Стратегически для коммунистов важен и единственно нужен все же социализм, а никакая не великая Россия, и ни за что другое они бороться и не станут. Россия без социализма коммунистам не нужна. Все движения и люди, отдающие свои союзнические силы КПРФ, отдают их не на возрождение России, а на возрождение социализма. Эти люди дарят свою энергию на цель (социализм), к достижению которой они сами не стремятся. Они, добровольные союзники, наконец, должны понять, что им отводится роль тактических союзников, второсортных, с которыми можно поступать, как будет удобно партии. Это ношение из политического огня каштанов для другого — абсолютно бесцельный труд.
Спросите любого коммуниста, что для него важнее: его партия или Россия? И смысл его ответа можно будет сформулировать так: пусть рухнет все, в том числе и Россия, необходимая лишь как гумус для взращивания мировых революций, но пусть всегда будет партия. Партия — это все для настоящего коммуниста, и церковь, и Родина, и семья, и работа, и доходы, и идеи, и просто жизнь…
Они уверены: «Россия будет великой и социалистической! Идеи Октября — непобедимы!»{335}
Никто из них ничего не переосмыслил, и никто из них ничего не желает, кроме личной и партийкой власти. Власть — это самоцель для коммунистической партии. Так что далеко не всякая оппозиционность на пользу общему национальному делу, и не все равно, с кем идти на врага, чтобы потом не оглядываться все время назад — не всадит ли тебе нож в спину твой «союзник» по оппозиции.
О «неизбежности» революции в России. О неизбежности революции в России пишут еще со середины прошлого века как о факте, не подлежащем ни личному, ни общественному, ни мировому сомнению. Это самая сильная и устойчивая интеллигентско-социалистическая вера, которая имеет письменную и, к сожалению, не только письменную традицию. Могут посетовать на ошибки в руководстве, на «не совсем бескровный» способ проведения революции, обязательно попеняют на Саботаж, предательство соратников, труднейшую международную обстановку и т.д., но се «неизбежность» — это догмат для всех фракций и направлений демократической мысли, и уж, конечно, жизненно важно поддержание этой установки на «неизбежность» для самих коммунистов. И это понятно, они все время твердили и твердят, что революция спасла Россию от гибели.
А если ей не требовалось такое спасение? Если революция была не нужна и всего действительно социально-необходимого можно было добиться эволюционным путем, через взаимное единение парода и государей?
Тогда остается лишь пролитая зря кровь, миллионы загубленных судеб, уничтожение культурного слоя нации и партия, добившаяся политической и экономической власти в разгромленной ею же стране. Тогда остается одна уголовщина, чем, собственно, и была революционная деятельность до, во время и после свершения «великой бескровной».
Но для коммунистов вопрос о «неизбежности революции» вопрос политической жизни или смерти. И они, что естественно для партии, выбирают жизнь и продолжают свои политические заклинания: -«Социалистическая революция в России была для нее не праздным “экспериментом большевиков”, а в огромной мере вынужденным шагом, сделанным народом вопреки незрелости многих “предпосылок социализма”, единственным шансом на национально-государственное выживание в условиях экономического краха, территориального распада и социальной недееспособности правящего буржуазно-помещичьего блока. Именно поэтому Октябрьская революция была принята большинством народа»{336}.
Сколько нам твердили об этом, сколько об этом понаписано советскими и не совсем советскими писателями. Нас убеждали, что Россия проиграла Первую мировую войну и что только коммунисты спасли страну от развала и оккупации. Но вот цитата из гитлеровского «Майн кампф» о состоянии Германии 1916 года: «Победу России можно было оттянуть — но по всем человеческим предвидениям она была неотвратима»{337}.
Подобных цитат заинтересованных в ослаблении России людей можно привести немало, но они могут вразумить только идейно не зашоренных и думающих людей.
