На ребят новость о том, что у нас всех разные виртуалы, не произвела особенного впечатления.

— Я почти был уверен, что будет что-то похожее, — тихо сказал Лёша.

— Откуда?

— У меня есть один хороший знакомый в Сети, он много всякого о «Штуках» рассказывал. И говорил, что Сеть тут какая-то странная. Два человека могут зайти на один и тот же сайт, провести там целый день — и ни разу не встретиться друг с другом.

Я бы с удовольствием пообщалась с Лёшей на эту тему, но время меня начинало поджимать.

— Ладно, ребята, я пойду, мне пора…

Мы живём в холле всего три дня, и наши комнаты только-только начинают приобретать черты их владельцев.

В мальчишеских царит лёгкий мужской беспорядок, все вещи, как правило, свалены в какое-нибудь одно место, одежда пока ещё лежит в сумках, всё это вытаскивается на белый свет по мере необходимости.

Комнаты девочек отличаются порядком и какой-то даже гротескной чистотой. Всё аккуратно протёрто, вычищено, выбито и выстирано. Всякие мелкие детали — безделушки, салфеточки, а в комнате Мариши — даже плюшевые игрушки, создают ощущение особого девчоночьего уюта, который, по-моему, появляется сразу, стоит только любой девочке войти в первое попавшееся помещение помещение и переставить там с места на место несколько вещей.

Это было первое, о чём я подумала, когда очутилась в следующей комнате, настолько сильно она отличалась от стереотипов, что я успела выстроить. Книги — обычные, бумажные, которые сейчас можно найти разве что только в антиквариатных лавках, громоздились друг на друга, образовывая собой нечто вроде миниатюрных башен и стен между ними. Всё остальное пространство оказалось занятым всякими деталями и электронными приспособлениями, большинство из которых я видела впервые в жизни и могла только догадываться об их назначении. Непонятно, каким образом можно было всё это перевезти сюда, помниться, не было никого, кто заявился бы в «Штуку» с персональным фургоном.

А самое главное — это то, что обитатели этой комнаты оказались девочками!

Одну из них я немножечко знала — рыжеволосая, довольно плотная, но не толстая, она один раз имела возможность отличиться — как только Красная Шапочка разгромила наш виртуальный корпус и Полина оказалась настолько выбитой из колеи, что не могла связать двух слов, эта девочка пыталась взять инициативу в свои руки, точнее, Полина так подумала (но это не важно). Всё это закончилось ничем: дочка Сенатора оказалась не из слабонервных и быстро вырулила ситуацию в нужное русло. Тем не менее, эту рыжеволосую я имела возможность запомнить.

— Добрый день! — Сказала я.

— Привет, Бахмурова! — Ответила вторая девочка, не сходя со своего места. Она лежала на кровати с пакетиком орешков в одной руке и стаканом какого-то напитка в другой. Она была русоволосой, очень даже симпатичной (на мой взгляд), носила большие круглые очки, которые, кстати сказать, очень ей шли, однако мне не понравилось, что она выглядела очень уж развязной. Точнее, не знаю, насколько правильно я употребляю это слово. Попробуйте сами подобрать антоним к прилагательному «скромная».

Рыжеволосая захлопнула фолиант, который листала во время того, как я вошла в комнату.

— Тебе чего? — Спросила она.

— Иванова попросила меня заполнить анкету на всех учащихся.

— Что за анкета? — Русоволосая, наконец соизволила встать с кровати, долго шарила ногами под кроватью, пытаясь отыскать тапочки.

Я показала список вопросов. Сначала ей, потом рыжеволосой.

— Иванова слишком многое себе позволяет, — хором сказали они.

Хор получился очень слаженным; я даже заподозрила, что прежде чем это сказать, они долго и кропотливо тренировались.

Во те раз! Не хватало мне ещё каждому из респондентов объяснять, зачем и почему нужно анкетирование, да ещё и заниматься Полининой апологетикой!

— Девчата! — Устало произнесла я. — Иванова — единственная из нас, у кого столько эгоизма, что его хватает на четыре десятка человек. Вы об этом никогда не думали?

