Глядя на современное государство, на его властные институты, сегодня трудно не заметить их крайнюю слабость и скованность, прежде всего в вопросах защиты правды и справедливости, в противодействии антигосударственной, уголовной и экономической преступности. Сложилась такая правовая ситуация, при которой богатый и влиятельный преступник может легко уходить от любой ответственности, предусмотренной государством, были бы хорошие адвокаты и надлежащие связи в судах. Государство само способствует этому через многочисленных своих служащих, так или иначе включенных в коррупционную деятельность.

Неиспользование власти есть тягчайший грех государства перед законопослушными гражданами. Оно оборачивается прежде всего утяжелением для них государственного бремени, приучает слабых не рассчитывать на защиту сильного государства, а значит, наносит тяжелейший урон престижу власти как социального института. Но кроме этого, при демократическом принципе властвования есть большое количество ситуаций, когда невозможно (по действующему закону) использовать власть из-за ее скованности всевозможными узаконениями и юридическими идеологическими фетишами. Так, например, в случаях с разнообразнейшими «народными избранничествами» тех или иных деятелей местной администрации, неприкосновенностью депутатов и несменяемостью судей, которые в своей автономности от федеральной власти легко вырастают в тоталитарные и сепаратистские режимы внутри страны и в коррупционные картели депутатов и судей.

Общий кризис демократического мировоззрения и государствования подталкивает людей думающих к поиску политических альтернатив этой идеологической системе, столь легко мирящейся с отсутствием правды и социальной справедливости в возглавляемом им обществе. Демократия родила в XX столетии (да и не только в нем) слишком много государственных монстров и политических маньяков, чтобы доверять ей и дальше столь безальтернативно власть в государстве.

В этом поиске политической альтернативы никуда не уйти от христианского взгляда на власть, изложенного в Священном Писании и Священном Предании церкви. Прежде всего, власть, по слову Божию, должна стремиться поддерживать и ограждать от посягательств на него тот идеал христианской жизни, который формулируется Библией, — проведение человеческой жизни, тихой и безмятежной, во всяком благочестии и чистоте. «Итак, прежде всего прошу совершать молитвы, прошения, моления, благодарения за всех человеков, за царей и за всех начальствующих, дабы проводить нам жизнь тихую и безмятежную во всяком благочестии и чистоте» (1 Тим. II, 2).

Метафизика и государство. Довольно давно было замечено различными учеными, что метафизические воззрения напрямую связаны с государственными и вообще правовыми — от того или иного восприятия Бога и мира, как системы, зависят и теоретические рассуждения о государстве и обществе. Церковь для теологического миросозерцания имеет параллелью в социальных отношениях идею государства как тела социума, в него входящего. Так же как Бог имеет в этой системе миропонимания «параллель» в государе.

Государство как институт- упорно стремятся лишить связи с церковью, а в более широком смысле вообще с метафизическими представлениями о власти и низвести его до подчиненной роли. Отделение церкви от государства ударяет по обеим частям былого союза. Церковь остается без земной защиты. Государство остается один на один с политическими партиями, тайными союзами и религиозными сектами, каждая из которых постоянно работает на подрыв государственных устоев, в том числе и основанных на нравственных понятиях. Весь кругозор этих государствоборцев представляет собой более или менее узкий мирок — партийный или сектантский.

Наша современная государственность находится примерно в столь же неудовлетворительном состоянии, как и девяносто—сто лет назад. Государственный корабль крошится, разъеденный различными антигосударственными политическими кислотами. Нация находится в страхе перед своим будущим. «Наши сограждане, — писал в начале XX столетия Л.А. Тихомиров, —…совершенно растерялись. В ужасе они не знают, где искать спасения. Обычная жизнь человека в нормальное время со всех сторон окружена ясными рамками политических и социальных учреждений, охранена законом и властью.

Теперь же все кругом рассыпается. Вся страна вообще и все ее жители в частности не знают, что с ними будет завтра, не знают, что будет сегодня: не ограбят ли? не сожгут ли? Не застрелят ли или не взорвут ли?.. Вокруг него (обывателя. — М.С.) все перевернулось вверх дном, и жители, как слепые среди пропастей, не знают, куда ступить, где гибель, где торная дорога.

Как же им тут не обезуметь? А когда человека охватывает безумный страх перед жизнью, все его нравственные устои неизбежно расшатываются. Все соблазны низости, корысти, злобы, эгоизма усиливаются в десять и сотню раз, а спасительная нравственная сила сопротивления во столько же раз ослабляется в душе.

Как известно, главная опора духовной силы есть самообладание, а тут у всех является, напротив, полная растерянность»^{353}.

Подобная же растерянность царит и в нашем обществе. Политика демократических правителей повергла нацию в глубокий психологический и нравственный шок. Мир вокруг перестал быть узнаваемым, благоприятным для жизни; он стал ощутительно опасен, враждебен; борьба с себе подобными стала неотъемлемой его частью. Мы потеряли национальное самообладание и приобрели страх за свое будущее. Для тех, кто не смог уцепиться за «спасительный круг» веры, последнее десятилетие стало концом спокойной и нормальной жизни.

Л.А. Тихомиров считал, что христианская проповедь при подобном государственном хаосе способна заменить отсутствие правильного понимания социальных и государственных идеалов. Политическая наука у нас крайне молода и пока не может быть ведущей в области формирования положительных политических идеалов. Христианская же проповедь возрождает правильное отношение личности к обществу на основе христианской нравственности и, имея двухтысячелетнюю историю, может на исторических примерах раскрывать те базовые основы общественности, которые не исчезают, но подвергаются временным искажениям ради социальных экспериментов.

«Отрешившись от руководства, — утверждал Л.А. Тихомиров, — какое имели наши предки в христианстве, мы теперь не столько ведем строение, как мечемся среди противоречивых принципов, которыми доводим свое общество и государство до истинного разложения.

Если бы христианская проповедь твердо стала на свою почву, она, несомненно, снова помогла бы русскому народу выйти из этого мятущегося состояния. Но для этого нужно, чтобы христиане не боялись твердо противопоставить свою правду тем спутанным фантазиям, которые у нас выдаются за якобы научные системы общественного и политического строя»^{354}.

Не надо делать из церкви партию, сводя на уровень борющихся за земную власть, но для возрождения государственности в России необходимо дать политике духовную опору в христианском учении, внести ее философию как системообразующую в нашу политическую жизнь. Л.А. Тихомирову претило понятие «светского» государства, рожденного суемудрием французских освободителей XVIII столетия. «Свое представление о том, в чем состоит главная, высшая мировая сила, и свое стремление быть с ней в гармонии человек налагает на все области своего творчества, в том числе и на государственность.

Поэтому государству приходится заботливо беречь и поддерживать все то, в чем происходит самое зарождение нравственного чувства»^{355}.

Он гениален в своем упорном и последовательном протесте против сумасшествия антигосударственных сил XIX и XX века, решивших (с большей или меньшей степенью радикализации этого требования), что социальная жизнь возможна и без государства в традиционном его понимании. Говоря языком крупнейшего немецкого правоведа XX столетия Карла Шмитта (1888—1985) о Л.А. Тихомирове, можно сказать, что он был политическим теологом, метафизиком монархической государственности.