— Выбирай выражения, Иванова! Я, в отличие от некоторых, чужие задницы вылизывать не буду!
— Будешь! — Нежно проворковала Полина. — Если я скажу.
— Это ТЫ так думаешь.
— Можешь прямо сейчас устроить голосование и выяснить, кто из нас старший. Согласен?
— Мне на твои голосования с высокой колокольни…
Полина продолжала улыбаться. Меня, если честно, от этой улыбки, мороз по коже продирал, я знала, чем всё это заканчивается. И смотрели они друг на друга так, что, казалось, очутись между их лицами лист бумаги — тот вспыхнет и сгорит без остатка.
И вдруг к ним подошёл Марек — наш утренний знакомый.
— Тоже мне, начальнички, — сказал он, близоруко поверх очков вглядываясь в лица стоящих перед собой. — Ладно, вы пока меряйтесь амбициями, а мы все пойдём учиться. — И двинулся по асфальтовой дорожке, нимало не заботясь, идёт кто-нибудь за ним или нет. За ним двинулись некоторые наши ребята, неловко переглядываясь между собой.
Не хотела бы я очутиться на месте Никиты или Полины! Они, удивительно похожие, обиженно посмотрели вслед мальчику, потом удивлённо воззрились друг на друга.
— Кто это? — Тихо спросила Полина.
— Сказал, что психологией увлекается, — так же тихо ответил Никита.
— А, да-да, заходил вроде бы утром. Я не успела его разглядеть.
— Против такого психолога дружить надо.
— Это точно. Если по-другому у нас не получается…
Я уже как-то упоминала, что тонкости человеческих взаимоотношений — не мой конёк. Лишний раз я имела возможность в этом убедиться, когда они потопали рядом, мирно беседуя между собой, только что за руки не взялись. Такого поворота событий я ожидала меньше всего. Все разногласия между ними, казалось, тут же забылись. Некоторое время я вместе с остальными ребятами таращилась вслед ушедшей парочке, потом мы бросились их догонять.
— Можно я с тобой? — Спросила Марина, очутившись рядом, стрельнула в меня своими глазищами, широко улыбнулась.
Я только кивнула. Она схватила меня за руку. Ладошка у неё оказалась маленькой и горячей. Я даже озабоченно взглянула девочке в лицо: не больна ли? Нет, не похоже, что у неё температура, слишком уж бодрая и, кстати, чем-то донельзя довольная. Больные такими не бывают. На несколько секунд мне показалась, что рядом со мной не Мариша, а Санька. Моя сестрёнка тоже любит ходить со мной, взявшись за руку.
— Марин, тебе кто-нибудь говорил, что ты очень красивая?
— Все говорят, — смущённо хихикнула моя спутница. — А что — я на самом деле симпатичная? — Кокетливо поинтересовалась она, причём, судя по её лукавому личику, ответ ей был известен заранее.
— Хоть я сама девочка, — ответила я со всей искренностью, но иногда и мне хочется повесить на стену твою фотку, чтобы иногда смотреть.
— Здорово! — Восхитилась Марина — Таких комплиментов мне ещё никто не говорил! Настёна, а ты не подлизываешься ко мне? — Вдруг с беспокойством осведомилась она.
Я так удивилась, что даже не сразу нашлась, что можно ответить. Настёной меня называли только дома и очень-очень близкие люди. А тут вдруг… Ладно, она могла догадаться, ничего в этом странного, наверное, нет; всё-таки такой вариант моего имени имеет некоторое распространение.
— Зачем? — Вопросом на вопрос ответила я.
Моя спутница этим удовлетворилась и ещё крепче сжала мне руку.
Сама не представляю, зачем я завела этот разговор. Наверное, мне показалось, что, если я с самого начала скажу Маринке, что думаю о её внешности, нам будет проще общаться в дальнейшем.
Учебный корпус мы искали долго. По прошествии получаса нам, наконец, удалось добраться до пятиэтажного здания с большими стёклами, затемнёнными, словно в нашем холле, почти до состояния зеркальности. Оно удачно вписывалось в окружающий пейзаж, и на фоне потемневших стволов высоких деревьев почти не было заметно.
Мы вышли к нему сзади, где на стоянке в полном беспорядке были припарковано несколько десятков гравов разных форм и расцветок. Вокруг «Штуки» — карантинная зона, значит на этих гравах ребята передвигаются только по территории школы. Я сразу подумала, что было бы неплохо завести свой собственный грав. Только вот каким образом? Их здесь покупают, или из дома можно выписать?
