На пряничном поле раскинулась подробная карта российской столицы с указанием мелких проулков и тупичков.
* * *
Екатерина II к Новому году более всего любила подношение одного из петербургских промышленников. Тот ежегодно присылал во дворец огромное золотое блюдо с всевозможными фруктами. Императрица радовалась этому подарку как девчонка, прыгала, хлопала в ладоши. И ужасно волновалась, если с утра это блюдо не было доставлено ей в гостиную, – «не случилась ли чего?..».
* * *
Как человек светский, князь Михаил Илларионович Голенищев-Кутузов часто бывал при дворе, где его отметила императрица Екатерина II. Приглядевшись к молодому военному, императрица прямо спросила князя:
– Не желаете ли вы, сударь мой, отличиться не на дворцовом паркете, а на поле чести?
– С большим удовольствием, – поклонился в ответ князь.
* * *
Один престарелый министр жаловался Нарышкину на каменную болезнь, от которой боялся умереть.
– Нечего бояться, – успокоил его остряк, – здесь деревянное строение на каменном фундаменте долго живет.
* * *
Как-то в разговоре государь спросил у Нарышкина:
– Какое звание предпочтительнее при дворе?
– Фрейлин флигель-адъютантов вашего величества.
– Почему?
– Потому что одни любимы, а перед другими преклоняются.
* * *
Получив вместе с прочими дворянами бронзовую медаль в память Отечественной войны 1812 года, Нарышкин воскликнул:
– Никогда не расстанусь я с этой наградой; она для меня бесценна – ее нельзя ни продать, ни заложить.
* * *
Во время заграничного путешествия Нарышкину предложили на берегу Рейна взойти на гору, чтобы полюбоваться на живописные окрестности.
– Покорнейше благодарю, – ответил он, – с горами я обращаюсь всегда как с дамами – пребываю у их ног.
* * *
В 1757 году родители определили Мишу Кутузова учиться в Инженерную школу.
– Как сей ученик? – поинтересовался граф Петр Иванович Шувалов у руководства школы. – Показывает ли он примерное прилежание и отличные успехи в науках?
– Отменное прилежание и глубокие, обширные знания, – с легким поклоном ответил начальник Инженерной школы.
– Полиглот и академик, – весело рассмеялся граф. – Возможно, такого ученого учить дальше – только портить? Не пора ли ему уже в строй?
* * *
Однажды офицер дворцового гарнизона Львов ехал вместе с Потемкиным в Царское Село и всю дорогу должен был сидеть, прижавшись в угол экипажа, не смея проронить ни слова, потому что светлейший находился в дурном расположении духа и упорно молчал.
Когда Потемкин вышел из кареты, Львов остановил его и с умоляющим видом сказал:
– Ваша светлость, у меня есть до вас покорнейшая просьба.
– Какая? – спросил изумленный Потемкин.
– Не пересказывайте, пожалуйста, никому, о чем мы говорили с вами дорогой.
Потемкин расхохотался, и хандра его исчезла.
* * *
Когда князь Потемкин сделался после Орлова любимцем императрицы Екатерины II, сельский дьячок, у которого он учился в детстве читать и писать, наслышавшись в своей деревенской глуши, что бывший ученик его попал в знатные люди, решился отправиться в столицу и искать его покровительства и помощи.
– Ну, старина, – сказал ему Потемкин, – нашел для тебя отличную должность.
– Вот спасибо, ваша светлость; дай тебе Бог здоровья.
– Знаешь Исакиевскую площадь?
– Как не знать, и вчера и сегодня через нее к тебе тащился.
– Видел Фальконетов монумент императора Петра Великого?
– Еще бы!
– Ну так сходи же теперь посмотри, благополучно ли он стоит на месте, и тотчас мне донеси.
Дьячок в точности исполнил приказание.
– Ну что? – спросил Потемкин, когда он возвратился.
– Стоит, ваша светлость.
