Дома графа Александра Сергеевича Строганова и графа Льва Александровича Нарышкина вмещали в себя редкое собрание картин, богатые библиотеки, горы серебряной и золотой посуды, множество драгоценных камней и всяких редкостей. Императрица Екатерина II говорила: «Два человека у меня делают все возможное, чтоб разориться, и никак не могут!»
* * *
Однажды Нарышкин спросил позволения государыни примерить лежавшую на столе андреевскую ленту. Надев ее, пошел в другую комнату, говоря:
– Там большое зеркало и будет удобнее видеть, идет ли мне голубой цвет.
Вдруг откуда-то взялись придворные, окружили его и приветствовали с монаршей милостью.
Тогда Нарышкин воскликнул:
– Ах, государыня, погиб да и только! Что мне теперь делать?
Государыня рассмеялась и успокоила встревоженного вельможу, сказав, что жалует его андреевским кавалером.
* * *
Екатерина II любезно принимала старого адмирала в связи с вручением награды. Растроганный адмирал азартно рассказывал императрице о том, как он командовал кораблями и флотами. Все больше увлекаясь, он сдабривал свой рассказ солеными и непристойными словами, но вдруг опомнился, бросился императрице в ноги, воскликнув:
– Матушка, прости меня, старого дурака, за мои гадкие слова.
На это Екатерина II заметила:
– Да что вы, дорогой адмирал, продолжайте, пожалуйста, дальше свой рассказ, ведь я ваших «морских терминов» не разумею.
* * *
У фаворита Екатерины II Григория Александровича Потемкина был племянник Давыдов, на которого государыня не обращала никакого внимания. Потемкину это казалось обидным, и он решил упрекнуть императрицу, сказав, что она Давыдову не только никогда не дает никаких поручений, но и не говорит с ним. Она отвечала, что Давыдов так глуп, что, конечно, перепутает всякое поручение.
Вскоре после этого разговора императрица, проходя с Потемкиным через комнату, где между прочим находился Давыдов, обратилась к нему:
– Подите посмотрите, пожалуйста, что делает барометр.
Давыдов с поспешностью отправился в комнату, где висел барометр, и, возвращаясь оттуда, доложил;
– Висит, ваше величество.
Императрица, улыбнувшись, сказала Потемкину:
– Вот видите, что я не ошибаюсь.
* * *
Талантливый переводчик «Илиады» Гомера Ермил Иванович Костров был большой чудак и горький пьяница. Все старания многочисленных друзей и покровителей удержать его от этой пагубной страсти постоянно оставались тщетными.
Императрица Екатерина II, прочитав перевод «Илиады», пожелала видеть Кострова и поручила Шувалову привезти его во дворец. Шувалов, которому была хорошо известна слабость Кострова к спиртному, позвал его к себе, велел одеть за свой счет и убеждал непременно явиться к нему в трезвом виде, чтобы вместе ехать к государыне. Костров обещал, но, когда настал день, назначенный для приема, его, несмотря на тщательные поиски, нигде не могли найти. Шувалов отправился во дворец один и объяснил императрице, что стихотворец не мог воспользоваться ее милостивым вниманием по случаю будто бы приключившейся ему внезапной и тяжкой болезни. Екатерина II выразила сожаление и поручила Шувалову передать Кострову от ее имени тысячу рублей.
Недели через две Костров явился к Шувалову.
– Не стыдно ли тебе, Ермил Иванович, – сказал ему с укоризною Шувалов, – что ты променял дворец на кабак?
– Побывайте-ка, Иван Иванович, в кабаке, – отвечал Костров, – право, не променяете его ни на какой дворец!
* * *
Однажды английский посланник подарил Екатерине II огромный телескоп. Наступил день испытания телескопа.
– Я не только вижу на Луне горы, но даже лес, – сказал один из придворных сановников, прильнув к окуляру.
– Вы возбуждаете во мне любопытство, – произнесла императрица, поднимаясь с кресла.
