– Это, наверное, и хорошо, Ди. Время идет, это мотивирует. Когда они знают, что каждому отмерян ограниченный отрезок, стараются сделать все, что могут до того, как…

– И да, и нет, Халк. Согласна, с осознанием конечности жизнь и время приобретает ценность, но в суматохе, в заботах, в собственных мыслях об этом быстро забывается. Если бы мы каждый день помнили, тогда была бы и мотивация. Но мы – люди. Мы не помним.

– А у нас этой мотивации нет. Жизнь не ограничена временем.

– Поэтому и существуют Уровни. Чтобы сохранялось ощущение движения вперед, чтобы оставался смысл.

Сенсор отряда задумчиво покачал головой. Просто покачал – не споря и не соглашаясь, по-философски. Долго курил молча, смотрел на лес за овражком.

По-видимому, деревня на всех произвела впечатление.

Провожали нас всем кахалом.

Куда же вы пешком до станции? А, может, поднять Михалыча – загрузим вас в грузовик, в кузов все поместятся, да отвезем до города? Ну, хоть до электрички? Нет? Все-таки сами?

Мы отбивались, как могли, не объяснять же, что нам бы только до поворота, чтобы с глаз скрыться, а там мы и «сами с усами».

Вот от чего отбиться не удалось, так это от банок с вареньем, соленьями и маринадами. Как же, все свое: помидорчики, огурчики. Помнится, вчера все съели в охотку. И настоечки с собой обязательно, да-да, тут всего пара бутылочек. Ну, не пара, а на каждого по одной, так оно и правильно… Вы же нам вона сколько надарили!

Вокруг бегал Карат, крутил пушистым хвостом и радостно повизгивал, чувствовал суматоху.

Сбоку, опершись на палку, стоял Савельич, причмокивал сухими губами и время от времени пытался незаметно промакивать глаза рукавом. Васильевна тоже плакала; кто-то спрашивал, когда мы приедем в следующий раз.

Ребята тушевались, держали в руках сетки с соленьями и не знали, что сказать. Я то и дело ловила на себе вопросительные и смущенные взгляды. Что ответить? Да если бы я знала, что ответить…

Попрощавшись, мы развернулись и зашагали по дороге. Перед глазами почему-то стояло лицо Савельича и вспоминались теплые руки двоюродной бабушки, трясущие мои ладони: «Диночка, ты только приезжай проведывать, ладно? Хоть иногда… приезжай».

Я приеду, бабушка, обещаю.

Блин, что ж так тяжко-то?..

Наше молчание прервалось только тогда, когда приблизился поворот и кромка леса. Ко мне повернулся сосредоточенный и хмурый Рен.

– Спасибо.

Я, не сбавляя ходу, бросила на него короткий взгляд.

– За что?

– За то, что привела нас сюда. И за то, что, пока мы пили, купила им подарки.

Я улыбнулась мягко, чуть грустно.

Подаркам радовались так, как я себе и представить не могла. Разворачивали и пересматривали гобелены, изучали вышивку, хвалились друг перед другом доставшимися рисунками. Полотенца разворачивали, с удовольствием прижимали к лицу, нюхали и снова аккуратно складывали, пытались утрамбовать обратно в хрусткие полиэтиленовые пакеты. Ведь даже пользоваться не будут, так и оставят на приданое какой-нибудь Нинке…

А с каким благоговением смотрели на диковинные бутылки из темного стекла мужчины – что, правда, коньяк? А это? Это бурбон. Ничего себе! Настоящий французский бурбон! Вот мы попробуем, чего там когда-то Наполеон пил… А вот в этой витой бутылке что? Ух ты, правда что ль чистейший бренди? Нет, Сашок, отвали, это мне подарили! Вечером не открою, теперь только на праздник!

Они ценили. Действительно ценили подарки. Пусть простые и не очень дорогие, они приняли их с таким восторгом, что защемило сердце. Эти люди, безыскусные, бесхитростные и искренние, подарили нам часть себя, часть своей души. И эту часть – я была уверена – каждый из нас сохранит внутри как нечто очень ценное.

Россия. Вечер.

Сложно сказать почему, но после Полысаевки парни загрустили, и вместо того, чтобы искать развлекательные мероприятия, мы устроились в небольшом кафе, где, выложив на стол знакомый атлас, вот уже час неспешно пили кофе.

