Три дня с небольшим риморики тянули вниз по течению Великого Мутара лодку с принцессой Анигель. В конце сухого сезона, когда уровень воды упал до самой нижней отметки, главное русло петляло так, что, случалось, принцесса совсем теряла направление и, вопреки очевидному ходу солнца на ясном прокаленном небосводе, начинала верить, что юг и север поменялись местами. Единственным спасением являлось прекрасное знание римориками здешних вод — ни разу они не ошиблись, не свернули в боковую, пусть даже более широкую, протоку. Животные упрямо толкали легкое суденышко вниз по течению.

Анигель оставалось только наблюдать за берегами, и буйство растительности, причуды тропического леса были не менее ошеломляющи, чем извивы реки. Нередко у нее начинала кружиться голова от обилия древесных пород, экзотических цветов, чье утомительное благоухание иной раз выводило из себя от ошарашивающего кипения жизни в этом, на первый взгляд, райском благодатной краю.

Поражало разнообразие деревьев. Здесь попадались настоящие исполины, вздымавшие свои кроны под самые облака, изредка наплывавшие на джунгли. Встречались и невероятные, будто искусственно созданные экземпляры, чьи стволы и ветви напоминали последовательно нанизанные друг на друга кольца, извивавшиеся так, словно они бросали вызов земному тяготению. Росли на берегах и потешные приземистые коротышки, толстые, напоминавшие тыквы, над которыми совсем неуместной казалась плотная листва, чуть сдвинутая набекрень. Если добавить, что листочки этих уродцев постоянно сотрясались и вздрагивали, то, кроме улыбки, подобные создания ничего вызвать не могли. Эти деревья образовывали обширные рощи, очень похожие на гигантские огороды, где росли громадные овощи, и Анигель невольно представляла, что рано или поздно сюда явится хозяин и повыдергивает их за трясущуюся ботву.

Взгляд отдыхал разве что на вкраплениях красного, всеми любимого дерева гонда. Из него выходил лучший строевой лес и поделочный материал. Высоченные, прямые, как свечки, стволы, редкая листва, понизу — сухие, покрытые мхами и лишайниками, пропитанные рассеянным солнечным светом поляны. Лучшего места для грибов и ягод не найти…

Местами к самой воде подступали черно-ствольные, угрюмые, как бы притаившиеся деревья, которые совсем некстати были покрыты огромными, дурно пахнущими ярко-алыми и изжелта-оранжевыми цветами. Издали они казались отблесками пламени, и, когда вдоль берега выстраивался целый ряд этих, словно замерших в засаде, убийц, создавалось впечатление, что джунгли объяты адским неукротимым огнем. Попадались и жалкие, почти лишенные листвы экземпляры, воздевавшие голые ветки к небу. Удивительным в них было то, что почти по всей длине зеленоватых, покрытых морщинистой корой стволов густо чернели узкие, словно прорезанные ножом дупла, очень часто заселенные колониями ночных птичек-певунов.

Все это буйство, обилие запахов приедалось быстро — Анигель в такие минуты не знала, куда деть глаза, и молила Владык воздуха поскорее отвернуть лодку от слишком изобильных берегов.

И еще одна мысль время от времени не давала ей покоя. Если сейчас уровень воды в Мутаре самый низкий, что же творится здесь в конце сезона дождей? Трудно было вообразить, как широко разливалась река, до краев напитавшись влагой, принесенной тучами из-за дальних морей. Долгое, бурливое наводнение? Все сметающий на своем пути поток? По-видимому, так, решила Анигель, потому что, куда бы она ни бросила взгляд, везде — даже на умопомрачительной высоте — встречались отметины, оставленные вздувшейся водой. Чем ниже по течению спускалась лодка, тем все чаще по берегам попадались груды вырванных с корнями гигантских деревьев. Что там груды — горы! Все это гниющее, обсохшее на солнце добро было густо увито хищными лианами, разбросавшими по покрытым плесенью стволам отвратительно яркие соцветия.

