– Я в Москву не собираюсь больше в этом месяце.
– Я сам приеду.
– Давай приезжай. Может, с Андреем? Я вам дом новый покажу, погуляем нормально.
– Хорошо, я поговорю с ним.
– Поговори. Но я все равно позвоню, приглашу.
– Приглашай, но эту тему ты обсуждаешь или с ним, или со мной.
– Не вопрос. Давай с тобой. Две недели жду, но ты привозишь конкретное предложение.
– Договорились. – Я встал и улыбнулся, пожимая его руку, и потом еще долго смотрел вслед удаляющейся в направлении лифта грузной фигуре почти моего ровесника, может, года на два старше, минимум на десять миллионов богаче и на двадцать килограммов тяжелее.
– Ты обратил внимание, какие у них у всех животы? – спросила меня как-то Ирина, разглядывая посетителей ресторана. – Это женам их выгодно, они их раскармливают, чтобы те на девок молодых не смотрели. А если и смотрели, то чтобы не встал.
– У них встанет, – сказал я уверенно, – они здоровые, у них встанет.
– Да? – недоверчиво спросила Ирина. – То-то, когда ты футбол смотришь, половина рекламы – про повышение потенции. Половина про водку, половина про потенцию.
– Так достигается баланс, – сказал я. – Водка уменьшает, препарат увеличивает – результат нулевой, но деньги потрачены и на то, и на другое. Это и есть главная цель любой маркетинговой программы – заставить клиента потратить как можно больше денег, но в целом чтобы баланс не изменился.
– Почему? – спросила она вполне серьезно.
– Не знаю. Наверное, потому что есть всемирный сговор между всеми глобальными компаниями, что общий баланс нарушать нельзя. Такой типовой договор на подсознательном уровне.
– Поймал? – спросила она, догадавшись наконец. – Поймал глупую девочку, да? Доволен?
Мы постоянно подкалывали друг друга, тогда больше, сейчас меньше, но шутка о глобальном сговоре и всеобщем балансе сейчас показалась не такой уж и шуткой, был в этом какой-то смысл, только не было времени до конца додумывать. «Поддержание всеобщего баланса как основная задача глобального маркетинга» – неплохая тема для докторской диссертации. Когда будет время, надо будет заняться. Пока же после последнего разговора предстояло заниматься вещами более прозаическими: рекламными бюджетами, кредитными лимитами и откатами. Это была еще одна из моих невысказанных претензий к Андрею. Для иностранной компании мы были слишком тесно связаны со всей этой российской псевдорыночной экономикой. Я знал десятки людей, которые работали в иностранных компаниях и представить себя не могли участниками подобного разговора. В страшном сне бы он им не приснился. Тем более что на ключевых позициях там были одни иностранцы. И уж они точно не стали бы слушать разговоры о пятнадцати процентах. Но с другой стороны, я знал, что эти пятнадцать процентов были рыночной реальностью, стало быть, как-то этот механизм работал без вовлечения в него топ-менеджеров. По правде сказать, я бы предпочел, чтобы механизм работал и давал нужные результаты, а я об этом ничего не знал. Но Андрей был другим человеком, что возвращало нас к уже решенной задаче: со мной это будет другая компания, а пока придется заниматься всем этим дерьмом, от которого, впрочем, повышался уровень адреналина. Может быть, поэтому Андрей и искал все время приключений – привык к определенному уровню адреналина и не хотел его снижать. Но и мне в ближайшее время предстояло решать две «адреналиновые» задачи – найти компромиссное решение с дистрибьюторами и найти компромиссное решение по Сити-банку на встрече в Лондоне. Еще раз объясню, в чем была проблема с Сити-банком.
