А потом мне показалось, что Маффи с нами в комнате, и я явственно слышу ее голос. Слова, которые я никогда не смогу забыть, эхом отдавались в моей голове: «Я думала, что жизнь кончена, раз я его потеряла, и думала только о потере, а не о том, что когда-то мы были счастливы вместе. А ведь только это имеет значение. Мы – это то, что у нас было, а не то, что мы потеряли».

Я разрыдалась. Оплакивая то, что у нее было, а не то, что она потеряла.

После смерти Маффи я заметила, что мое поведение изменилось и я по-другому смотрю на вещи. Я начала ценить людей, а не принимать их как данность и старалась быть в курсе их дел.

Джаннетт ушла от меня уже больше пяти лет, и я позволила нашей дружбе сойти на нет, поэтому решила теперь позвонить ей. Казалось, она удивилась, услышав мой голос, и осторожно обрадовалась. Оказалось, что она тоже выходит замуж.

– Вот уж не думала, что когда-нибудь это случится, – сказала она.

– И что же заставило тебя передумать?

– Просто я познакомилась с мужчиной, без которого не могу жить, – ответила она, и я улыбнулась. Иногда все так просто.

У нее вот-вот должен был выйти роман, тот самый, который она задумала в те дни, когда читала отрывки в моей квартирке на Бэй-Виллидж.

– Он так тяжело мне дался, – вздохнула Джаннетт. – Мой жених Тони предложил название «Джаннетт у психотерапевта». Придешь на встречу с читателями?

– Конечно, – заверила я, сначала подумав обо всем, что мне нужно сделать, но потом, поняв, что именно в такие моменты вы и готовите другим людям место в «тайниках своей души», впускаете в свою жизнь. – Я приду на встречу с читателями, а ты приходи на новоселье.

– Заметано, – улыбнулась Джаннетт.

Кроме этого я попыталась наверстать упущенное еще с одним человеком. Лео жил неподалеку от меня в Бэй-Виллидж. Мы много общались до того, как я переехала в Чарлзтаун, а потом постепенно наша дружба заглохла, хотя я и не собиралась разрывать с ним отношения. Особенно с ним. Да, он работал адвокатом, но еще обладал врожденными способностями дизайнера, которые всегда приводили меня в дикий восторг.

– Лео, поедем с нами выбирать нам дом. Он удивился и обрадовался:

– Уже лечу!

Каро нашла для нас отличный домик в Уотертауне, пригороде Бостона, расположенном довольно близко, чтобы не чувствовать себя отрезанными от цивилизации, но при этом не таком густонаселенном. Здесь было пространство жить и двигаться. Библиотека с потрясающим детским отделом, длинные тенистые тропки вдоль реки Чарлз. Люди встречаются с вами взглядом и здороваются, выходя из магазинов, расположенных на двух главных улицах.

Сам по себе дом не был чем-то замечательным, но, как выразился Бенджамен, обладал потенциалом замечательности. Огромных размеров двор, который непременно завоюет сердце Сэма, причем Сид и Соблазн, впервые после того, как я забрала их из питомника для бездомных животных, смогут выходить на улицу и попробовать поймать какую-нибудь изворотливую птичку или белку. Они тоже не молодеют, так что я сомневалась, что они действительно кого-нибудь поймают, но, как говорится, в сердце кота не умирает надежда. Еще имелся подвал, в котором Бенджамен смог бы наконец репетировать с «Мнемоником», поскольку группа то распадалась, то снова собиралась. Огромная кухня, чтобы мне было где практиковать кулинарные навыки. Приличных размеров кабинет. Четыре спальни. И собственная дорожка с отдельным гаражом. Дорожка! Для нас! Слишком хорошо, чтобы быть правдой.

Как нам сказали, в Уотертауне достаточно неплохие школы. Рядом с супермаркетом располагался спортклуб, ага, и рядом с пиццерией, чтобы подкрепиться после тренировок, но я не стану останавливаться на этом парадоксе. И место, которое мы могли назвать домом.

Мы подали заявку и не знали покоя, пока Каро не позвонила, чтобы назвать дату заключения договора. Мне казалось, что она говорит на каком-то иностранном языке. А потом возникло ощущение, будто я странным образом прошла весь цикл – от «мадам» «вне закона» до провинциальной мамашки. Бенджамен обнял меня.

