— Как скажешь. Цукиёми!
* * *
Чёрно-белые тона, багровое небо с низкой луной, грубо прорированные силуэты домов.
— Да уж, я вижу, что ты не специалист в Гендзюцу. Кай!
Стоящий рядом Итачи лишь покачал головой:
— Не выйдет. Цукиёми — нечто большее, чем просто Гендзюцу. Те, кого я сюда привожу, полностью в моей власти. Но тебе ничего не угрожает.
Цунаде оглянулась, и вдруг увидела вокруг десятки фигур. Она и Итачи, стоящие рядом, совершенно одинаковые, и даже движущиеся синхронно.
— Здесь мои возможности почти безграничны. Здесь я способен на то, что совершенно невозможно в реальном мире. Например, ломать закладки, о которых не имею никакого представления. А теперь — вспоминай!
Грубо набросанный чёрно-белый город истаял в тумане. А вместо этого проявилась совсем другая местность. Лес. Шиноби, расступающиеся перед спешащей, совсем ещё молодой Цунаде. И любимый человек, весь залитый кровью. Близко, слишком близко… Больно…
— Нет, не надо, пожалуйста! Я не хочу снова это видеть… Это больно… Даже сейчас я не смогла бы спасти его!
— Так нужно. Чтобы воздействовать на человека, надо поймать его в момент слабости. Потому нас и ловили, в момент сильнейшей душевной боли. Меня — после смерти Шисуи, тебя — после потери Дана. Придётся вновь пройти через боль, чтобы найти и устранить воздействие.
Бесплодные попытки, отчаянье той, другой Цунаде, последняя улыбка Дана…
— Нет, хватит! Убери это, выпусти меня!
— Смотри. Не вздумай пропустить воздействие! Иначе придётся всё повторить…
Картины прошлого мелькали с невероятной скоростью. Боль, отчаянье, застывшее в тоске лицо молодой Цунаде, утратившей волю к жизни. Бледный парень подходит, чтобы принести очередные бесполезные соболезнования… и панцирь вновь трескается, боль захлёстывает с головой. Участливые слова рвут свежие раны, и едва слышна неприятная, ранящая слух диссонансами, далёкая мелодия…
— Орочимару!!! Тварь подколодная! Значит, это был он! За что, мы же были в одной команде, помогали друг другу… Я верила ему…
Картина застыла. Светловолосая женщина, с лицом, искажённым страданиями, и бледный мужчина, протягивающий ей ожерелье. Задний фон был почти неразличим, но эти двое были видны совершенно отчётливо.
— Подозреваю, что он выполнял приказ. Белый Змей выполнил немало неприятных приказов. Но это не важно. Воздействие обнаружено, теперь — изменяй!
— Как? Что я могу сделать?
— Просто пожелай. Это же твои воспоминания. Измени их, позволь себе из прошлого, сделать то, что хочешь сделать сама.
Орочимару на картине не успел испугаться. Даже удивиться не успел. Он уже тогда был удивительно сильным шиноби, хоть и не таким живучим, как впоследствии, но и она никогда не била напарников в полную силу… Даже придурка Джираю. За считанные секунды Белый Змей превратился в месиво, в кровавую кашу, из которой даже самый лучший медик не смог бы восстановить человека. Но молодая Цунаде не успокоилась на этом. Стремительный рывок — и светловолосая фурия уже рядом с едва очерченной бело-чёрным фигурой, играющей на сямисене. Конечно, она же не видела музыканта, хотя и определила инструмент по звуку. Вырванный из рук меломана сямисен обрушивается на голову безликой фигуры. А затем руки разъярённой женщины смыкаются на горле помощника Орочимару, ломая гортань и превращася позвонки в костяную пыль…
Мир вокруг расплылся и растаял.
* * *
Цунаде поняла, что вновь стоит в реальном мире, держа руку на плече Итачи. Вокруг шумели удивлённые посетители кабака.
— Не смотрите, Цунаде-сама! — Появившаяся рядом Шизуне попыталась развернуть её.
Поздно бояться, Мангекё Учихи вновь превратилось в обычный Шаринган. Если бы он собирался что-то сделать с ней, просто не выпустил бы из Цукиёми. Итачи неловко вытер кровавые слёзы. Кровь? Ах, вот оно что, похоже, её гемофобия была побочным эффектом ныне разрушенной закладки на чувства… Жаль, что реальный Орочимару не сдох, как в её исправленных воспоминаниях, а продолжает где-то пакостить.