Ледники? Нет. Хотим посмотреть на огромные мосты, плотины, посетить музеи? Нет. Как насчет визита к пирамидам? Да, там жарко, но интересно и пока светло. В другой раз? Хорошо. Еще один поход в ночной клуб?

Устало качались головы – всем хотелось тишины и покоя. Скоро возвращаться назад, отдых заканчивается, впечатлений уже вагон и маленькая тележка, ни к чему последние часы проводить под грохот музыки.

Сетки с деревенскими банками покоились в гостиной у Дэйна – их спецотряд заберет по домам позже. А пока еще другой мир, всего один уровень, зато какой разный, какой интересный, ставший им, чужакам, немножко родным.

– А как насчет такого плана: сейчас мы где-нибудь погуляем, поужинаем, посидим, послушаем музыку, а после найдем дрова и перекинемся туда, где сможем разжечь костер и посмотреть на звезды?

Все согласились. Только Рен, не прислушиваясь к диалогу, задумчиво смотрел в окно. Я отставила кофе, протянула руку и коснулась его рукава.

– Ты чего?

Декстер повернулся. Небритый, с серо-синими глазами, все такой же брутально красивый. Как только Эллион смогла к нему привыкнуть?

– Ди, в вашем мире ведь много бездомных животных?

Я удивилась теме, над которой он думал. Мимо стола прошел официант, спросил, не нужно ли чего. Лагерфельд заказал еще кофе, Баал второй кусок чизкейка.

– Много.

– Я видел эти щиты с фотографиями. Приюты.

– Угу.

– Как думаешь, мне дадут одного?

– Кого?

– Ну… котенка, например. Я бы для Элли принес.

Вот тебе и ассассин… на душе почему-то стало очень тепло. Я улыбнулась.

– Если не дадут тебе, то дадут мне. Я ведь Мишку и Огонька отсюда же принесла.

– Мы можем туда сходить?

Часы над прилавком с кофейными машинами показывали половину восьмого.

– Сегодня уже, наверное, поздно. Сходим завтра с утра. Нормально? Во сколько вам надо быть в Реакторе?

– К обеду.

– Успеем. Как раз сразу домой и отвезешь, чтобы не к Дэйну.

Рен повеселел.

Снайпер сосредоточенно пыхтел и прислушивался, наверняка начал бы ныть, что кошак Декстера обгадит ему все ковры, закинь мы того в уже и так порядком захламленную гостиную, но Эльконто меня удивил. Долго мялся, чего-то думал, прикидывал, а потом неуверенно спросил:

– А мне?

– Чего тебе?

– Ну, тоже кого-нибудь…

– Гейшу ему японскую! Ты же говорила, что они лучше всего мужчин ублажают, – вступил в разговор Лагерфельд, – вот и пусть доласкает его вечно недоласканного…

– Где я ее возьму? В приюте для животных?

Дэйн грозно сдвинул светлые брови и показал Стивену кулак.

– Ну, тогда рыбок ему целый пук. Пусть поставит в штабе на «Войне» и кормит их там дохлыми червячками.

– Док, вот достану я тебя однажды и накормлю червячками! Живыми! Подарю тебе, нафиг, попугая и научу его говорить «Дохтур гомно!»

Эти двое опять сцепились.

– Долго учить придется!

– Да пятьсот тыщ раз повторю и не устану! Пока сам в это не поверю!

Вот ворчит белобрысый ежик с косичкой, а сам от смеха давится. Я укоризненно покачала головой – что за сладкая парочка? Но спасибо этим двоим, атмосфера за столом изменилась, потеплела.

– Так, любители животных и скабрезных шуток, допиваем кофе и выдвигаемся. Погуляем и заодно поищем хороший ресторан. А после за дровами.

Ночь. Температура плюс пять по Цельсию.

Мне очень хотелось показать им это место: нигде больше нет такой тишины – глубокой, завораживающей, абсолютной.

И звезды. Они висят так близко – огромные мерцающие бусины, – что, кажется, не нужно никаких световых лет, чтобы достичь их, а только протяни ладонь и коснешься. Мириады звезд, бесконечная россыпь на черном небосводе – граненные космосом алмазы.