— Гильотина или расстрел? — спросили его.

— Конечно же расстрел. Гильотина же не работает.

Польск.

264

Император Павел I, подходя к Иорданскому подъезду Зимнего дворца после крещенского парада, заметил белый снег на треугольной шляпе поручика.

— У вас белый плюмаж! — сказал государь.

А белый плюмаж составлял тогда отличие бригадиров, чин которых в армии, по табели о рангах, соответствовал статским советникам.

— По милости Божьей, Ваше Величество! — ответил находчивый поручик.

— Я никогда против Бога не иду! Поздравляю с бригадиром! — сказал император и пошел во дворец.

Рус.

265

Рассуждая о позорной деятельности правителя, Никола де Шамфор говорил своему другу:

— Чтобы управлять людьми, нужна голова: для игры в шахматы мало одного добросердечия. Франц.

266

Одному французу позволили осмотреть кабинет испанского короля. Увидев кресло и письменный стол монарха, путешественник воскликнул: «Так вот где работает этот великий государь!» «Что? Работает?! — возмутился его провожатый, — Да как вы смеете утверждать, будто столь великий король работает? Вы что же, явились сюда насмехаться над его величеством?». Произошла ссора, и французу пришлось немало попотеть, прежде чем он втолковал испанцу, что не имел намерения оскорбить достоинство его государя.

Исп.

267

Дидро[59], обнаружив, что человек, в котором он принял участие, нечист на руку и обкрадывает даже его, посоветовал тому убраться из Франции. Плут внял совету, и Дидро лет десять ничего о нем не знал. Однажды он услышал неистовый звонок. Дидро сам открыл дверь, узнал старого знакомого и удивленно спросил: «Как! Это вы?». — «Честное слово, не за что было», — ответил тот, сразу догадавшись, что Дидро недоумевает, как это его еще не повесили.^{30}

Франц.

268

Послушав выступления претендующих на избрание в парламент, Уильям Блейк[60] сделал вывод:

— Лишь тупицы копируют один другого.

Англ.

269

Когда Людовик XIV скончался, один придворный заметил: «Уж если сам король мог умереть, на свете нет ничего невозможного».

Франц.

270

Когда Наполеон Бонапарт увидел самодовольное выражение на лице генерала, который потерпел поражение во вчерашнем бою, а нынче красовался за столом в окружении подчиненных ему полковников, он произнес:

— У глупца есть одно преимущество перед умным: он всегда доволен собой.

Франц.

271

В последние годы общественное мнение все сильнее влияет на государственные дела, назначение сановников, выбор министров. Вот почему М., желая посодействовать карьере одного своего знакомого, сказал г-ну де Л.: «Будьте добры, устройте ему немного общественного мнения».

Франц.

272

Джон Биллингс[61], один из крупнейших юмористов Новой Англии, оставил классическое описание типичного американца:

«Настоящие янки имеют характер смешливый и просто кипят от предприимчивости и любопытства. Телосложением они худы, наподобие гончих псов, терпеливы в своей коварной хитрости; всегда настороженны; вывести из себя их трудно; драк они избегают, но в безвыходном положении полны решительности. Язык их смазан вожделением удовольствий, а их елейно-вкрадчивые речи скрывают стремление к наживе…

В живом янки нет ни капли смирения; его любовь к изобретательству взращивает любовь к переменам. Он смотрит на мраморную пирамиду, прикидывает ее высоту, подсчитывает, сколько на нее пошло камня, и продает этот величественный памятник в Бостоне с немалой для себя прибылью».

Амер.

273

Первый приз на фермерском празднике получил рассказ Линкольна[62] про воздухоплавателя, который поднялся на воздушном шаре над Новым Орлеаном, а потом опустился на парашюте посреди хлопкового поля. Негры, собиравшие хлопок, увидели человека в голубых шелковых одеждах, расшитых серебром, и в золотых туфлях, спустившегося к ним прямо с неба, и бросились от него врассыпную. Остался лишь один старый негр, страдавший от ревматизма, который не мог убежать. Он подождал, пока парашютист благополучно приземлился, потом подошел к небесному пришельцу и пробормотал, запинаясь:

— Добро пожаловать, масса Иисус! Как поживает ваш батюшка?

Амер.

274

Петербургский комендант Кутлубицкий, весьма добрый человек, жалея о числе сидящих под арестом за фронтовые ошибки офицеров, предстал перед государем с длинным свертком бумаги в руках.

— Что это? — спросил император.

— Планец, Ваше Императорское Величество! Нужно сделать пристройку к кордегардии[63].

— Зачем?

— Так тесно, государь, что офицерам ни сесть, ни лечь нельзя.

— Пустяки, — сказал император, — ведь они посажены не за государственное преступление. Ныне выпустить одну половину, а завтра другую — и всем место будет, строить не нужно и впредь повелеваю так поступать.

Рус.

275

— Я, Соколиный Клюв, пришел к тебе, о великий конгрессмен, от имени моих братьев-индейцев. Мое племя просит вернуть ему землю за Большой рекой.

— Я против! Это большое угодье, а средний индеец не умеет обращаться с имуществом.

— Неужели, о достопочтенный конгрессмен, ты и впрямь думаешь, что я, Соколиный Клюв, не смог бы хозяйствовать на клочке земли?

— Наверное, ты, Соколиный Клюв, не прошел к нам в конгресс, потому что ты — умнейший.

— Ты ошибаешься, о конгрессмен! Мы, индейцы, давно научились от наших белых братьев не посылать в конгресс людей умнейших.

Амер.

276

Кто-то заметил Талейрану[64], что можно говорить о палате депутатов как угодно, но члены ее имеют все-таки совесть. «Без всякого сомнения, — отвечал Талейран, — между ними есть люди, прямо-таки переполненные совестью. Например, г-н К. имеет их целых две!»

Франц.

277

Получив сообщение, что несколько генералов и обоз попали в плен к южанам, Линкольн воскликнул:

— Какая потеря! Ведь каждый мул стоит двести долларов!

Амер.

278

Во время суворовского похода в Италию император Павел в присутствии фрейлины княжны Лопухиной[65], пользовавшейся особым его расположением, начал читать вслух реляцию, только что полученную с театра войны. В реляции упоминалось, между прочим, что генерал князь Павел Гаврилович Гагарин[66] ранен, хотя и легко. При этих словах император замечает, что княжна Лопухина побледнела и совершенно изменилась в лице. Он на это не сказал ни слова, но в тот же день послал Суворову повеление, чтобы князь Гагарин, несмотря на рану, был немедленно отправлен курьером в Петербург. Гагарин является. Государь принимает его милостиво в кабинете, приказывает освободиться от шляпы, сажает и подробно расспрашивает о военных действиях. Во время разговора незаметно входит камердинер государя, берет шляпу Гагарина и кладет вместо нее другую. По окончании аудиенции Гагарин идет за своей шляпой и на прежнем месте находит генерал-адъютантскую шляпу. Разумеется, он ее не берет, а продолжает искать свою.

— Что вы там, сударь, ищете? — спрашивает государь.

— Шляпу мою, Ваше Величество.

— Да вот ваша шляпа, — говорит он, указывая на ту, которой, по его приказанию, была заменена прежняя.

Таким замысловатым образом князь Гагарин был пожалован генерал-адъютантом и вскоре затем был обвенчан с княжной Лопухиной.

Рус.

279

Один моряк, приплывший в Египет, сказал крестьянину, работавшему в поле: