Рус.
231
Король ткнул пальцем в то место на карте, где, по его мнению, королевские войска должны были немедленно переправиться через реку.
— Но, Ваше Величество, — осмелился заметить один генерал, — ваш палец еще не мост.
Франц.
232
Как-то, встретившись с Ломоносовым[51], один из придворных сановников въедливо спросил:
— Скажите, уважаемый, почему вас принимают в царском дворце? У вас, наверное, были знатные предки?
— Для меня предки не обязательны, ваше сиятельство. Я сам — знатный предок.
Рус.
233
К Сковороде[52] обратились монахи Киево-Печерской лавры, которые хорошо знали его как ученого, с предложением:
— Хватит бродить по свету! Настал час причалить к гавани:
нам известны твои таланты; святая Лавра примет тебя, как мать чадо свое, ты будешь столпом церкви и украшением обители.
— Ой, преподобные, — возмутился Сковорода, — столпотворение увеличивать собою не желаю, хватит и вас, столпов неотесаных, в храме Божьем.
Укр.
234
Один французский маршал, получивший свои регалии за службу при дворе короля, а не на поле брани, однажды в оперном театре бесцеремонно занял ложу, принадлежащую известному аббату. Аббат обратился с жалобой в суд, на заседании которого заявил:
— Я прибыл сюда не для того, чтобы жаловаться на адмирала Сафрейна, который захватил большое количество кораблей в Ост-Индии; я прибыл сюда не для того, чтобы жаловаться на графа де Граса, покрывшего себя славой в походах на Запад; я прибыл сюда не для того, чтобы жаловаться на князя де Кребильона, взявшего Мальорку. Я прибыл сюда, чтобы пожаловаться на маршала Б., который за всю свою военную карьеру захватил только мою ложу в опере.
Франц.
235
Как-то раз за обедом у императрицы зашел разговор о ябедниках. Екатерина[53] предложила тост за честных людей. Все подняли бокалы, лишь один Разумовский[54] не дотронулся до своего. Государыня, заметив это, спросила его, почему он не доброжелательствует честным людям?
— Боюсь, мор будет, — отвечал Разумовский.
Рус., укр.
236
— Мог ли Вольтер дожить до великой французской революции?
— Дожить — да, пережить — нет.
Франц, рус.
237
На одном из собраний Екатерина за что-то рассердилась на Нарышкина[55] и сделала ему выговор — «намылила голову». Он сразу же скрылся. Через некоторое время императрица велела дежурному камергеру отыскать Нарышкина. Тот донес, что Нарышкин находится на хорах и категорически отказывается прийти. Императрица снова посылает, чтобы он немедленно исполнил ее волю.
— Скажите государыне, — отвечал Нарышкин посланнику, — что я никак не могу показаться в ее обществе с «намыленной головой».
Рус.
«МЫ ОТ НИХ, А ОНИ ЗА НАМИ»
238
— Как вы относитесь к Богу? — спросили однажды Вольтера.
— Мы здороваемся, но не разговариваем.
Франц.
239
Этот документ является счетом, найденным в кладовой монастыря под Петербургом. Один маляр-художник был приглашен в церковь для реставрационных работ. После выполнения заказа настоятель предложил ему составить счет. Мастер, не будучи тонким знатоком русского языка и бухгалтерии, написал:
1. Увеличил облака и прибавил звезды — 2 руб.
2. Раскрасил небеса — 7 руб.
3. Промыл мудрую деву и покрыл ее два раза — 21 руб.
4. Деве Марии сделал нового ребенка — 11 руб.
5. Восстановил Божьей Матери вытертые места — 4 руб.
6. Поправил Адаму и Еве одежду после искушения — 15 руб.
7. Покрыл три раза Марию Магдалину матом, чтобы не блестела — 42 руб.
8. Покрыл и великомученицу у входа — 18 руб.
9. Поправил Ангела Хранителя и вставил перо святому духу — 3 руб.
10. Покрасил зад Мадонне — 3 руб.
11. Удлинил конец Архангелу Гавриилу — 11 руб.
12. Разделал линии и поставил крест над всеми святыми —
3 руб.
Подписал мастер Пророков».
На счете резолюция: «Оплатить этому богохульнику 140 руб., пока он не испортил всех святых».
Рус.
240
Парламентарий, увидав своего коллегу поэта, который, отрекшись от муз, погряз в интригах словесных баталий, чеканя слова процитировал Карла IX Валуа[56]:
— Лошади и поэты должны быть сытыми, но не жиреть!
Франц.
241
Однажды император, стоя у окна, увидел какого-то человека, идущего мимо Зимнего дворца, и сказал, безо всякого умысла или приказания: «Вот, идет мимо царского дома и шапки не ломает». Лишь только узнали об этом замечании государя, последовало приказание: всем едущим и идущим мимо дворца снимать шапки. Пока государь жил в Зимнем дворце, должно было снимать шляпу при выходе на Адмиралтейскую площадь с Вознесенской и Гороховой улиц. Ни мороз, ни дождь не освобождали от этого. Кучера, правя лошадьми, обыкновенно брали шляпу или шапку в зубы. Переехав в Михайловский замок, т. е. незадолго до своей кончины, Павел заметил, что все идущие мимо дворца снимают головной убор, и спросил о причине такой учтивости. «По высочайшему Вашего Величества повелению», — отвечали ему. «Никогда я этого не приказывал!» — вскричал он с гневом и приказал отменить новый обычай. Это было так же трудно, как и ввести его. Полицейские офицеры стояли на углах улиц, ведущих к Михайловскому замку, и убедительно просили прохожих не снимать шляп, а простой народ били за это выражение верноподданнического почтения.
Рус.
242
Королю прусскому кто-то стал расхваливать Людовика XIV, однако Фридрих решительно отказался признать за ним достоинства и таланты.
— Но согласитесь, ваше величество, он отлично играл роль монарха.
— Я знал одного актера, который играл ее еще лучше, — сердито возразил король.{23}
Франц.
243
Словосочетания «дядя Сэм» и «Соединенные Штаты» в английском языке имеют одинаковые обозначения: «US» («Uncle Sam» и «United States»). Поэтому сокращение «US» и стали расшифровывать как «дядя Сэм». А все началось с того, что в американской армии был когда-то один всеми уважаемый за честность снабженец Сэму-эль Уилсон. Он все проверенные им ящики с продовольствием помечал буквами «US», предоставляя читать их как угодно: то ли «дядя Сэм», то ли «Соединенные Штаты».
Поистине, человек — это звучит гордо…
Амер.
244
М, который коллекционировал речи, произнесенные при вступлении во Французскую академию, говаривал мне:
«Когда я перелистываю их, мне так и кажется, будто передо мною обгорелые остовы ракет — остатки фейерверка, что устраивают в Иванову ночь».{24}
Франц.
245
Когда М попробовали вызвать на разговор о различных злоупотреблениях в общественной и частной жизни, он холодно отпарировал: «Я каждый день расширяю список предметов, о которых не говорю. Мудрее всех тот, у кого такой список особенно обширен».{25}
Франц.
246
После возвращения Карла II Милтону предложили вновь занять его былую и весьма доходную должность. Жена уговаривала его согласиться, но он ответил:
«Ты женщина и мечтаешь ездить в карете, а мне хочется остаться честным человеком».
Англ.
247
Во Французской академии собирали на что-то деньги. При подсчете не хватило не то шестифранкового экю, не то луидора, и одного из академиков, известного своей скупостью, заподозрили в том, что он уклонился от пожертвования. Тот стал уверять, что положил деньги, и сборщик сказал: «Я этого не видел, но верю этому». Конец пререканиям положил Фонтенель, заявив: «Я это видел, но не верю глазам своим».{26}