– Не торопитесь, ваше величество! – воскликнул придворный. – Уже начали рубить лес. Вы не успеете подойти, как его уже не станет.
* * *
Говоря о храбрости, Екатерина II как-то сказала:
– Если бы я была мужчиною, то была бы непременно убита, не дослужившись до капитанского чина.
* * *
Однажды Екатерина II увидела в окно старушку, которая гонялась за курицей и никак не могла ее поймать. Поинтересовавшись, кто такая и почему она так себя ведет, императрица услышала ответ:
– Государыня, эта бедная старушка – бабушка нашего поваренка. Он дал ей курицу, а та выскочила у нее из кулька.
– Да эдак, глупый, он измучает свою бабушку. Если она так бедна, давать ей из моей кухни каждый день по курице, но битой.
* * *
Генерал-прокурор князь Александр Алексеевич Вяземский во время своего доклада сказал Екатерине II:
– На Сенат стали с некоторого времени смотреть как на учреждение, некоторым образом контролирующее и стесняющее верховную власть, и это мнение все более и более в народе утверждается.
Екатерина II ответила:
– Пособить этому весьма легко: надо только в сенаторы жаловать людей знатного рода, неукоризненной честности, но недалекого ума.
* * *
Екатерина II немка и всегда стремилась быть во всем – от одежды до убеждений – более русской, чем сами русские, и никогда не уставала об этом напоминать.
Однажды, находясь в Царском Селе, она почувствовала себя нехорошо, и придворный врач сделал ей кровопускание. В это самое время ей доложили, что приехал из Петербурга князь Александр Андреевич Безбородко узнать о ее здоровье. Императрица приказала его принять.
Лишь только Безбородко вошел, Екатерина, смеясь, сказала ему:
– Теперь все пойдет лучше: последнюю кровь немецкую выпустила.
* * *
Как-то за обедом у Екатерины II зашел разговор о ябедниках. Императрица предложила тост за честных людей. Все подняли бокалы, лишь граф Разумовский не дотронулся до своего. Екатерина, заметив это, спросила, почему он не доброжелательствует честным людям.
– Боюсь, мор будет, государыня, – ответил Разумовский.
* * *
Поэт Гаврила Романович Державин, в бытность свою статс-секретарем при императрице Екатерине II, докладывал ей раз какое-то важное и непростое дело. В пылу спора он схватил за конец надетой на царицу мантии, та тотчас прекратила спор.
– Кто еще там есть? – хладнокровно спросила она вошедшего на звон колокольчика камердинера.
– Статс-секретарь Попов, – ответил камердинер.
– Позови его сюда.
Попов вошел.
– Побудь здесь, Василий Степанович, – сказала с улыбкой Екатерина II, – а то вот этот господин много дает воли своим рукам и, пожалуй, еще прибьет меня.
Державин опомнился и бросился на колени перед императрицей.
– Ничего, – сказала она, – продолжайте, я слушаю.
* * *
Некий чиновник имел место, которое в то время обогатило бы всякого, но по собственной честности не нажил ничего и вышел из службы чист и беден. Его представили к пенсиону.
Государыня Екатерина II спросила, что он, конечно, сберег что-нибудь из своих экстраординарных доходов. Ей доложили, что он ничего не имеет.
– Или он дурак, – отвечала она, – или честнейший человек, и в обоих случаях имеет надобность в пособии.
И подписала указ.
* * *
Один старый генерал представлялся однажды Екатерине II.
– Я до сих пор не знавала вас, – сказала императрица.
– Да и я, матушка государыня, не знал вас до сих пор, – ответил он послушно.
– Верно, – сказала Екатерина с улыбкой. – Где же знать меня, бедную вдову!
* * *
К празднованию 75-летия Санкт-Петербурга императрица Екатерина II получила подарок из Тулы. Но не самовар, а роскошный печатный пряник диаметром три метра. Это был, вероятно, самый большой пряник в мире того времени.