Один придворный, задетый шутками Балакирева, в раздражении сказал ему:

– Тебе люди, как скоту какому-нибудь, дивятся.

– Неправда, – отвечал Балакирев. – Даже подобные тебе скоты удивляются мне, как человеку.

Многие вельможи и придворные нередко жаловались Петру I на то, что Балакирев ездит во дворец, как и они, на паре лошадей и в одноколке, и просили его это обидное для них сравнение запретить. Петр пообещал выполнить их просьбу.

На другой день Балакирев подъехал ко дворцу в коляске, запряженной двумя козлами, и без доклада въехал в зал, где находилось множество вельмож. Петр посмеялся этой острой выходке Балакирева, однако в связи с тем, что козлы издавали неприятный запах, запретил ему в другой раз являться на козлах.

Спустя некоторое время, когда в приемной Петра было много придворных, Балакирев подъехал в тележке, в которую была запряжена его жена.

После этого Петр позволил Балакиреву ездить во дворец на паре лошадей и в одноколке.

Однажды один придворный певец чрезвычайно хвастал своим голосом, который, впрочем, на самом деле был очень плох.

– Я из своего голоса сделаю все, что хочу, – говорил он.

– Отчего же ты из него не сошьешь порядочного платья? – спросил Балакирев.

Один раз Петр I так был рассержен Балакиревым, что прогнал его не только с глаз долой, но вон из Отечества. Балакирев повиновался, и его долго не было видно. По прошествии долгого времени Петр, сидя у окна, вдруг видит, что Балакирев с женой едет в своей одноколке мимо его окон. Государь вспомнил о нем, рассердился за ослушание, вышел из дворца, закричал:

– Кто тебе позволил, негодяй, нарушать мой указ и опять показываться на моей земле?

– Прости, государь, заблудился, – ответил шут.

Однажды осенью в петергофском парке сидели на траве молоденькие дамы. Мимо проходил Балакирев, уже старик, седой как лунь.

– Видно, уж на горах снег выпал, – сказала одна из дам, смеясь над его седой головой.

– Конечно, – ответил Балакирев, – коровы уже спустились с гор на травку в долину.

Однажды Петр I, желая знать общественное мнение о новой столице, спросил у Балакирева, какая молва народная ходит про новорожденный Петербург.

– Батюшка, царь-государь! – ответил шут. – С одной стороны – море, с другой – горе, с третьей – мох, а с четвертой – ох!

Приглашенный на обед к одному иностранцу затейник царя Петра I Балакирев увидел стол, заставленный мисками разных супов, и недоумевал: что будет с ними делать. Поевши одного супа, Балакирев снял с себя галстук. Поевши другого – кафтан. После третьего – сбросил парик, за четвертым снял жилет и, продолжая таким образом, дошел до разувания ног. Тогда хозяин дома – иностранец – с нескрываемым негодованием закричал Балакиреву:

– Что это значит?

– Да ничего, дядюшка: я готовлюсь только переплыть это страшное море супов, – с невозмутимым спокойствием отвечал шут.

Однажды Балакирев, обедая у одного из вельмож, сидел против какого-то господинчика: который решился спросить Балакирева:

– Послушай, милый мой, какое расстояние между тобой и глупым ослом?

– Самое малое, – ответил Балакирев. – Один только стол.

Господинчик прикусил язык, а все захохотали.

На обеде у князя Меншикова хвалили обилие и достоинство подаваемых вин.

– У Данилыча найдется во всякое время довольно вин, чтобы виноватым быть! – заметил Балакирев.

Князь Меншиков принимал гостей. Один сановник, желая подшутить над Балакиревым, сказал:

– Ну, спой, хоть ты и без голоса.

Балакирев взглянул на него и сказал:

– Горло без голоса – то же, что голова без волоса.

Один офицер хвалился при Петре I своими подвигами, все показывал шрам на лице. Князь Меншиков, знавший, что этот офицер не отличается храбростью, заметил:

– Сам виноват, что ранен: зачем было оглядываться.

В одну из прогулок Петр I, одетый в простую солдатскую форму, зашел в кабак и встретил там молодого солдата, пригорюнившегося в углу у пустого стола. Дело было под вечер.

Петр его спросил:

– Что, брат, приуныл? Али не на что выпить?

– Да, брат, не на что, – откровенно отвечает солдат, не узнавши царя в полумраке. – А голова с похмелья сильно побаливает…

– Я тебя попотчую! – сказал император и приказал целовальнику подать водки.

Заподозрив жену Екатерину, впоследствии его престолонаследницу императрицу Екатерину I, в измене с красавцем-камергером Монсом, Петр I недолго думая приказал отрубить ему голову и заспиртовать ее, а после демонстрировал «препарат» супруге, доводя ее до обморочного состояния.

Понаблюдав за работой зубодера, Петр I подошел к нему и поинтересовался:

– Мог бы ты и меня обучить своему искусству?

– Если хорошо заплатишь, то научу.

– Идет, – обрадованно кивнул царь. – Откладывать не станем, начнем прямо сейчас!

Новое медицинское ремесло Петр Алексеевич освоил довольно быстро и неплохо и потом при любом удобном случае и даже без него любил похвастаться своим умением.

Весьма активно Петр Алексеевич интересовался практической хирургией. Почему именно хирургией и только хирургией – до сих пор осталось неразгаданной тайной! Иногда государь проявлял довольно живой интерес к гинекологии, однако хирургия всегда была на первом месте. Ничто не могло ее затмить в его понимании.

Во время коронации Анна Иоанновна порвала кондиции (условия ограничения ее правления), и, когда государыня прошла в Грановитую палату и поместилась на троне, вся свита заняла свои места, вдруг государыня встала и с важностью сошла со ступеней трона. Все изумились, в церемониале этого указано не было. Она прямо подошла к одному из «верховников», Василию Лукичу Долгорукову, взяла его за нос и повела его около среднего столба, которым поддерживаются своды. Обведя кругом и остановившись против портрета Грозного, она спросила:

– Князь Василий Лукич, ты знаешь, чей это портрет?

– Знаю, матушка государыня!

– Чей он?

– Царя Ивана Васильевича, матушка.

– Ну так знай же и то, что хотя баба, да такая же буду, как он: вас семеро дураков сбиралось водить меня за нос, а я вас прежде повела, убирайся сейчас в свою деревню, и чтоб духом твоим не пахло!

Однажды за столом с фаворитом царицы Анны Иоанновны Бироном и князем Куракиным, только что возвратившимся из-за границы, императрица, выкушав бокал вина и подавая оный князю Куракину, спросила:

– Вам почти все европейские вина известны – каково это?

Куракин по неосторожности обтер бокал салфеткой. Государыня, покрасневши от гнева, сказала:

– Ты мной брезгуешь! Я тебя выучу, с каким подобострастием должно взирать на мою особу.

Бирон, щадя Куракина, сказал:

– Помилуй, государыня! Он сие сделал неумышленно, а следуя иностранным обычаям.

Раз в знойный день герцог Бирон, гуляя в Петербурге с шутом Антонио Педрилло, почувствовал сильную жажду и на предложение Педрилло достать свежей воды отвечал:

– Вода разгорячает еще более. Принеси-ка лучше бутылку вина.

Уверяя, что вино охлаждает, герцог осушил уже две бутылки и посылал шута за третьей.

– Нельзя, ваша светлость, – возразил тот.

– Это почему?

– Боюсь, что, много прохлаждаясь, изволите замерзнуть!