– Гони штуку баксов! – рявкнул второй.

Обрадовавшись, что это непонятное дело все же разрешилось и за довольно незначительную, при его нынешних капиталах, сумму, Соскачев аккуратно вытащил из внутреннего кармана деньги и передал их бандитам.

Те, слегка удивленные тому, что не пришлось прибегать к спецсредствам, взяли баксы и застыли в полупозициях.

– Собственно, все! – сказал Соскачев финальным тоном и слегка развел руки в стороны.

Рэкетиры сразу же засобирались и быстро покинули комнату.

Так ничего и не поняв, Иван Никанорович лег спать.

«Надо будет «хату» поменять», – засыпая, подумал он.

Пока беспокойные граждане, охотники за чужим добром, рвались в город-курорт по суше и по морю, заслуженный пенсионер Попугайкин прибыл в Сочи воздушным путем.

Черноморское побережье Кавказа бушевало разнообразием красок вошедшей в полную власть весны. Пальмы – пограничные столбы субтропиков, зеленые весь год, уже стали менее заметны и не так одиноки среди набравшей цвет растительности. Море грелось под ярким солнцем, ежедневно прибавляя градусы, как по Цельсию, так и по Фаренгейту. Впереди уже виднелись контуры карнавального костюма летнего сезона и на столбах возле автобусных остановок уже белели половинки листков из школьных тетрадей с однообразными текстами: «Сдам жилье. Рядом с морем. Недорого».

У Петра Никаноровича, стоящего возле морского вокзала Главной Дачи России, куда он приехал прямо из аэропорта, и наблюдающего, как матросы покрывают белой, ужасно пахнущей краской, катера, был план. Он состоял в следующем. Найти Соскачева и пристыдить его за вероломное бегство от семьи. «У тебя на содержании был немощный старик», – проговаривал он про себя фразы, которыми ему предстояло пригвоздить своего нерадивого зятя. При этом он невольно скрючился, стал даже как будто меньше ростом, и увесистая слеза заскакала по шершавой старческой щеке. Если же не подействуют моральные доводы, Попугайкин думал припугнуть Ивана алиментами.

– У них же детей нет! – вскрикнул он от неожиданной догадки.

«Ну и что? Мог ли же ведь быть!» – тут же успокоил он себя.

Если и так дело не заладиться, были и другие варианты для шантажа. «Главное, найти этого ирода!» – зло думал дед. А если все получиться, что тогда делать с деньгами? И на этот вопрос был у пенсионера ответ. Помещение московского клуба филателистов давно нуждалось в замене рам и дверей, в обновлении наглядной агитации.

Как осуществить задуманное? И об этом подумал Петр Никанорович. Сразу же по прибытии в Сочи, он направился в местное отделение всероссийского общества филателистов. Там он рассказал о своем деле, немного изменив ситуацию и представив Соскачева, как бывшего члена их клуба, который скрылся, прихватив с собой очень ценную серию почтовых марок, принадлежащую московскому отделению.

Нет ближе братства, чем братство по интересам – сочинцы с готовностью согласились помочь. Всем, от мала до велика (а именно таким был состав клуба – средний возраст здесь отсутствовал), были розданы размноженные снимки Соскачева. Забросив текущие филателистические дела, южане двое суток прочесывали любимый город и, в конечном счете, обрели успех!

Один из «разъездов», состоящий из древнего старика с серебристой бородой и пятнадцатилетнего рыжего пацана, наткнулся на Соскачева в тот момент, когда беглец покупал газету в киоске на набережной. Старик от неожиданности сел на табуретку между лисой Алисой и котом Базилио, где и был тут же заснят местным фотографом – бомбилой.

У Рыжего нервы оказались крепче. Он, преодолев внутренние судороги от нежданной, но желанной встречи, подошел к Ивану Никаноровичу и треснувшим голосом спросил:

– Который час?

Вопрос был настолько банален, что Соскачев на него ответил. Далее он сел в автобус и укатил. Но уже не один. Оставив деда-напарника разбираться с фотографом, Рыжий, как ему казалось, незаметно, увязался за москвичом. Иван Никанорович пацана приметил, но не придал этому никакого значения.

Автобус, матерясь выхлопными газами, преодолел все подъемы и спуски на своем пути и оказался на окраине города.

