– Не твое дело, – отрезал он. – Ты про свое думай.

Закольев равнодушно пожал плечами и стал работать в паре с другим кадетом.

Алексей подал знак к концу тренировки, подвел итог и покинул тренировочный зал. Кадеты стали собираться, хотя кое-кто еще оставался на борцовском коврике, продолжая отрабатывать сегодняшний прием. Сергей же, который в этот раз с нетерпением ждал конца занятий, постарался было уйти одним из первых, но вдруг услышал за спиной зловещий шепот Закольева:

– Давай-ка посмотрим на твое сокровище!

Сергей сразу понял, что Закольев не просто хочет посмотреть на медальон, он решил присвоить его.

– Обойдешься, сказано же тебе, – бросил Сергей и постарался поскорей пройти в двери, но правая рука Закольева уже крепко держала его за шею, а левой он с ужасающей силой надавил ему на затылок. Сергей дернулся, стараясь не поддаться панике, не потерять дыхания, но дыхания уже не было, осталось лишь страшное давление, от которого, казалось, вот-вот треснет череп. В сгущавшейся черноте он еще успел увидеть, что на них смотрят двое кадетов, но те, видимо, решили, что они решили потренироваться еще. Но это была не тренировка – в этот раз Закольев напал на него всерьез.

Когда свет погас у него в глазах, Сергей на какой-то миг словно увидел себя со стороны, свое бесчувственное тело, распростершееся на полу. Затем было чернота.

Когда он пришел в себя, Закольева поблизости не было. Исчез и медальон.

С того самого момента Сергей, словно одержимый, не мог думать ни о чем другом, лишь о том, как вернуть свой медальон. Он не мог, просто не мог позволить Закольеву взять и украсть то единственное, что осталось у него в память о родителях, что соединяло его с прошлой жизнью. Но у него никак не выпадала возможность остаться с Закольевым один на один. Несколько дней их не ставили тренироваться в паре, не получалось у Сергея подстеречь его одного на заднем дворе, где обычно Закольев курил с дружками.

Сергей чувствовал, что у него, словно у безумца, начинают путаться мысли. Он не мог ни о чем больше думать. Ему нужно было немедленно вернуть свое.

Три дня спустя ему таки удалось подстеречь Закольева и перегородить путь:

– Отдавай немедленно! – закричал он, не в силах сдерживаться, чувствуя, как у него все горит внутри от ярости.

Кое-кто из кадетов, пришедших пораньше в спортивный зал, подтянулся поближе. Зрелище обещало быть незабываемым.

– Что тебе отдавать? – негромко переспросил Закольев, явно не ожидавший такого от Сергея.

– Сам знаешь что.

Закольев улыбнулся своей отвратительной улыбочкой.

– А, ты про ту девчачью побрякушку, которая была у тебя на шее?

– Отдавай… сейчас же! – зарычал Сергей.

– А у меня ее нет. Вот так-то.

– Врешь!

Закольев смотрел на него изучающим взглядом, словно на козявку, удивленный, что «добренький Сережа», почти на четыре года моложе его, решится приставать к нему с такими требованиями. Что ж, говорил его взгляд, ты сам напросился…

Сергей молниеносно нанес Закольеву удар ступней в колено. Закольевская нога поехала в сторону, но он не стал восстанавливать равновесие, а в падении зацепил Сергея за одежду, увлекая его за собой на землю. Еще миг, и мускулистый Закольев уже сидел у Сергея на груди и методично лупил его кулаками по лицу.

Закрываясь от града сыпавшихся на него ударов одной рукой, Сергей растопыренными пальцами ткнул Закольеву в глаза. Тот взвыл от боли и ярости, и этого мига было достаточно, чтобы Сергей еще несколько раз двинул ему по зубам.

В этот момент в зале показался Бродилов, который и растащил их. Но Закольев успел свернуть Сергею нос, отвесив ему несколько жестоких ударов по лицу. Со сломанным носом и заплывшим от кровоподтеков лицом Сергея отвели в лазарет.

На следующий день первым, кого увидел Сергей, едва разлепив глаза на синем отекшем лице, был Андрей, сидевший у его койки.

