Как и для Л.А. Тихомирова, так и для профессора В.Д. Каткова основными элементами государства были: народ и верховная власть, причем под народом он подразумевал только ту часть его, которая поддерживает историческую власть и подчиняется ей.

«Чем меньше, — писал он, — внутренней связи между составными частями населения, тем менее в состоянии они управлять сами собой, тем нужнее для них внешняя, отрешенная от них власть»^{109}.

В каждой науке есть свой главнейший раздел: так, в богословии это догматика, в философии — метафизика, в физике — теоретическая физика и т.д. В русском государственном праве — науке, по преимуществу должной заниматься политической идеологией, — таковым главнейшим разделом, безусловно, должен быть вопрос об исторической верховной власти — о самодержавии русских царей.

Политическая публицистика В.Д. Каткова была посвящена практически полностью защите главного идеологического пункта обороны империи — идее самодержавия.

«Гибель трона, — писал он, — влечет за собой и гибель народной самостоятельности… Только убив власть, можно убить свободу народа и умалить его права»^{110}.

Профессор В.Д. Катков был глубоко убежден, что надо бороться не за ограничение власти государя, а за всевозможное отстаивание на деле его — государя — свободы и всемогущества.

Только такая универсальная сила способна добиться улучшения положения малоимущей массы, так как при ограничении власти государя политическую силу в обществе начнут набирать наиболее эгоистические общественные слои, связанные с капиталом и свободными профессиями. Вообще, богатым и образованным зачастую свойственно считать себя в праве использовать и свое богатство, и свое образование не для общего национального блага, а лишь для самореализации. А при таком положении вещей давление на массу простого народа возрастет, в связи с чрезмерно свободной и не регламентируемо-сдерживаемой деятельностью первых двух общественных слоев в стремлении внутри своих корпоративных сообществ аккумулировать все экономические и интеллектуальные возможности всего общества.

Как писал один английский консервативный писатель, Оливер Голдсмит, для богатых более всего выгодна демократия, а для бедных — монархия, единственно способная реально сдерживать амбиции и эгоизмы богатых (экономически и интеллектуально) слоев общества.

Простому народу нужен правитель, стоящий выше партийных и вообще групповых интересов, выше политических увлечений времени, связанный всем своим существом, своими предками и своим потомством с исторической судьбой своего Отечества.

«Исторические особенности, — писал профессор В.Д. Катков, — нашей жизни, борющиеся интересы отдельных групп, племен и рас, се населяющих, поглотили бы собой интересы всей России, если бы разум творцов се не выработал из недр се особого института, обязанного хранить “душу нации” и служить ей объединяющим знаменем… Этот институт и есть императорская власть русских вождей»^{111}.

Опыт революции привел многих к мысли о необходимости в таких чрезвычайных и смертельно опасных для государства политических ситуациях вводить основанный на особом, чрезвычайном законодательстве институт диктатуры. Диктатуры как возможности верховной власти (государя) или назначаемого от нее специально лица или нескольких лиц вступать в урегулирование государственных дел со всей неограниченной полнотой верховной власти.

Профессор В.Д. Катков понимал всю глубину и остроту борьбы, ведшейся в начале XX столетия за целостность империи, свободу царской власти от навязываемых ей ограничений, самостоятельного существования русской нации. Видя огромные массы консервативного населения, которые всколыхнула и возмутила революционная волна насилия, профессор В.Д. Катков требовал со стороны власти организовать и направить эти силы в нужное для государства русло.

Они, контрреволюционные силы, писал он, пребывали в основном в бездействии, будучи готовы «с радостью ринуться на губителей и мучителей своей родины, как строй солдат, которому после “раз, два, три” не сказали последнего условного “пли”. Власть, которая бы поняла этот психологический момент и сделала призыв к этой бескорыстной и самоотверженной армии, избавила бы нашу родину от тяжелого кошмара революции с наименьшими жертвами. Как дым рассеются враги закона и порядка; как снег растают они в огне народного гнева. Формы этого призыва к содействию общества могут быть различны. История знает: проскрипцию (открытое лишение защиты закона), назначение диктатора явного или тайного, равно как и особого доверенного лица, тайного или явного, со специальными полномочиями для подавления смуты при содействии общества»^{112}.

Власть должна была «овладеть», но выражению профессора В.Д. Каткова, раздраженными смутой и привлечь их к борьбе с революционерами. Мощь революции требовала привлечения к борьбе с ней уже не только полиции и войск, но и консервативно-настроенных масс. Это привлечение народной массы было необходимо еще и для достижения победы в борьбе с крамолой с наименьшими жертвами и недопущения уже нового антиреволюционного хаоса; а для этого обществу должен быть дан вождь, диктатор, «атаман», которому бы контрреволюционные силы доверяли, как человеку несгибаемой воли и глубокой преданности трону.

К сожалению, в деле борьбы с усиливающейся революционной крамолой мысли профессора В.Д. Каткова и других имперских консерваторов не возымели решающего значения и не смогли повернуть с гибельного пути наше беспечное русское общество, которое по своему прекраснодушию не слушало своих лучших граждан и вскоре познакомилось с чекистскими подвалами и советскими лагерями.

Многое из задуманного профессор В.Д. Катков смог реализовать только в 1909 году, когда он перешел в консервативно-настроенный коллектив Императорского Новороссийского университета, где читал политическую экономию, статистику и финансовое право. В1910 году он, наконец, смог защитить магистерскую диссертацию[33], а в следующем году стать профессором.

Предреволюционные годы, проведенные в Императорском Новороссийском университете, были для него наиболее научно-плодотворными. После же Февральской революции 1917 года он незамедлительно в числе нескольких других правых профессоров был уволен Временным правительством из университета. Уехал ли он в эмиграцию (что маловероятно, так как в эмиграции о профессоре В.Д. Каткове ничего не известно)? Был ли расстрелян большевиками, что более реально для того времени (одесское ЧК было одно из самых кровавых коммунистических заведений)? Ничего определенного сказать о жизни профессора В.Д. Каткова после революции нельзя.

Нам остается хранить намять о нем как о славном сыне Отечества и утвердиться еще крепче в его и нашей политической вере, что «Россия или будет жить по-своему, или совсем не будет жить; но французской, немецкой или английской никто и никогда ее не сделает»^{113}.

Путь имперского юриста. Петр Евгеньевич Казанский (1866—1947). Наша юридическая наука из прочих наших научных традиций, пожалуй, одна из самых молодых. Профессор Петр Евгеньевич Казанский представлял четвертое или пятое поколение университетской правоведческой профессуры, и, как оказалось впоследствии, на поколении его учеников (таких, как Н.А. Захаров) русская юридическая традиция была пресечена революцией.

Итак, на развитие самобытной русской правовой школы история отвела нам всего сто—сто пятьдесят лет. Этого времени очень мало для того, чтобы у нас окрепло собственное правовое сознание, установилась своя философия права. И все же русская юридическая литература дает нам некоторое количество исследований, и до сего дня не утративших философско-правовой актуальности для изучающих институты власти и государства.