– Большой перерыв – это дней пять? – не удержался я. – Шутка, извини.

– Ах, какой ты дурачок, только кажешься умным и взрослым. Все, иди домой. Душ прими.

«Костя, – услышал я в телефоне, который завибрировал на пассажирском сиденье, – Костя, что с тобой, я думала, ты хоть волнуешься, долетела я или нет».

– Прости, родная, телефон оставил на работе, к нам тут люди приехали, и Андрей попросил поужинать с ними, сам не смог. Неудобно было у них брать телефон.

– Взял бы в ресторане, – она была очень сердита. – С самолетами, знаешь, иногда события всякие случаются, и я еще волноваться должна. Где ты?

– В пяти минутах от дома. Говорю же, на работу за телефоном пришлось ехать, не сердись.

– Хорошо, – холодно сказала она.

– Как долетела? Как гостиница?

– Все, спать хочу, пока.

Не знаю, поверила она мне или нет, и никогда не узнаю. Ирина такой человек… непростой. Ты чувствуешь проявление ее эмоций, только когда она хочет, чтобы ты их видел. И, конечно, теперь я по полной программе чувствовал свою вину. Вот это чувство вины – один из видов расплаты за то, что ты мужчина.

Уже дома, после душа, перед тем, как совсем уже заснуть, я подумал вдруг, что у Ирины и девушки Насти по сути могла быть одна и та же история. Двадцать лет, расцвет юной красоты и роман с очень состоятельным, умным, сильным и очень женатым мужчиной. Роман, у которого только один конец – расставание. Мы говорили с Ириной об этом лишь однажды, в самом начале – «Я расскажу тебе то, что расскажу, ты спросишь то, что спросишь, и я отвечу то, что отвечу. И ты обещаешь, что мы не будем к этому возвращаться. Это мое условие». Так уж устроено в человеческих отношениях, что почти всегда один может ставить условия, а другому остается принимать их или не принимать. Ирина не злоупотребляла, и я условия принимал.

– Мне скучно со сверстниками, мне всегда было скучно со сверстниками. Любой психолог скажет, это потому, что папа ушел к другой женщине, когда я была маленькой, – может быть, не знаю. Мой первый мужчина был на двадцать лет старше. Мне шестнадцать, ему тридцать пять. Он был художник, и у него была мастерская в соседнем доме. Он мне за два дня рассказал столько интересного, сколько остальные не сказали за все предыдущие годы. После школы, а иногда и вместо, я шла к нему. Училась я хорошо, мама приходила поздно, и это никого не волновало. Кроме меня. Меня это очень волновало. Я просто сидела и смотрела, как он работает. Потом мы занимались любовью, потом пили чай или ужинали в каком-нибудь кафе. Он все смеялся, что его могут арестовать за совращение несовершеннолетней, поэтому лучше нам на людях не появляться. Так я первый раз влюбилась. Мне ничего не нужно было, только с ним рядом быть. Каждый раз от него домой уходить – это пытка была. Я тогда первый раз поняла, как много значит запах. Я его обнюхивала, как собака, и потом дома спала с этим запахом. Я была такая влюбленная, что ничего не чувствовала, кроме своей любви. Я не видела, что он нюхает, пока он не перестал заморачиваться и не начал рассыпать дорожки прямо при мне. Я не видела, что у него есть другие девушки, пока он не стал при мне разговаривать с ними по телефону. Он просто насытился мной и моей детской любовью и перешел на свой обычный рацион. Вот тут меня накрыло – одиннадцатый класс заканчивался, с какими-то преподавателями надо было заниматься, в университет поступать… это все таким бредом казалось, когда небо обрушивается, земля расшатывается, сердце разрывается. Сейчас смешно кажется, правда? Нет? Не знаю. Мне отец тогда помог, как ни странно. Не мать, которая уже не выдерживала моего безумия, а отец, с которым и виделись-то раз в месяц. Мне семнадцать исполнилось в апреле, и он позвонил и сказал, что хочет, чтобы мы с ним в Париж на week-end слетали. Ну, типа подарок такой. Даже не понимаю, с чего я согласилась, вроде от страданий этих не должна была соглашаться… Вот там я за три дня и вылечилась. Погода была отличная, а в Москве еще снег не сошел, гуляли мы с ним, по магазинам ходили – как-то Париж так действует, что страдания сами по себе, а shopping сам по себе. Мы с ним такие вещи красивые купили – я некоторые до сих пор помню. Он мне вино разрешал пить даже за обедом, ну немного, но все-таки. Я вот сейчас думаю: если бы отец не ушел и жил с нами, так бы не получилось, а тут вроде и родной человек, а не очень знакомый. Как ест, пьет, одевается, улыбается, как на женщин смотрит – как будто другой человек, не тот, что из детства, и не тот, к которому в Москве привыкла. Ты не устал слушать? Ладно, налей мне вина еще, буду дальше рассказывать. Гуляем мы с ним по Монмартру, он мне рассказывает всякие истории, а потом вдруг спрашивает: ты знаешь, чего люди больше всего боятся, когда заканчиваются отношения, или, если хочешь, любовь умирает? Это при том, что полтора дня, вопреки моим ожиданиям, вообще он этой темы не касался. Люди боятся, что поцелуй был последним. Это, говорит, я не сам придумал, это фильм был такой из моей молодости и назывался «Последний поцелуй». Если тебе сейчас нашепчет ангел твой, что завтра или через месяц встретишь ты человека, с которым будет тебе так же хорошо или еще лучше, то боль останется, но она уже не будет такой острой. А в твоей жизни, хорошая моя Ирина, это точно не последний поцелуй. И сколько будет еще радостей и сколько страданий, сколько счастья и сколько несчастья. Ты ведь не понимаешь еще, какая ты красивая, а красота очень много всего притягивает. Ты хоть погляди, как люди на тебя смотрят, вслед оглядываются. Я, конечно, не ангел, то есть совсем не ангел, но ты поверь мне, девочка моя, что так все и будет. А теперь пошли, купим настоящий подарок, потом переоденемся и поедем ужинать. Вот так папочка вместе с Парижем и вылечили меня от моих детских страданий.

