Сверяясь со сложными буквенно-цифровыми обозначениями, мне удалось разместить все книги, не знаю уж, насколько правильно я это сделала..

Я вышла за дверь библиотеки, встала на четвереньки и, стыдно признаться, в такой вот более чем позорной позе преодолела расстояние до двери в большой мир, почти не ошибшись в направлении. Несколько раз в воздухе свистело что-то, напоминающее лопасти пропеллера, я падала и вжималась в пол. Всё обошлось.

— Ты чего тут делаешь? — Подозрительно осведомился проходящий мимо мальчишка, когда я добралась до места, указанного Сашей и остановилась, поджидая её.

— Просто стою. А что, нельзя?

— Нельзя. Проходи, не задерживайся.

Я сделала несколько шагов в сторону. Он удовлетворился этим и ушёл. Я возвратилась на прежнее место. Тут же появилась Саша, воровато оглянулась по сторонам, привычным движением приложила палец к губам, поманила меня за собой. Мы поднялись на второй этаж и очутились в длинном коридоре. Одна стена была пуста, с другой стороны тянулся длинный ряд одинаковых металлических дверей.

— Здесь почти никто не бывает, — сказала Саша. — Это закрытые фонды.

— А как сюда можно попасть?

— Только с персонального разрешения Красной Шапочки.

— У меня его нету! — Испугалась я.

— А мы сюда и не собираемся заходить. Нам дальше.

В конце коридора, в торце, оказалась ещё одна дверь, деревянная, самая обычная (если такое понятие можно применить к виртуальным предметам), за которой обнаружилось крохотное помещение. Как только мы вошли, включился свет.

Уборочные механизмы, стоящие вдоль стены при нашем появлении зажужжали, кое-кто даже тронулся с места, но потом всё быстро успокоилось.

Саша пропустила меня вперёд, потом вошла сама, плотно закрыла за собой дверь, привалилась к ней спиной.

— Всё! — Широко улыбаясь сказала она. — Здесь можно говорить всё, что думаешь. Тут прослушки не работают.

Я подняла брови.

— Не веришь? — Она задорно хмыкнула. — Красная Шапочка — уродка, каких ещё свет не видел. — После этих слов помолчала минуту. — Вот видишь, — сказала она. — И ничего не происходит. Это — дежурная фраза для проверки. Если бы я сказала это в коридоре, очки с меня слетели тут же. Значит, говоришь, ты с первого курса?

— Да.

— И много вы успели узнать?

— Смотря, что ты имеешь в виду.

Саша уселась на корточки, обхватив руками колени, несколько секунд раздумывала, глядя в пол перед собой, потом вскочила на ноги.

— Задавай мне любые вопросы, а я буду на них отвечать. Только ответь сначала на мой. Почему ты мне помогла?

Я решила сказать правду.

— У нас было одинаковое количество очков. Я только начала учиться, а ты учишься уже давно. Мне было бы не так обидно вылететь из «Штуки», как тебе.

Девочка долго молчала.

— Ты в Бога веришь? — Вдруг спросила она.

Я почему-то смутилась.

— Да нет, как-то не получилось.

— Я думала, что только верующие такие альтруисты.

Саша протянула мне руку. Я пожала её, не скрывая охватившей меня радости. Немудрено: это был первый здешний человек, с которым у меня получилось познакомиться.

— Значит мы будем дружить, Саша?

Саша задумалась очень надолго, мне даже показалось, что она обиделась, наконец, произнесла.

— Только чтобы об этом никто не знал. А мои ребята вообще никогда не должны видеть нас вместе.

— Почему?

— У нас в «Штуке» нет такого понятия как «дружба». Все сразу подумают, что, если я со старшего курса, а ты с младшего, то ты сошлась со мной только для того, чтобы что-нибудь получить, а я помогаю тебе из-за жалости, из-за альтруизма или из-за чего-нибудь ещё.

— Но ведь это не так.

— Я знаю, — Саша улыбнулась одними губами. — Ладно, давай, спрашивай, у нас мало времени. Иначе меня могут спохватиться.

У меня в голове роились миллионы вопросов, я даже не сразу смогла сформулировать первую фразу.

— Это правда, что вся территория школы под контролем?

