Хэмил подошел к Кадии, два солдата с факелами сопровождали его. Опять грубо схватил за волосы — так, что принцесса головой шевельнуть не могла, — затем силой принудил встать на колени. Он расхохотался, и до Кадии донеслись смешки солдат, явившихся вместе с генералом.

— Теперь, когда ты стоишь на коленях, самое время выяснить, что ты замыслила, грязная тварь? Какую игру ведешь?

Он поднял ей голову, потом перевел взгляд на воткнутый в землю меч и на обуглившийся предмет, лежащий возле него. Чем-то он напоминал тело человека, чьи руки в страстном порыве были вытянуты в направлении меча, обладать которым мечтал погибший.

Хэмил долго молчал, даже волосы выпустил, потом опять расхохотался, теперь, правда, куда более нарочито, с явной натугой. Солдаты вообще погрустнели, а те лаборнокцы, которые собрались вокруг, отводили взгляды от кучки углей.

— Я-то никакую игру не веду, — вымолвила Кадия. — Это вы все время что-то замышляете, интригуете… Как, например, вот этот, который все добивался правды, а когда она открылась ему, очень удивился. Были и другие… — продолжила она, но генерал вновь схватил ее за волосы, затряс так, что принцесса слова не могла произнести, и заорал:

— Что здесь случилось, мерзавка? Отвечай, — он чуть разжал руку.

Кадия прилежно доложила:

— Он попытался взять меч, тому это не понравилось, и он погубил его…

— Что ты несешь? Что «это», кому «тому»? Кто погубил, кого?

— Ну, я же говорю — мечу не понравилось, что его хотят взять чужие руки. Я предупреждала, а он…

Тут она замолчала, удивленная, по-видимому, тем, что Хэмил вообще отпустил ее волосы. Теперь генерал задумчиво теребил нижнюю губу. Хэмил был достаточно хитер и сообразителен, чтобы разыгрывать из себя грубого солдафона. На самом деле он был достаточно умный, изворотливый человек.

Неожиданно кружок собравшихся лаборнокцев расступился, освобождая дорогу офицеру — огромного роста мужчине. Его рваный плащ был точной копией — вплоть до орнамента над нижней кромкой — плаща Хэмила. Был он без шлема, лоб обвязан грязным бинтом, на щеках и подбородке щетина.

— Что теперь, Хэмил? — резко, как товарищ по оружию, спросил он военачальника.

Тот не успел ответить, как из толпы раздался истеричный, визгливый голос:

— Привязать эту суку к мечу и обоих в болото!

Собравшиеся вокруг лаборнокцы одобрительно загудели. Туг еще последовал совет — напустить на нее болотных тварей, пусть полакомятся!

Это предложение вызвало еще большую радость. Офицер сердито зыркнул на солдат, и толпа сразу отступила в темноту, лица расплылись, так что невозможно было различить, кто подал голос. Со смертью этого внушающего страх колдуна все почувствовали себя свободнее, с души спало оцепенение, которое испытывает каждый человек, зная, что за ним постоянно наблюдает чуждая, без промедления карающая сила.

Хэмил, в свою очередь, тоже оглядел собравшихся. Наступила зловещая тишина. Солдатам был слишком хорошо известен нрав генерала — ему лучше не попадаться под горячую руку.

— Спрашиваешь, что теперь, Осоркон? Что ж, могу ответить — приказ мы выполнили. Мы всегда выполняем приказы. Мы отыскали эту… — он опять схватил принцессу за волосы. — Итак, мы нашли ее, даже с довеском, — генерал указал на меч. — Считаю, что король Волтрик должен достойно наградить тех, кто, не щадя жизни, добыл ему одну из этих ведьм. Я имею в виду не просто жратву и питье, а нечто более существенное, более значительное, чем пара дней отдыха…

— Наградить? — переспросил Осоркон. — Один из нас, кто знал очень много об этих местах, уже получил достойное вознаграждение. Что толку твердить о дарах и наградах, пока мы не выбрались из этого ада?

— Точно, — кивнул Хэмил и облизнул мясистые оттопыренные губы. — Я думаю, — он за волосы поднял Кадию с колен, — скоро ты станешь более сговорчивой. Мы прекрасно умеем обходиться с любым, даже очень храбрым и стойким человеком. Такие тоже, в конце концов, начинают лизать нам сапоги и почитают за счастье исполнить нашу волю, пусть это и грозит им смертью, А уж с такой гордячкой мы живо управимся, быстро рога обломаем. Ты нам все поведаешь — и как выйти отсюда, и что за колдовская сила повелевает этим мечом.