– Но это не та история, которую ты хотела мне рассказать.

– Это все одна история, Костя. Это история моей жизни до тебя. Ее я тебе и рассказываю. Тебе надоело уже? Тогда слушай дальше. Так я излечилась, закончила школу, поступила в универ. И сделала для себя такие открытия. По-настоящему секса хочется только тогда, когда есть любимый мужчина. По крайней мере, у меня так. То есть, конечно, если секса долго нет, начинаешь нервничать, раздражаться, сны эротические снятся, во сне иногда кончаешь, и лучше в этот момент как-то себя успокоить. Но это скорее физическая потребность. Я думаю, у мужчин все по-другому. Вот ты долго не трахался… долго – это для тебя сколько? Три дня, пять? Ну ладно, пусть неделя, не спорь, и вот ты видишь привлекательную девушку и уже мысленно ее раздеваешь, а если бы дали возможность, то и не мысленно раздел бы. То есть ты эту незнакомую совсем девушку в принципе готов трахнуть. А я не готова, даже если он очень привлекательный мужчина. Нет, конечно, если обстоятельства, компании, травка, кокс, музыка и так далее, но это очень сильно звезды должны сойтись. К чему я тебе это рассказываю? К тому, что следующие три года моей цветущей юности прошли скорее в отсутствии сексуальной жизни. С ровесниками у меня романтических отношений не получалось – одна скука. Девушка я была видная, но чего-то как-то не складывалось.

И тут Ирина вздохнула и закрыла на мгновение глаза, и я понял: что услышу, останется со мной навсегда – сколько лет ни пройдет, а все равно она этот день будет вспоминать, как, может быть, самый лучший в своей жизни. Самое время было сказать: «Хватит, я не хочу больше ничего знать и не буду больше ничего спрашивать», но я этого не сделал. Чтобы она не подумала, что я боюсь что-то услышать.

Она открыла глаза.

– Очередной кавалер приглашает меня в Дом музыки – там «Виртуозы Москвы», какой-то тенор итальянский, какая-то супер будущая русская звезда. Концерт хороший, мне понравилось, и уже на выходе жду, пока кавалер мне плащ принесет, и смотрю, стоит мужчина такой, больше на бандита похожий, к которому все подходят, благодарят, поздравляют, а он на меня смотрит, потом отстраняет так вежливо всех, идет ко мне и говорит: «Вы любите классическую музыку?» – а я говорю «да», хотя не очень-то я ее и любила и знала и совсем не разбиралась. А он стоит, смотрит на меня, глаза у него такие серые, усталые, иногда вспыхивают и тут же гаснут снова. И он мне говорит: «Там молодой человек стоит с плащом и на вас смотрит, наверное, вас ждет. Я могу вам еще несколько слов сказать? Я тут небольшую вечеринку организую для артистов – в клубе Most, знаете, приходите. Можете с молодым человеком, но лучше без. Я просто хочу иметь возможность с вами чуть-чуть поговорить. Пожалуйста. Как вас зовут? А меня Сергей. Начало в десять. Пожалуйста, приезжайте. На входе просто мое имя скажете». Вот так все и началось. Он, оказывается, очень много денег тратил на музыкантов этих. Какие-то стипендии платил, гастроли организовывал, ну не сам, конечно. Теперь понимаю, что на самом деле больше зарабатывал, чем тратил, поскольку права имел на все записи и так далее. Как ты догадываешься, в клуб я поехала, и началась у меня другая жизнь. Сначала мы с ним по всей Европе на концерты летали. Прямо как в кино. Заезжает за тобой машина, везет в аэропорт. Садишься в красивый такой, небольшой самолетик и летишь в Лондон на концерт, там потом поздно ужинаешь со всякими известными людьми, поздно завтракаешь и возвращаешься домой. Как на дачу съездить.