– Нет, – мрачно сказала я. – Предупреждаю тебя раз и навсегда, мы никогда не купим себе микроавтобус!

Никогда не говори никогда.

Через два месяца после переезда у меня произошел выкидыш.

Только что я купалась в радости и вдруг снова окунулась в горе. Я все время сидела в четырех стенах с зашторенными окнами. Мне не хотелось разговаривать с Бенджаменом и вообще с кем бы то ни было. От этого страдал мой бизнес, и я как никогда близко подошла к закрытию «Аванти».

Я даже описать не могу, что чувствовала. Что чувствовал Бенджамен.

Из кризиса нам помог выбраться Сэм. Он был полон жизни, полон желаний, требовал к себе внимания и тем самым вернул меня с края пропасти. Я вспомнила ту вазу в коридоре, отца, Атлантик-Сити, а потом посмотрела на Сэма, на преданность, написанную на его лице, и в конце концов улыбнулась. Возможно, у меня наступило некоторое помутнение рассудка, но, по крайней мере, я нашла дорогу назад.

После выкидыша я стала философски относиться к жизни. Хотя на самом деле это началось после разговора с Миррой.

Мирра начала работать на меня лет пять-шесть назад, примерно в тот период, когда я ждала Сэма. Сначала она танцевала в одном стриптиз-клубе Монреаля, а потом решила рвануть в Лос-Анджелес, поскольку местная секс-индустрия манила обещаниями славы и богатства. По дороге Мирра задержалась в Бостоне. Она танцевала стриптиз, но большую часть времени работала на меня и продумывала план покорения Лос-Анджелеса, который состоял в том, что ей нужно подцепить какого-то мужика, который содержал бы, пока она взбирается по лестнице славы.

План Мирры сработал. Вскоре она приобрела известность в определенных кругах, и ее часто звали позировать для порнооткрыток и танцевать на самых отвязных вечеринках. Но она почему-то поддерживала отношения со мной, хотя я не совсем понимала, зачем ей это, но не возражала. Возможно, я была для нее кем-то типа суррогатной матери. Насколько я поняла, ее мать не особенно занималась ее воспитанием.

Мирра звонила мне примерно раз в два месяца, мы болтали, я докладывала ей последние бостонские слухи и слушала ее истории о жизни на западном побережье. Она была очень хорошенькой, хотя и ничего выдающегося. Она чем-то напоминала француженок, и эту ауру камера ухватывала и подчеркивала, отчего Мирра начинала казаться экзотическим созданием, застигнутым врасплох в эротической позе перед тем, как снова нырнуть в темноту или спрятаться где-то в другом месте. На тусклом небосводе порноиндустрии взошла новая звезда.

В ту осень мне позвонила Мирра. Она снова вернулась в Монреаль и жила в приюте.

– Господи, что случилось? Мирра?

Молчание.

– У них есть списки, – наконец сказала она с болью в голосе. – Теперь компьютеры везде, ты же знаешь.

Я понятия не имела, о чем она.

– Какие списки, дорогая?

Я услышала, как она сделала глубокую затяжку, и пожалела, что пытаюсь бросить курить.

– Списки, – тупо повторила она. – Кто инфицирован, а кто нет.

Господи. В желудке перекатился холодный ком.

– Мирра…

Она выдохнула струйку дыма. Я практически ощутила его привкус прямо через телефонную трубку.

– Я была аккуратна, правда, Персик. Но ведь без презерватива платили намного больше.

Я в отчаянии закрыла глаза. Сэм пытался привлечь мое внимание.

– Ты ВИЧ-инфицирована? Что-то похожее на всхлип.

– Да… Я только что сдала анализ. А потом мне сказали, что есть работа… – Она замолчала. – Ну, ты же понимаешь, что болезнь долго не проявляется, ну, в самом начале… все это поняли и снова начали пользоваться презервативами. – Снова прерывистый вздох. – Примерно в это время установили «нулевого пациента». Мы с ним занимались сексом всего два раза…

Господи. Всего два раза.

– И что ты делаешь сейчас?

– Вернулась домой. Ну, не совсем домой… у нас с мамой возникли разногласия… Не знаю… она просто не может с собой справиться. Я не думаю, что мне стоит ее винить…