Они вытаращили глаза так, что я сразу поняла: да, они об этом не думали.

— Если кто-нибудь из вас будет готов каждую минуту вылететь из «Штуки», причём не за свои, а за чужие грехи — пожалуйста, Иванова готова предоставить вам такую возможность. Можете начинать прямо сейчас. Мне нужно будет только сбегать и сказать Полинке, что она уже не главная. Только не нужно уподобляться тем девчонкам, которые руководят сейчас на старших курсах. Они только называются старшими, а как только запахнет жареным — сразу убегают в кусты. Я сегодня утром видела одну такую. Она только узнала, что придёт Красная Шапочка — сразу сказала, что она тут не при чём — и прыгнула в скаф, и нам вдвоём пришлось во всём разбираться.

— В чём — разбираться? — Спросила рыжеволосая. — И как она могла от Красной Шапочки в скафе прятаться, если Красная Шапочка — в Сети? Что-то ты путаешь, Бахмурова!

— Вот-вот! — Поддержала её подруга.

Очень осторожно, дабы не сказать чего-нибудь лишнего, мне пришлось объяснить происходящее вокруг. Не скажу, что на девочек это произвело большое впечатление, однако на меня они стали смотреть не в пример дружелюбнее.

— Ладно уж, присаживайся, — сказала русоволосая. Я совсем забыла сказать, что во всё время моего монолога мне пришлось стоять перед девчонками, словно они меня допрашивали.

Я присела, разложила свои бумаги — и дальше всё пошло совсем уж хорошо, за исключением того, что к списку диссидентов, который пока что состоял из одного имени, прибавилось ещё два. Кстати сказать, рыжеволосую девочку звали Яной, фамилия у неё была — Кудрина. Вторая — русоволосая — оказалась Лилей Савкиной…

Свой обход я закончила в половине первого ночи. Совершенно измученная, я вернулась в комнату. За последние несколько часов я узнала столько нового, что хотелось сжать голову, дабы она не лопнула от переполнявшей её информации.

В первый день наш класс представлялся мне безликой массой, в которой ярко выделялось несколько человек: Полина, Никита, Мариша и, пожалуй, её друг Ромка. Постепенно из толпы «выявлялось» всё больше и больше людей: Марек, которого на самом деле зовут Игорь, Катя Агалакова, вызвавшаяся драться рядом с Никитой, Маша Серова, живущая в одной комнате с Маришей (та самая Маша, которая чуть не уехала)…

А за последние несколько часов я перезнакомилась с остальными ребятами, узнала множество всяких историй; впору было начинать писать роман — жизненного опыта у меня теперь было под завязку.

Список диссидентов пополнился до шести человек. По тщательном размышлении я решила Полине пока ничего не говорить: ребята, которым не нравилась её власть, не собирались предпринимать ничего опаснее чем пересуды за её спиной и тихие насмешки.

Многие из наших ребят успели поработать в разных научных учреждениях. До этого опроса я не предполагала, насколько часто используется труд суперов: из сорока ребят двадцать восемь уже имели стаж более двух лет. Я им даже позавидовала: жизненного опыта у них, наверное, куда больше моего. Что я видела в своей жизни? Пожалуй, ничего особенного — всё общение для меня ограничивалось членами моей семьи и немногочисленными соседями. А вот ребята, которые успели поработать, научились находить общий язык с совершенно посторонними взрослыми людьми, окунулись в круг проблем, который их интересует, вообще — они могут посмотреть на жизнь с другой — взрослой — точки зрения.

Полина спала, сидя за столом, обняв персональник и положив голову на клавиатуру. По монитору бегали ряды цифр.

Я потрогал её за плечо. Она глубоко вздохнула, но не проснулась.

Я, тоже вздохнув, уселась рядом. Она так хорошо спала, что было жалко её будить.

Словно почувствовав на себе мой взгляд, Полина с непринуждённостью просыпающегося зверя перешла от сна к бодрствованию.

— Сколько времени?

— Скоро час.

— Ты закончила?

— Да.

— И что?

В ответ я молча протянула Полине солидную кипу листов: тетради, которой я начала свой опрос, не хватило.