Хотя, фикция, похоже, — не совсем правильное слово. Вполне возможно, информация о начальном уровне ученика уже сидит в памяти какой-нибудь здешней машины. Ведь зачем-то нужна была проверка знаний?

Интересно будет поднять здешние архивы и поподробнее узнать про «Штуки». Сколько их, какие ребята там учатся, историю существования этих школ вообще. Если же и здесь информации не будет, то её нет вообще. А такого в принципе быть не может.

— Привет!

Сейчас, сидя в песочнице и сооружая стену башни, я вспоминала свою прошлую жизнь с улыбкой. Подумать только, те ребята, которые со мной учились, сейчас пошли в четвёртый класс и проходят — подумать только! — разбор предложений по частям речи.

Супера можно вычислить в первый месяц его жизни. Но законодательно к ним относятся так же, как ко всем остальным детям. А с семи до десяти лет нам даже учиться приходится в стандартной школе с обычными и — извиняюсь — очень глупенькими детьми. Интересно — зачем? Чтобы мы поняли, какие мы другие? Или это ОНИ сызмальства должны понять, что с точки зрения интеллекта, суперы стоят на ступень выше их самих? Интересная проблема.

— Это ты всё построила? А можно я с тобой?

Я, углубившись в собственные мысли, не сразу расслышала вопрос, а потом подскочила, словно ужаленная. Прямо передо мной стоял мальчик, может быть чуть старше меня самой, и с интересом разглядывал песчаные постройки. Под глазом у него красовался живописный синяк.

— М-можно, — пролепетала я, тоскливо вглядываясь в лицо пришедшего, не издевается ли он. Это был первый здешний супер, кто решил пообщаться со мной.

Зачем?

Я не исключала, что всё это вполне может закончиться тем, что из кустов выскочит стайка мальчишек, которые обсмеют и меня, и моё не в меру детское занятие.

Не доверяла я таким вот предложениям дружбы. Конечно, понимаю, что там, где я собираюсь учиться, ребята не в пример умнее, чем в обычных учебных учреждениях. Однако, по моему глубокому убеждению, мальчишки, какими бы умными они не были, остаются мальчишками. И он собирается сидеть в одной песочнице со мной? Ни за что не поверю!

Мальчик, похоже, не шутил.

— Я ещё один замок построю! — Решил он, разглядывая мои постройки. — А потом между ними можно будет перебросить мостик. — И вопросительно посмотрел на меня, словно в моих силах было ему запретить.

«Замок… мостик… Ерунда какая-то в голову лезет…Говорил мне папа, не читай Фрейда!»

Несколько минут мы молча занимались своими делами. Причём я потеряла всякий интерес к тому, что происходит на моём строительном объекте, теперь меня мучил только один вопрос: как с наименьшими потерями выкрутиться из сложившейся ситуации? Ведь если этот парень хоть одному человеку в этой «Штуке» скажет, за каким занятием меня застал, единственное, что мне останется — это уйти в другую школу. Причём я совсем не преувеличиваю. Если какой-нибудь оптимист мог полагать, что в «Штуках» порядки мягче, чем в обычных школах, то я придерживалась противоположного мнения; у меня были все основания подозревать, что совсем нет — гораздо жёстче.

— Тебя как зовут? — Спросил мальчик. Он был в длинных, до колен, шортах и лёгкой джинсовой куртке.

— Настёна. В смысле, Настя.

— ЗдОрово!

— Чего здорового-то? — Не совсем дружелюбно буркнула я, не совсем уверенная в лояльности собеседника.

— Имя красивое. И даже очень.

Я почувствовала, что начинаю краснеть, поэтому склонилась над своим замком, чтобы это не было так сильно заметно.

— А тебя как?

— Никита.

— У тебя имечко тоже ничего, — сочла нужным сказать я.

— И на том спасибо.

Никита, высунув от усердия кончик языка, принялся с помощью указательного пальца в цилиндре самой большой башни проделывать окошечки. Он выглядел обычным мальчишкой и даже на супера не очень походил. Каждый раз, как я не пыталась его рассмотреть, я задерживалась взглядом на его синяке. Его, судя по всему, поставили совсем недавно: краснота только-только начинала переходить в синеву.

— Ты с какого курса, Никит?