Когда же главное русло отворачивало от берегов и терялось в речном разливе, на мелководье можно было увидеть мириады самых разнообразных птиц. Что начиналось в среде пернатых обитателей джунглей, когда по местам их кормежки риморики протаскивали лодку! Возмущению птиц не было предела! Здесь же, в глубокой воде, часто попадались гибкие прожорливые квадрупеды со щелястыми ртами, напоминавшие перлигов. Риморики дружески приветствовали их. Бессчетным было и количество мелких грызунов с желтоватыми, в полоску, шубками — один такой зверек разбудил Анигель после прыжка через водопад. Они оказались отличными пловцами.

Чем дальше к югу спускалась Анигель, тем больше поражало ее полное безлюдье этих мест. Даже примет человеческого жилья нигде не было! Наконец, она решила расспросить римориков. Они объяснили, что уже который год все вайвило живут в одном большом селении. Так они спасаются от своих врагов, уже несколько тысячелетий не дающих им покоя. Речь идет о родственных им глисмаках, проживающих еще ниже по реке, а также в недоступных чащах Тассалейского леса.

Давным-давно, сказали риморики, вайвило не имели постоянных жилищ и семьями кочевали по реке. В ту пору им легко удавалось избегать нежелательных встреч со своими неуклюжими дикими родственниками. Они никогда дважды не ночевали в одном и том же месте. После того как вайвило начали наниматься в работники к людям, занялись лесозаготовками и сплавом, они многому научились. Но и многое потеряли. Теперь кочевка стала небезопасной, и им пришлось сгрудиться в одном месте, чтобы сохранить жизнь. Богатство их росло с каждым годом — к сожалению, в той же мере увеличивалась и зависть глисмаков к своим более удачливым сородичам.

Им теперь никогда не вернуться к прежнему образу жизни. Подобная перемена была бы для них хуже смерти. Почему так получается, мы до сих пор не можем взять в толк.

— А мне ясно, — ответила Анигель. — С людьми происходило нечто подобное. Всегда, в каждом поколении, находились люди, у которых зуд такой появлялся — сделать лучше, чем было. Как-нибудь иначе… Больше узнать, дальше и выше прыгнуть, поменьше ходить, придумать приспособление, чтобы сноровистей работать… Таких людей было очень мало — остальные довольствовались опытом предков. А эти постоянно что-то выдумывали, изобретали… Откуда такие непоседы берутся — по-моему, неразрешимая загадка. Проходит время, остальные привыкают к их находкам, и вскоре становится ясно, что кто больше знает, у кого в руках более совершенное оружие, тот и сильнее. Попробуй отними у них придуманное, изобретенное — ничего не получится. И хотя подобных чудаков не любят, им всегда достается самый тяжелый удел, они погибают первыми, но одержимость их сохраняется, словно искры под пеплом, и когда приходит новое поколение, в нем опять находятся люди, которые желают заглянуть чуточку дальше, узнать чуточку больше. Одним словом, жить чуточку лучше.

Люди и маленькие народцы похожи друг на друга.

— Думаю, да. Но точно я не знаю. Аборигены, которых вы называете маленькими народцами, говорят, что нам, людям, дано по нашему уму, поэтому все в мире принадлежит нам. Но мы, люди, так не считаем.

Считаете, считаете… засмеялись риморики.

— Я не ученая, хотя у меня были хорошие учителя. Вот моя сестра Харамис — она очень умная — уверяла меня, что разум сам по себе — это не главное. И так полагают не только рувендиане, но и другие человеческие народы.

Люди появились в этом мире задолго до того, как были созданы маленькие народцы, такие, как горный народ или лесные племена. Только топители пришли сюда раньше вас.

Анигель недоверчиво хмыкнула.

— Откуда вам знать? Вы же только животные.

Риморики в ответ снова засмеялись и больше не стали обсуждать эту тему. Спустя несколько минут Анигель вскочила на ноги — вдали показались хижины селения вайвило.

Люди леса, очевидно, поджидали ее.

Флотилия более чем из тридцати больших лодок — узких, стремительных — понеслась ей навстречу. В каждой размещалось более двух десятков гребцов. На носу — рулевой, который властными жестами руководил движениями команды.