– Ну, Серега, ты даешь! – восхищенно затарахтел он. – Закольевские зубки давно просились погулять, но никто не думал, что это ты… Ты ему оба передних зуба выбил, знаешь, нет? Хотя не это главное… Закольев, кажется, напросился. Видели, как он душил тебя после тренировки и снял с тебя что-то… вроде как цепочку, да? Дошло до наставников, – продолжал Андрей, улыбаясь. – Бродилов потребовал, чтобы Закольев признался, что он украл, но тот уперся, будто ничего не брал. Врет, конечно, и все знают, что врет. Так что давай, поправляйся, расскажешь сам, как дело было. Начальство приняло решение держать Закольева в холодной все время, пока ты будешь в лазарете. А потом… Да, Серега, нешуточного врага ты себе нажил! Хотя Закольева-то, говорят, собираются того… с волчьим билетом, и такие слухи тоже ходят.

Затем он добавил, уже без прежнего восторга:

– Да, Сергей… А я-то… хорош друг, тоже мне. Но впредь, обещаю, можешь на меня рассчитывать, что бы и кто бы там ни был, усек, нет?

– Усек, – едва ворочая губами, пробормотал Сергей. Слова Андрея скорее огорчили, чем обрадовали его. Закольевское унижение и наказание ему было ни к чему. Оно только все усложнило, теперь тот уж точно ни за что не отдаст медальон.

Остаток дня Сергей то лежал в полусне, то засыпал снова. А ночью словно что-то толкнуло его. Открыв глаза, он увидел в полутьме комнаты Алексея, стоявшего поодаль. Но одет он был не в привычную форму, в которой ходил в школе. Теперь на нем была его прежняя казацкая одежда, и он был таким, каким впервые появился у них, еще тогда, с известием о смерти Александра Второго. Сергею вдруг показалось, что он видит сон.

Но Казак заговорил, и Сергей понял, что не спит:

– Тренируй задержку дыхания, и тогда нехватка воздуха не будет тебя больше страшить. Сознание теряешь не от того, что воздуха нет, а от того, что кровоток сдавлен. Так что, если тебя снова будут душить, – все так же тихим и мерным голосом вел он дальше, – полностью сбрось напряжение, и у тебя появится еще двадцать-тридцать секунд.

Алексей на мгновение поднял взгляд, словно стараясь отыскать нужные слова:

– Жизнь, Сережа, жесткая штука, так что и сам невольно становишься жестким. Но запомни и то, что нет ничего такого твердого, чего нельзя взять мягкостью. Вода источит любой камень, дай только время. Время, вот что тебе нужно…

– Ты поступил храбро, выступив против Дмитрия Закольева, – продолжал Казак, – твой отец тоже был храбрецом… Достойный был человек, и ты станешь таким же… Но не солдатом, Сережа, не солдатом. Не твое это, запомни мои слова. А что твое – ищи, и оно обязательно найдется.

Эти последние слова отозвались в Сергее глубоким разочарованием, но во взгляде Казака ничего не изменилось, он все так же улыбался ему, как равный равному, как товарищ – товарищу. И не успел Сергей и слова сказать в ответ или поблагодарить Казака за наставление, как Алексей Орлов отступил на шаг во тьму и исчез.

А утром Андрей снова вернулся к своему другу, чтобы сообщить ему новость:

– А знаешь, Казак уехал! Его немедленно затребовали ко двору, и он сразу же собрался, еще даже не рассвело… А мы назад, к Бродилову, вот так-то. Господин директор, правда, от его имени передал нам прощальный привет и пожелания. И еще слова… Дай вспомнить… «Такова жизнь солдата, люди приходят и люди уходят, твой товарищ может пасть в бою рядом с тобой, но ты, ты ни шагу назад». Занятия отменили, все до обеда свободны. Кто куда, а я к тебе, вот так.

Андрей замолчал.

– Знаешь, Серега, – вдруг сказал он, – а ведь дядя-то твой… небось, скучать тут будет без Казака, согласен, нет?

Сергей только улыбнулся.

– Согласен. И не только он.

На дворе уже был пронизывающе-холодный январь 1888 года, когда Сергея наконец выписали из лазарета. Его желание вернуть свой медальон не стало слабее, но теперь он решил трезво оценить свои возможности. Еще одна открытая стычка с Закольевым ни к чему не приведет. Попробуй он снова отобрать медальон у Закольева силой, все закончится тем же, он снова окажется в лазарете. Но возможно, ему повезет и побитым окажется Закольев. В любом случае тот по доброй воле не скажет, где прячет медальон.