– Ну и хорошо. А ты за этим каждое утро наблюдай да аккуратно мне доноси. Жалованье же тебе будет производиться из моих доходов. Теперь можешь идти домой.
Дьячок до самой смерти исполнял эту обязанность и умер, благословляя Потемкина.
* * *
Потемкин, встречаясь со Степаном Ивановичем Шешковским – руководителем политического сыска, обыкновенно говаривал ему: «Что, Степан Иванович, каково кнутобойничаешь?» На что Шешковский отвечал всегда с низким поклоном: «Помаленьку, ваша светлость!»
* * *
Князь Потемкин, войдя в силу, вспомнил об одном из своих провинциальных приятелей и написал ему следующие стишки:
Любезный друг, коль тебе досуг,
Приезжай ко мне.
Коли не так, лежи в г…
Пришлось тому поспешить на «ласковое» приглашение взлетевшего вверх Потемкина.
* * *
Выходя из театра после первого представления «Недоросля» и увидев его автора Дениса Ивановича Фонвизина, Потемкин сказал ему:
– Умри теперь, Денис, или хоть больше ничего уже не пиши! Имя твое, Фонвизин, бессмертно будет по этой одной пьесе.
* * *
Однажды Потемкин, недовольный запорожцами, изрек:
– Знаете ли вы, что у меня в Николаеве строится такая колокольня, что как станут на ней звонить, так в Сече будет слышно.
– То не диво, – ответили они, – у нас такие кобзари, шо як заиграють, то аж в Петербурге затанцують!
* * *
Светлейший князь Потемкин-Таврический играл в карты и был очень рассеян. Один вельможный придворный, пользуясь этим, обыграл его нечестным образом.
– Нет, братец, – сказал ему Потемкин, бросая карты, – я с тобою буду играть только в плевки. Приходи завтра.
Приглашенный не преминул явиться.
– Плюй на двадцать тысяч, – сказал ему Потемкин.
Партнер собрал все свои силы и плюнул.
– Выиграл, братец. Смотри, я дальше твоего носа плевать не могу! – произнес Потемкин, плюнул ему в лицо и отдал проигрыш.
* * *
Известный поэт Сумароков очень уважал историка и поэта Баркова, как ученого и острого критика, и всегда требовал его мнения касательно своих сочинений. Барков пришел однажды к поэту.
– Сумароков – великий человек! Сумароков – первый русский стихотворец! – воскликнул он с порога.
Обрадованный Сумароков тотчас велел подать ему водки и закусок. Барков изрядно выпил и, уходя, сказал:
– Александр Петрович! Я тебе солгал. Первый-то русский стихотворец – я, второй – Ломоносов, а ты – только что третий!
* * *
Однажды на большом обеде, где находился и отец поэта Сумарокова, его сын, Александр Петрович, громко спросил присутствующих:
– Что тяжелее, ум или глупость?
Ему отвечали:
– Конечно, глупость тяжелее.
– Вот, вероятно, оттого вашего батюшку и возят цугом в шесть лошадей, а вас парой.
Отец Сумарокова был бригадир, чин, дававший право ездить в шесть лошадей; штаб-офицеры ездили четверкой с форейтором, а обер-офицеры – парой. Сумароков-младший был еще обер-офицером…
* * *
Канцлер Безбородко очень любил свою родину Малороссию и покровительствовал своим землякам. Приезжая в Петербург, они всегда являлись к канцлеру и находили у него ласковый прием.
Раз один из них, коренной хохол, ожидая в кабинете за креслом Безбородко письма, которое тот писал по его делу какому-то влиятельному лицу, ловил мух и, неосторожно размахнувшись, вдруг разбил стоявшую на пьедестале дорогую вазу.
– Ну что, поймал? – спросил Безбородко, не переставая писать.
* * *
Безбородко говорил об одном своем чиновнике:
– Род человеческий делится на он и она, а этот – оно.
* * *