемолвился с командиром о том же самом — о переходе на новую должность. Генерал предложил принять дела у начальника штаба, который ложится в госпиталь на сложную операцию. Георгий Петрович отвечал, что подумает, хотя, честно говоря, у него не лежит душа к штабной работе. С его непоседливостью и привычкой к разъездам не выдержать кабинетной скуки и двух недель. Брали бы вон Лавренко, — дельный, образованный штабист. А я, наверное, подожду давать согласие. Неправда, найдут сапоги и по моей ноге. Вот проведу батальонные учения, тогда видно будет…

В эти дни он принимал у комбатов как бы экзамен на командирскую зрелость. Хотел твердо знать, чему они научились. И то, что вчера майор Станиславский «капитально намолотил», крепко опечалило полковника. Он хотел бы видеть своих питомцев находчивыми, дальновидными военачальниками. Потому и создал на учениях сложную обстановку, не жалел себя и не делал никому скидок.

Причина одна: как говорят военные, забота о боеготовности. Ведь сколько помнит себя человечество, были нападения, войны, походы. Они и сегодня не исключены. Но теперь иные времена, и война может обернуться для землян неслыханными бедами. Что станется в мире, если дать волю ужасной стихии, если вскинется ядерный зонт в голубое нежное небо, и магменно-раскаленный смерч, все сжигая, одичало коверкая, придет гулять по суше и по воде?..

Нет, допускать этого нельзя ни в коем случае! Сегодня об этом обязан помнить каждый, кто берет в руки оружие. А особенно — командир, с которого спрос в десять раз выше. И потому он должен иметь высокую военную подготовку.

Неужели Загоров не найдет верного решения? Если и он сделает промах, то худо дело. Значит, не сумел ты подготовить себе достойную замену… Кстати, пора бы ему прибыть: осталось пять минут до назначенного срока.

Неподалеку фыркнул мотор, послышался голос часового. Полог палатки качнулся раздвигаясь, и высокая фигура Загорова выросла из темноты.

— Разрешите? — энергично спросил майор. За ним показался и Корольков. У обоих на лицах было написано волнение.

— Входите, входите! — проговорил полковник, вставая. — Ждем вас.

Он разостлал на столе карту, отклонился, давая понять, что готов выслушать пришедших. Едва Загоров сказал, что намерен по оврагу обойти высоту со всеми ее огневыми средствами, не ввязываться в лобовую атаку, как у Одинцова непроизвольно дрогнуло лицо. Он щурил глаза, чтобы не выдать того, что они улыбаются.

И как бы сразу ослабло возникшее напряжение. Верно, верно разгадал удалец тактический замысел! У него даже оригинальнее, чем у командира полка: совсем не наступать с фронта. А ведь и в самом деле, не нужно этого! Достаточно маневра да огневой дуэли… Порадовал, порадовал, комбат!

Одинцов погасил улыбку в глазах, лицо его вновь стало непроницаемым. И едва майор умолк, сухо спросил:

— Значит, атаковать с фронта не считаете нужным?

— В этом нет надобности, товарищ полковник.

— Кто в разведку ходил?

— Лейтенант Русинов.

— Уверен, что сведения не ложные?

— Вполне… С наступлением темноты они будут уточнены. Примем все меры, чтобы сделать овраг проходимым.

Закончив доклад, Загоров почувствовал вдруг, что именно такого решения ждал от него командир полка, что именно таким путем можно добиться победы в предстоящем учебном бою. Густая бровь полковника задумчиво поднялась.

— А если противник услышит и срочно примет меры? Не боитесь оказаться в ловушке?.. Тут ведь можно все потерять.

Комбат не сомневался больше. В голосе зазвучали уверенность и энергичность, которые всегда отличали его.

— Приданная нам пехота выдвигается с началом артподготовки, занимает склоны оврага и сковывает маневр противника. К тому же западные не смогут быстро перекинуть противотанковые средства — они вкопались в землю и лишены маневра. А мы поторопимся. Так что риск почти исключается.

Одинцов еще помедлил, отклоняясь от стола с картой, и вдруг строгое лицо его тронула улыбка.

— Утверждаю твое решение, комбат. Иди и проводи его в жизнь.

— Есть! — Загоров и Корольков, повеселевшие, сделали налево кругом.

Когда шаги затихли, полковник повернулся к своим заместителям — их лица осветились ответными улыбками, — размашисто возвестил:

— Вот и нет больше секрета высоты «Длинная!»

— Да-а, задали вы хлопот комбатам! — усмехнулся Лавренко. — Я уже думал, что ни один из них так и не дошурупает, как взять высоту.

— Не будем обижать людей неверием в них. Но подстегивать их смекалку надо. На то нас и поставили.

Чтобы как-то унять волнение, которое сообщилось ему от удачливого комбата, полковник прошелся по тесному палаточному пространству, со значением сказал своему заместителю по политчасти:

— Вот так, Василий Нилович, рождаются командиры! Чугуев до сегодняшнего вечера не был посвящен в замысел учения, но и он понял, какую сложную задачу поставил перед комбатами Одинцов. Вчера пробовал вступиться за Станиславского, — уж больно несчастный вид имел незадачливый оптимист, когда полковник объявил ему плохую оценку, не обратив даже внимания на участливые слова, произнесенные Чугуевым: «Бывают же просчеты…».

Одинцов так строго посмотрел на него, что замполиту пришлось умолкнуть.

Василий Нилович вдруг понял, что командиру полка хочется продолжить вчерашний разговор, и Сказал о Загорове:

— Этот, как видно, нигде не растеряется.

— Так и должно быть. Мы к боям готовимся, а там некогда будет учиться. И там не двойку будут ставить, а убивать. — Одинцов достал папиросу, прикурил, щурясь. — Знаете, что мне нравится в Загорове?.. Умение точно мыслить. И в разведку пошлет, кого надо, и выводы сделает. Это врожденный мастер боя. Корольков ему не помощник — так, за технического оформителя… Только не думайте, что Загорову легко далось решение. Видели, как он робел перед докладом? Труден хлеб командирский. Чтобы его честно есть, надо светлую голову иметь.