— Да. Аудио- и видеодатчики. Объёмного сканирования. Слышала о таких?

Я о таких слышала, поэтому ответила утвердительно. Главное отличие подобных датчиков в том, что пространство прослушивается как бы изнутри. Если в обычных датчиках качество воспринимаемого ими звука зависит от дальности расстояния между датчиком и источником звука, то в объёмных каждый кубический сантиметр контролируемого пространства словно бы снабжён отдельным микрофоном, звук одинаково хорошо слышен на любом удалении.

— Даже если ты будешь с кем-нибудь переписываться записочками, информация всё равно дойдёт до Красной Шапочки, — продолжила моя новая подруга. — Так что нет ничего такого, о чём она бы не знала.

— Зачем ей это?

— Чтобы контролировать нас. Если я правильно понимаю, такой способ — один из немногих, которыми можно более-менее поддерживать порядок в нашей «Штуке».

— С этим можно бороться?

Саша аккуратно приподняла узенькие плечи.

— Только вот такими партизанскими методами. Каждый курс изобретает что-нибудь своё. Способов много, нужно только над этим работать… Я не технарь, поэтому не надейся, что я смогу тебе что-нибудь объяснить.

— Ты вообще-вообще ничего не знаешь?

— Почему же — вообще ничего… мне, например, точно известно, что Красную Шапочку, когда о ней разговариваешь, по имени называть ни в коем случае нельзя. Тогда Программа тут же включает все прослушки и начинает передавать запись всего разговора ей самой. Так она всегда узнаёт, что именно о ней говорят.

— Как же вы тогда общаетесь?

— Элементарно! Мы вместо её имени называем какие-нибудь числа, каждый раз — разные. Например, кто-нибудь говорит, «Сегодня пятнадцатая полсотни очков с одного пятикурсника сняла». А ему отвечают: «Тридцать шестая совсем обнаглела. Вот ведь не найдётся никого, кто выяснил, кто она такая в реале, чтобы настучать ей по морде». А третий говорит: «Вы, ребята, про свою семьдесят восьмую поаккуратнее болтайте, как бы чего не было. Много было таких крутых»

— А почему каждый раз числа разные? — Полюбопытствовала я. — Не проще её каким-нибудь одним числом называть или прозвищем каким-нибудь?

— Не проще. День-два-три её так поназываешь, потом Программа может догадаться, кто именно имеется в виду.

Мы замолчали.

— А как вы это место отыскали? — Показала я взглядом на стены помещения, в котором мы сидели.

— Нам о нём пятикурсники сказали. За пятьсот баллов.

— Проще собраться где-нибудь за пределами школы.

— Каждый раз, как нужно сказать что-нибудь важное, собираться не будешь.

— Это точно. Вы всегда ЗДЕСЬ сидите, если хотите сказать друг другу что-нибудь важное? — Я сделала ударение на слове «здесь».

— Иногда бывает. Это — не одно такое место.

— Мне о нём можно сказать ребятам?

— Нет! — Быстро ответила Саша. — И то, о чём я тут тебе рассказываю — об этом как-нибудь так говори, чтобы никто не догадался, что это всё я тебе рассказывала.

— Зачем такие сложности?

— Ты просто не знаешь Красной Шапочки. Она иногда ребят выгоняла и за менее серьёзные вещи. То, что я тебе рассказываю — вы обо всём этом сами должны узнавать

— А вообще — кто такая Красная Шапочка?

Моя собеседница вздохнула.

— Всякое говорят. Мне, например, кажется, что это — программа.

— Почему?

— Слишком она… предсказуемая. И всегда всё знает. Человеку это трудно делать. А кто-то думает, что Красная Шапочка — это Михаил Сергеевич.

При упоминании этого имени я не смогла сдержать невольной усмешки. Саша это заметила.

— Вот. И все так смеются. А кто знает, чем он там в кабинете у себя занимается!

Мы помолчали.

— Я сегодня Красную Шапочку в реале видела, — у меня едва получилось произнести это твёрдым голосом.

Девочка кивнула:

— Она иногда выходит из компьютера.

— Как?!

— Откуда я знаю! — Досадливо поморщилась Саша. — Тут, в «Штуке», вообще столько всякой чертовщины происходит, что если во всём этом разбираться, трёх жизней не хватит.