– Конечная! – безразлично сообщила пожилая кондукторша.

Пассажиры неторопливо покинули салон. Рыжий пацан, словно индеец-разведчик, прячась за кустами и деревьями, преследовал Соскачева. Иван Никанорович его заметил и разозлился. Он, укрывшись за незаконно выстроенным возле тротуара сараем, дождался крадущегося юного филателиста и когда тот поравнялся с ним, схватил его за шиворот и грозно спросил:

– Ну?!

Рыжий от страха свел глаза к носу, втянул голову в плечи и дребезжащим голосом спросил:

– Ко-ко-который час?

– Я же тебе уже говорил!

– Я… я… я забыл…

«Одни идиоты вокруг!», – со злостью подумал Соскачев и сказал:

– Двенадцать тридцать! Запиши себе где-нибудь!

Он оттолкнул надоедливого пацана и пошел дальше. Рыжий, несмотря на потрясение, продолжил наблюдение, но уже без продвижения – он залез на сарай и стал следить оттуда.

Метров через пятьдесят Иван Никанорович вошел в калитку и исчез из поля зрения юного следопыта. Рыжий пробежался туда и уточнил адрес. «Ворошилова, 45. Не забуду».

Уже к двум часам координаты зятя имелись у Петра Никаноровича. Он нервно почесал подбородок, еще раз прокрутил в голове возможный разговор с Соскачевым и вышел из клуба филателистов. От дальнейшей помощи сочинских коллег он отказался, сославшись на интимность дела. В чем именно состояла интимность, южане могли только догадываться, поскольку Попугайкин сел в автобус и, помахав провожатым из салона, исчез за синеватым дымом, вырвавшимся из выхлопной трубы.

Войдя во двор дома номер 45 по улице Ворошилова, Петр Никанорович растерялся. Сам дом, если его можно было бы так назвать, напоминал множество больших скворечников, поставленных друг на друга. Это была этакая фанерная гостиница, имеющая своей целью лишь обозначить жилье, совсем не претендуя на то, чтобы предоставить постояльцам хотя бы минимальные удобства. Скворечники были частично обжиты – наиболее нетерпеливые курортники уже приехали поплескаться в море.

Молодая пара сидела на скамейке возле большого вишневого дерева и вдохновенно целовалась. Спросить больше было не у кого, и дед подошел вплотную к влюбленным и громко откашлялся. Эффекта своими действиями он не произвел и вынужден был повторить процедуру. Лишь только после пятого откашливания парень оторвался от девушки, недовольно осмотрел старика, и спросил:

– Чего тебе, дед?

– Вы не подскажите, где проживает Иван Петрович Соскачев?

– Шпион, что ли? Пойдешь по лестнице наверх. Когда упрешься в старую ванну, поверни направо. Шагов через десять, слева будет стоять шкаф. За ним дверь. Там твой шпион и живет. А ты ему что, шифровки принес? Ха-ха-ха!

«Почему «шпион»?!» – удивился Попугайкин и пошел в указанном направлении.

Слегка повредив ногу о ванну и ударившись головой о шкаф, Петр Никанорович зашел в комнату к Соскачеву. Тот безмятежно спал. Старик, не в силах сдержать радость от такой важной находки, тут же разбудил зятя и закричал:

– Ваня! Ванечка! Зачем же ты убежал?!

Иван Никанорович спросонья заморгал глазами. Было видно, что радость тестя от встречи он не разделял. Придя в себя, Соскачев встал, надел брюки, пригладил пятерней волосы и спросил:

– Ты один, Никанорович?

«Поправился-то как!» – с удивлением обнаружил дед и сказал с укором:

– Раньше «папой» называл! Один, с кем же еще?

Соскачев слегка успокоился и спросил:

– А чего приехал-то?

– Как же, сынок?! Ты же деньги украл! Жену бросил! И… и меня старика покинул, – захныкал Попугайкин.

– Ну, и что дальше? Деньги эти мои. Жене написал. Вернее, напишу…

– Ваня! Ваня, это же бесчестно! Деньги надо вернуть!

– Вернуть?! – взревел Соскачев. Он расстегнул рубашку и стал доставать из нательной жилетки пачки долларов, – Вот это все вернуть?!!