— Что ты сделал с Цунаде-сама? — Шизуне, не сумев сдвинуть с места наставницу, отпихнула Учиху, и стала между ними, готовясь защищать сенсея собственным телом. Смешно и бессмысленно. Девочка прекрасный медик, а вот боец весьма посредственный. Воробышек, нападающий на матёрого котяру!
— Хватит, Шизуне. Всё в порядке.
— Но… но вы же плачете, Цунаде-сама!
Слёзы? Действительно, всё лицо мокрое. А ей казалось, что она разучилась плакать. Последняя дань навсегда уходящему Дану… Она действительно любила его, но её жених, её мужчина, не хотел бы, чтобы и её жизнь закончилась с его потерей. Прощай, Дан…
— Шизуне, сегодняшний урок для Хаку проведёшь ты.
— Что… — Девушка обернулась, и с раскрытым ртом уставилась на наставницу, по коже которой расходились тёмные линии снятой печати. — Зачем, Цунаде-сама?! Вы же сами говорили, что это на самый крайний случай! Взрывная регенерация вредна…
— А выпивка ещё вреднее, особенно, для будущих детей. Позволь мне самой решать, какие методы использовать для обновления организма, ученица!
— Вы… вы действительно собираетесь… с ним?! — Шизуне мучительно покраснела, отводя взгляд.
Светловолосая женщина спокойно обошла остолбеневшую ученицу, ухватила Итачи за локоть, и потащила за собой. Девушка ещё успела расслышать недовольное бурчание:
— Мне вообще-то нравятся высокие, мускулистые мужчины, лучше немного постарше… Но постарше сейчас одно старичьё, а о Джирае даже думать не хочу!
Шизуне ошарашено помотала головой, сложила печать. «Кай!» Вышло как-то жалко и неубедительно.
— Не поможет! Я уже пробовал. — Раздавшийся рядом незнакомый голос заставил девушку подпрыгнуть от неожиданности. Высокий, синекожий, в плаще, как у Итачи, и с перечёркнутым протектором Тумана на лбу. Этого ещё не хватало! — Да ладно, не дёргайся, не буду я тебя есть. Может, выпьем, пока мой напарник занят?
— Э-э… Мне же ещё урок сегодня вести! — Нашлась Шизуне, и бегом помчалась из кабака.
— Эх, не любят меня женщины… — Хошигаки Кисаме тяжело вздохнул и вернулся за свой стол, за которым и просидел всё это время под Гендзюцу, наблюдая за бесплатным представлением. Налил саке в чашку, поболтал его немного, скривился, и выплеснул за спину. Там возмущённо заорали, но, рассмотрев обидчика, мигом заткнулись. — Может, морду покрасить?
* * *
— Я вызывал всех! Почему Итачи не явился?!
В этом месте всегда несколько искажалось восприятие, собесендники выглядели как вырезанные из тьмы силуэты. Но глаза Пейна, способные напугать непривычного человека расходящимися концентрическими кругами, всегда виделись отчётливо.
Хошигаке Кисаме всегда чувствовал себя несколько неуютно в этом месте, и обычно лишь присутствие напарника, способного видеть больше, чем другие, в этой неестественной тьме, несколько успокаивало. А сейчас именно ему и приходилось объяснять, какого Биджу Учиха не прибыл на общий сход.
— Тут такое дело, Пейн, он… ну в общем, он просто получил ранение, и сейчас не может сложить печати для астральной проекции.
— Он умирает? Тогда надо поскорее доставить его к…
— Нет, всё не настолько плохо! У него правая ключица сломана, правая рука почти не действует. Меня заверили, что за несколько дней всё будет в порядке, и…
— Ты же прекрасно знаешь сам, Кисаме, что такие переломы за несколько дней не срастаются! Даже если правильно сложить кости. Где он так подставился, в Конохе?
— М-м, немного позже. Но это целая история…
Хошигаки Кисаме чувствовал какую-то нереальность происходящего. В компании сильнейших шиноби мира, беглый мечник Скрытого Тумана рассказывает совершенно бредовую историю о том, как двоих бойцов, по силам равных Каге, выпер из селения сопливый пацан, отправив одного из них с совершенно сумасшедшим заданием! И ведь Итачи пошёл!
Мечник передал украденный свиток с заданием Пейну, в лёгкой надежде, что хотя бы саму суть задания лидер Акацки сумеет выяснить сам. Глава несколько минут рассматривал свиток, но надежды не оправдались, Риннеган не смог расшифровать текст, закодированный Шаринганом. Пришлось рассказать и о событиях в кабаке.