Перефразируя знаменитое высказывание Ивана Солоневича об интеллигенции, можно сказать так о коммунистах: «Не думаю, чтобы когда бы то ни было и где бы то ни было существовала такая страна, как Россия, которая держала бы своих коммунистов в такой золотой ватке, и были бы коммунисты, которые так гадили бы в эту ватку всеми возможными способами»…
Примерно то же самое, что происходит с «неизбежностью революции», происходит и с «гениальностью и исторической правотой Ленина». Все это незыблемо для коммунистов и до сего дня, несмотря на свою распрекрасно-девственную партийную историю. Вот что говорит товарищ Зюганов о Ленине: «Вся планета, все образованные люди прекрасно понимают, что Ленин — это один из величайших политиков и мыслителей современности. Он в свои пятьдесят четыре неполных года написал пятьдесят пять томов»{338}.
Количество томов, конечно, довольно редкое, хотя не рекордное в анналах политического словоблудия…
А если вспомнить другой знаменитый социалистический миф о России как «тюрьме народов»? Сравните историю Финляндии и историю Ирландии или историю индейцев Америки и снятия скальпов по пять долларов (детские шли по три доллара) с историей завоевания нами Сибири или Туркестана. Где получится «тюрьма народов» и скорее даже «кладбище народов» — в России или, быть может, все же в Англии и США? До каких пор мы будет жевать всякую политическо-идеологическую жвачку, которую нам подсовывают разные партийные прохвосты?
Есть у Солоневича одна цитата прямо о Зюганове и коммунистических идеологах, готовых пообещать все, что угодно, и оболгать всех и вся, как угодно, только бы достичь вожделенной власти. С царской властью, «с их памятью, — пишет он, — будут бороться все те, кто планирует строить свою власть. И все те, кто против монархии, — есть сторонники своей власти. Во имя своего призрака. Может быть — с нас всех всего этого уже хватит?»{339}
Все коммунистические идеологические штампы, с уже более чем столетней «бородой», заявляются с той же безапелляционностью, которая звучала в устах и писаниях коммунистических лидеров и до революции, и во время ег, и после ее совершения, и, как видите, звучат и после краха 1991 года. Это уже некая весьма весомая гарантия на будущее, что с коммунистами ни в идеологическом, ни просто в моральном плане и в будущем никаких кардинальных изменений не произойдет. Бессовестность — это секрет успеха на революционном поприще, чем ты более последовательно-бессовестный лгун, разбойник и убийца, тем тебе светит более долгая (в революцию жизнь революционера, как правило, коротка — если не контрреволюционные элементы тебе ее сократят, так уж свои товарищи исправят эту ошибку в дальнейшем путем партийных чисток) и удачная карьера в революции…
Партийная безапелляционность не терпит исключений, а потому все, кто не согласен с партийной линией, глупцы и враги: «Все, кто способствовал слому КПСС как структуры, с моей точки зрения, являются преступниками», — утверждает Зюганов{340}.
Итак, РСДРП, ВКП(б), КПСС, КПРФ всегда права, все у нее было правильно, сейчас правильно и будет всегда правильно в будущем, победа ее и ее коммунистических идей была, есть и будет неизбежна, — такова коммунистическая вера в ее символическом выражении. «У КПСС были огромные средства, — пишет Зюганов, — были идеи и лучшие в мире идеи гуманизма, братства, справедливости. Лучшего никто из вас не придумает, сколько бы вы ни жили. Этим идеям не 75 лет, им тысячи. Они заложены во всех религиозных трактатах и сегодня реализуются во многих государствах». И все это «правильно», потому что «истинно», или, наоборот, кому как больше нравится (здесь полный плюрализм мнений), «истинно», потому что «правильно». И нет и не будет никакого в том сомнения у настоящих коммунистов. Ну, а у прочих людей сомнений за сто пятьдесят лет существования коммунистических доктрин и чуть более семидесяти лет их реализации накопилось предостаточно для того, чтобы перестать живейшим образом откликаться на коммунистические призывы сесть в очередной, на этот раз уже в «полный» (как обещает Зюганов) коммунистический концлагерь.