Он щелкнул пальцами — толпа раздалась, и вперед вышел длиннорукий сутулый скритек. Это был здоровенный детина зверского вида с длинными кривыми руками. Когти и клыки, выпирающие из нижней челюсти, могли кому угодно внушить ужас.

— Пелан! — гаркнул генерал.

Толпа опять раздалась, и в круг вытолкнули отличавшегося необыкновенной худобой человека. Кадия, которой приходилось встречать кормчего в лучшую пору его жизни, когда он сытно ел, сладко пил, пользовался уважением и при дворе, и в кругу друзей, сначала не узнала его.

К генералу приблизился окончательно сломленный, потерявший всякое уважение к себе человек. Лицо его со впалыми щеками, с потухшим взглядом вполне могло принадлежать старухе-смерти. Хотя ему никто не приказывал, он сразу встал на колени.

Хэмил не обратил на него никакого внимания, подошел к мечу, опасливо оглядел его. Потом одобрительно хмыкнул, словно его ожидания оправдались.

— Это еще тут, — сказал он, обращаясь к Пелану, и указал на конец шнура, сплетенного из змеиных шкур. Несмотря на все превращения, случившиеся с мечом, веревка по-прежнему была привязана к рукояти.

— Скажи этой болотной крысе, — он кивнул в сторону скритека, — чтобы он взял меч и засунул ей за спину. Чтобы ни до рукояти, ни до лезвия не дотрагивался. Только с помощью этого шнура…

Кормчий с усилием глотнул, потом прочистил горло и вдруг заговорил глухим, утробным голосом, подобно чревовещателю. Что он сказал, никто не понял, однако скритек встрепенулся, поднял голову, посмотрел на него, на меч, на Хэмила. Огромная квадратная челюсть пришла в движение — топитель издал скрежещущее ворчание. Это и был их язык.

Пелан, выслушав ответ, побелел. Кадия заметила, как у него затряслись руки — кормчий сцепил их перед собой.

— Ну? — угрожающе спросил Хэмил.

— Ваше превосходительство, он заявил, что не может коснуться меча. Он сказал, что это принадлежит Исчезнувшим и на него наложено заклятие. Он страшится навлечь на себя гнев неведомой силы.

— Ладно! — буркнул Хэмил и добавил пару ругательств.

Он сам взялся за конец шнура, выдернул меч из земли. Затем покрутил им в воздухе, словно демонстрируя собравшимся свое пренебрежение ко всяким заклятиям.

— Ишь ты, Исчезнувшие, — сказал он. — Слышали мы о проделках этих негодяев. Понатворили дел, нечего сказать. Смотрите все! Никто из лаборнокцев не боится этих бабьих сказок.

Осоркон кашлянул.

— А что с этим? — он указал на обуглившиеся останки Голоса. — Похоже, некоторые сказки обросли плотью. И, прямо скажем, весьма впечатляющей.

Хэмил глазом не моргнул, но Кадия готова была поклясться, что генерал в тот момент едва сумел скрыть злобу, родившуюся в душе, — не дай Бог, этот Осоркон накаркает беду. Солдаты радостными криками приветствовали своего храброго генерала, и, надо отдать ему должное, Хэмил сумел вселить в сердца подчиненных некоторую уверенность.

— Этот, — Хэмил кивнул в сторону кучки угля, — относился к числу тех, кто добровольно играл с подобными штучками. Может, те, что хранятся у его хозяина, и не представляют опасности. Эти же — совсем другое дело. Человек, хватающийся за чужое оружие без всякой надобности, поистине безрассуден. Думаю, этот Голос был слишком высокого мнения о своем искусстве, что, ребята, всегда чревато неожиданностями.

Генерал зашел с мечом за спину Кадии. Его тяжелая рука легла ей на плечо, и девушка чуть не рухнула на землю, но все-таки собрала все силы и устояла. Меч пополз по спине и опять чуть порезал кожу. Наконец, лезвие замерло…

Хэмил уже успел отойти в сторону. Он склонился к одному из солдат и, указывая на скритека, который не выполнил его приказ, сказал:

— Мы больше не нуждаемся в его услугах.