Никакого дежурного перед входом не оказалось. Мы просто подошли — и дверь растворилась в воздухе. Мы восприняли это как должное. Как же быстро ко всему привыкаешь!
Войти внутрь всей толпой у нас не получилось. Полина попыталась протиснуться в дверь вместе с какой-то девочкой, та снова стала непрозрачной. Ей пришлось пропустить девочку вперёд, потом пройти самой.
— Интересно, зачем такие сложности? — Пробормотала Марина у меня за спиной. — Здешнее начальство не любит…
Я сделала шаг вперёд и не услышала окончания фразы, а когда дверь снова стала прозрачной, Марина уже закончила.
— Всё в порядке? — Подошёл к нам Рома.
— Да! — Удивилась я такой заботливости. Мне стало неловко, когда я сообразила, что вопрос был обращён не ко мне, а к Марише.
Девочка восприняла это как должное.
— Не дёргайся, — в голосе её прозвучала сложная смесь раздражительности и снисходительности.
Рома засмущался и исчез.
Странные всё-таки отношения между этими ребятами.
То помещение, где мы очутились, очень напоминало вестибюль какой-нибудь дорогой гостиницы, сделанной под старину. Низкие пластиковые потолки, тяжёлые драпировки на окнах, коричневый большими клеточками линолеум. На противоположной от входа стене располагался длинный ряд лифтовых дверей.
Впечатление портили только расписания уроков, вывешенные на стенах, доски объявлений, какие-то сложные графики и чертежи, кнопками прикрепленные в самых неожиданных местах. Некоторое время мы с боязливым любопытством бродили, разглядывая интерьеры. Мимо нас деловито пробегали старшеклассники. С насмешкой поглядывая на нас, они входили в лифтовые кабинки и уезжали, кто вверх, кто вниз. Над кабинками весело перемигивались цифры этажей, то с минусом, то с плюсом.
Всё это было кусочком студенческой жизни, интригующей и непонятной, и я поняла, что всегда мечтала о таком вот деятельном существовании.
— Бахмурова! — Послышался голос Полины.
Я подошла.
— Как ты думаешь, нас тут кто-нибудь встречать будет?
Этот вопрос прозвучал для меня самым настоящим комплиментом. Вокруг бродят четыре десятка суперов, а Иванова обратилась за помощью именно ко мне. Это что-то, да значило!
— Тут расписание для всех курсов висит, — ответила я. — Кроме нашего. Такое ощущение, будто нас в этой школе вообще нет.
— И что это значит? — Спросила Полина, пытливо глядя на меня. — Или мы не в тот корпус пришли?
— Боюсь, что расписание нам самим придётся писать.
— С чего ты взяла?
— Сколько взрослых ты тут видела? — Вопросом на вопрос ответила я.
— Двух, — тут же ответила Полина. — Один — директор, вторая — выдра, которая карточки нам выдавала.
— Тебе не кажется, что даже для крохотной деревенской школы это маловато, не то что для Школы Навигаторов? Мы тут живём почти сутки. По теории вероятности за это время мы должны были хотя двух-трёх учителей встретить.
— Ты имеешь в виду, — глаза девочки расширились, голос прервался от волнения, — что тут ВООБЩЕ НИ ОДНОГО ВЗРОСЛОГО?!
По гробовой тишине, которая возникла после этих слов, я поняла, что наши ребята с интересом прислушивались к нашему разговору, и теперь пытались осмыслить происходящее.
Время от времени появлялись экспериментальные школы, в которых из процесса обучения максимально устраняли человеческий фактор (так это, вроде, называется в Интернете?). Функции преподавателей исполняли роботы. Ничем хорошим это не заканчивалось. Возникали многочисленные психологические проблемы. Больше трёх лет не могли выдержать даже самые смиренные ученики.
Полина уселась на корточки, сжимая голову руками, словно та набухала изнутри и была готова взорваться. Я её понимала. Одно дело — играть в Навигатора, зная, что рядом есть взрослый человек, который подскажет, если вдруг возникнет критическая ситуация, пожурит, если что-то сделал не так, подскажет, что можно и нужно делать сегодня, завтра, послезавтра. Другое — быть просто старшим.