Сити-банк – это бюрократический монстр. По принципу игры больших с большими мы предложили им в свое время набор услуг и худо-бедно, с взаимными претензиями, никогда, впрочем, не переходившими в скандалы, услуги эти предоставляли. Все эти годы доблестная наша корпорация вместо того, чтобы делать то же самое во всех ключевых странах, а затем объединить это в общий контракт, пыталась идти своим путем, то есть сверху. То есть пыталась договориться об одном глобальном контракте с едиными для всех стран условиями и с единым call-центром[21], расположенным, например, в Малайзии или в Косово. Переговоры начались еще до того, как мы в России заключили свой контракт, и с переменным успехом продолжались до сегодняшнего дня. А главная разница между сегодняшним днем и четырьмя годами ранее заключалась в том, что бизнес в России стал слишком велик для того, чтобы можно было скрыть контракт с Сити-банком. Это то же самое, что скрывать от мамы, что ты тайком ходишь в гости к дочери ее подруги. Причем регулярно. Поскольку нас никто не спрашивал, то получилось, что мы ходим не тайком, а будучи в полной уверенности, что сначала дочка со своей мамой, а потом уже и мамы между собой хотя бы по телефону эту информацию обсуждают. Поэтому мама не рассердилась, а просто удивилась – вроде вчера еще такой маленький был, а вот уже сам, в гости, летит время… Впрочем, сюрпризом это оказалось для обеих мам, и, выяснив, что ничего предосудительного мы с дочкой не делали, они решили это дело обсудить в общем контексте своих отношений. При этом надо понимать, что дочкина мама относилась к нашей свысока, чему способствовал тот факт, что в трудные для семьи времена давала нам деньги в долг, да и в круги самые высокие мы не вхожи, хотя и образование и воспитание – все при нас. А если уж экзамен по политкорректности сдавать, то точно в первую тройку вошли бы. Но в целом похоже было на мезальянс. Наша мама, когда узнала и удивилась, немного даже и расстроилась – получается, что везде не складывается, а в России этой все, как всегда, не слава богу. Что мы охотно и подтвердили: да, все дело в России, поэтому даже у таких небожителей, как Сити-банк, иногда сбивается прицел, без которого им трудно разобраться, что там на остальной земле происходит. При этом, конечно, мы не стали объяснять, что в России этот Сити никакой не небожитель, а бизнес у него развивается просто потому, что наивные наши сограждане несли туда деньги в надежде, что если чего случится, то американский банк, да с таким именем, уж он-то устоит, хоть там ураган, хоть землетрясение.
Информация эта дошла до президента нашей компании, который, надо полагать, кому-то сильно вставил за то, что в таком понятном, если смотреть из штата Коннектикут, глобальном мире случаются такие казусы. Срочно исправить. Исправлять принялись с утроенной энергией. Тут был важен только результат – заключить контракт к концу июня, чтобы об этом можно было упомянуть в квартальном отчете. Сколько в процессе срочного исполнения потеряется денег – вопрос второй или даже третьей степени важности. Главный исполняющий не мотивирован на повышение прибыльности конкретного контракта – он обычный чиновник в крупной корпорации. Корпорации и министерства – у них очень много общего. Глобальные корпорации странным образом вписываются в либеральную экономическую модель, Андрей, например, считает, что вообще не вписываются, отсюда и неминуемый крах этой самой модели. Это я опять возвращаюсь к нашим регулярным спорам.
А история подписания контракта с Сити-банком подходила к своему завершению, и на сегодняшний день единственным видимым препятствием на пути торжества глобального идиотизма стоял российский офис. По этой причине нас прессовали ежедневно – политкорректно по электронной почте и на грани истерики – по телефону. Андрей сопротивлялся долго и в этом сопротивлении был последователен: в результате запрашиваемых скидок мы теряем до полумиллиона прибыли, следовательно, если вам хочется так прогибаться, то либо вы нам эти деньги компенсируете, либо на эту сумму корректируете бонусные планы. Он был прав не только по сути, но и по внутренним процедурам самой компании, поэтому в теории задача должна была решаться просто, но на практике она оказалась вовсе не решаемой. Любой путь предполагал корректировку уже существующих планов. Конечно, в масштабе корпорации полмиллиона долларов ничего не значили и даже по российским меркам были суммой незначительной, но в эпоху уже внедренного SO404[22] и неусыпных аудиторских проверок и эти полмиллиона все равно бы вылезли, поэтому их должен был кто-то авторизовать, то есть поставить свое имя и указать причину. И тогда весьма вероятно, нашлись бы доброжелатели, которые объяснили бы президенту компании или ее финансовому директору, ценой каких потерь мы получили этот глобальный контракт. И тогда получилась бы «радость с горькими слезами на глазах». Замкнутый круг. В принципе Андрей мог продолжать свое сопротивление до бесконечности, поскольку был прав и формально, и по существу. В этом, кстати, принципиальное отличие американской компании, при всех ее прочих недостатках, от российской, где подобное своеволие и дня терпеть бы не стали. Но Андрей был человеком прагматичным и решил пойти на сделку, если использовать судебную терминологию. Условия сделки предстояло додумать, огласить и добиться мне, и смысл ее был в том, что, теряя полмиллиона прибыли, мы получаем от корпорации миллион, как максимум, рекламных денег из бюджета global accounts, которые тратим по своему усмотрению. И это решение было полностью в компетенции людей, с которыми мне предстояло встретиться в Лондоне. «Миллион, конечно, это вряд ли, но сильно вниз не уходи. Мы точно должны получить больше пятисот тысяч за весь этот геморрой. И это должна быть договоренность на три года. Если тебе потом не понадобится – пойдешь им навстречу».