— С первого.

— То есть, уже со второго? — Пришлось уточнить мне.

Не походил он на первоклашку, хоть тресни!

— Нет, с первого.

— Так ты только недавно сюда приехал?

— Ага. А ты что думала?

— Я думала, тебе лет одиннадцать- двенадцать.

— Десять, — улыбнулся мальчик. — Но за комплимент — спасибо.

— Пожалуйста. А почему ты без всего?

— Вещи в главном корпусе оставил и пошёл гулять. Что ещё делать?

Тот факт, что Никите столько же, сколько и мне, может быть, мы даже учиться будем в одном классе, сразу настроил меня на дружелюбный лад. Теперь, казалось, даже мельчайшие преграды между нами были устранены. Наш диалог стал постепенно налаживаться.

— Ты издалека, наверное? — Спросил мой собеседник.

— С чего ты взял?

— Мне так показалось.

— Из Питера.

— Надо же! Я тоже! — Воскликнул мальчик. — А где ты там жила?

— Почему — «жила»? Я до сих пор там живу. На Васильевском.

— А я на Петроградке.

— Странно, что мы до этого ни разу не встретились.

— Ничего странного, — рассудительно ответил мальчик. — Питер большой.

Я кивнула, соглашаясь. Да, мол, большой. Третий по величине на планете после Пекина и Москвы — куда уж больше.

— Ты уже устроился?

— Сказали к шести подойти к административному корпусу, а сейчас ещё трёх нет.

Я мельком взглянула на браслет мобильника.

— Как там вообще в «Штуке», нормально, жить можно?

Никита остолбенел. В прямом смысле этого слова. Медленно поднялся и остался стоять, не сводя с меня изумлённого взгляда.

— Так ты тоже только поступила?

— Да.

— А где твои сумки?

— Там, в кустах, — кивнула я.

Последовала немая сцена. Мы молча смотрели друг на друга, и чем больше проходило времени, тем более неприятной становилась пауза. До меня уже стало кое-что доходить.

— А чего ты тогда тут делаешь? — Через минуту обрёл дар речи мой собеседник.

Что мне было отвечать? В песочнице играю?

Я молча поднялась. С удовольствием бы ударила ногой по замку (так и подмывало это сделать), но стало жалко, слишком уж красивым было сооружение.

Никита побагровел и отвернулся. Он оказался не таким любителем эстетики, как я: его замок разлетелся под ударом кеды.

Тут я окончательно поняла, что произошло. Мой новый знакомый увидел меня без вещей и подумал, что я старшекурсница. Чтобы подлизаться ко мне, он начал играть со мной. Теперь он очутился в таком же положении, что и я минуту назад. Если я только намекну кому-нибудь, что он тут копался в песочнице — ребята его заживо съедят.

— Сделаем вид, что всего этого не было, хорошо? — Запинаясь, предложила я. Это был не самый лучший выход, но больше мне ничего не пришло в голову.

— Хорошо, — едва слышно процедил Никита, глядя в сторону.

Он сделал несколько шагов прочь, но видя, как я копаюсь с чемоданом, заколебался и подошёл ко мне.

— Помочь?

— Помоги.

Мальчик легко подхватил мою сумку, чуть поморщившись от неожиданной тяжести — чемодан, и легко пошёл по дорожке. Я безропотно последовала за ним.

Мы долго молчали.

— У тебя тут чего — кирпичи? — Наконец, спросил он.

— А если я скажу, что да, от этого что-нибудь изменится? Скажешь, чтобы я сама несла? — Вопросом на вопрос ответила я, потом призналась. — Даже не представляю — мамка собирала. Мне самой интересно, что можно напихать в такой громадный чемодан.

— Навряд ли что-нибудь полезное. — Предположил Никита. — Хорошего не может быть так много. Может всю эту радость в пруд зашвырнуть?

Мы как раз проходили возле небольшого водоёма.

— Только попробуй, — я постаралась придать своему голосу угрожающие нотки. — Следующим — сам полетишь.

— Шутка! — Поспешно отозвался мой новый знакомый. Так поспешно, что я сразу поняла — он меня боится.

И не столько меня, сколько того, что я могу о нём рассказать.

Может быть, кому-нибудь и нравится, когда люди его боятся, но я этого не переношу.