Облегченно звякнули отложенные в сторону инструменты. Чтобы заглянуть в щель, юноша прижался щекой к холодной стене, но даже так ему открылся лишь крохотный участок непроницаемого темного пространства под полом. Новые лучи-самоубийцы, готовые без раздумий сигануть в этот мрак, объявляться не спешили. Пришлось, кряхтя, опуститься на четвереньки и прижаться к полу лицом, чтобы увидеть закругленный ребристый бок какой-то монеты, почти полностью похороненной в пыли и строительном мусоре. Вот тогда-то Герка впервые подумал о сокровище. Построенный в середине тридцатых годов дом, в котором находилась квартира его родителей, был одним из немногих, уцелевших после Великой Отечественной. Конечно, ожидать, что тут обнаружатся золотые соверены или серебряные царские монеты, было глупо. Герка и не ожидал. Ему вполне сгодилась бы пригоршня довоенных советских копеек.

Пальцы Геры нельзя было назвать толстыми, однако в щель они не пролезут, это было видно сразу. И все же, прежде чем сходить в родительскую комнату за пинцетом, юноша попытался отжать крайнюю доску монтажкой и подцепить монету. Кончилось это тем, что пальцы ему едва не защемило, а тусклый металлический кругляшек зарылся в пыль еще на несколько миллиметров. С пинцетом дело пошло бодрее. Заостренные кончики цепко впились в краешек монеты, и юноша, чувствуя себя вынимающим пулю хирургом, осторожно потянул добычу вверх, к свету. Уже практически извлеченная монета попыталась нырнуть обратно, но была вовремя остановлена — Гера успел прижать ее к стене большим пальцем свободной руки. После этого монета сама скользнула ему в ладонь, будто передумав возвращаться в темное подполье. Поднявшись с пола и отряхнув колени от пыли, юноша поспешил к окну, чтобы, наконец, рассмотреть добычу получше.

Разочарование, которое он испытал, было сродни тому, что накатывает, когда вместо вожделенной игровой консоли родители вдруг дарят тебе на день рождения орфографический справочник. Ожидания не оправдались. Ни золота, ни серебра. Подмигивая на солнце, посреди ладони лежала самая обычная пятирублевая монета. Тяжелый «пятак», сквозь налипшую грязь отсвечивающий мельхиоровым покрытием. Двуглавый орел, раздвинув в стороны когтистые лапы, угрюмо восседал над отчеканенным годом выпуска — 1997. Вверху монеты, прямо между двумя пернатыми головами, издевательски показывающими Гере длинные языки, кто-то просверлил дырочку, уничтожившую первую букву в слове «рублей». Карьера кладоискателя (в мыслях уже вскрывшего пол и отыскавшего там золото Колчака) закончилась, так и не начавшись.

На пять рублей даже мороженого не купить. От досады хотелось швырнуть монету в окно, да жалко было потраченных усилий. Решительно не зная, что делать с находкой, Герка поднес ее к лицу и, зажмурив один глаз, вторым посмотрел на мир через просверленное отверстие. Мир, что характерно, не изменился, оставшись таким же летним и солнечным, только сжался до размеров игольного ушка. И, глядя на утопающий в буйной зелени двор, на мамаш, лениво сидящих рядом с детской площадкой, на их чад, копошащихся в песке и с визгом слетающих с пластиковых горок, Гера внезапно понял, что хочет мороженого. Холодного, слегка подтаявшего пломбира в хрустком вафельном стаканчике, с бумажной нашлепкой сверху, которую можно будет облизать, прежде чем наклеить на ближайшую урну. И непременно с деревянной ложкой-палочкой. Почему-то с ней мороженое всегда казалось вкуснее.

Желание, несмотря на свою внезапность, показалось Герке абсолютно логичным. Ведь это так естественно — есть мороженое, когда на улице такое пекло! Оставив «пятак» на подоконнике, Гера, наскоро сполоснув руки, кое-как стряхнул пыль с одежды: Воронцов решил идти как есть, в обрезанных по колено джинсах и застиранной белой футболке, безбожно заляпанной краской. Знай он, что в следующий раз увидит родной дом еще очень не скоро, наверняка бы оделся потеплее.

В последнюю минуту, уже отперев замок, Герка вернулся, чтобы захватить находку с собой. Расставаться с волшебным ощущением, подаренным кратким поиском несуществующего клада, не хотелось. Это чувство родом из детства, незамутненное, чистое, заставило Герку думать, что он все же нашел свое сокровище: беспросветная тоска, после выпускного ставшая его постоянной спутницей, впервые отступила, пусть всего лишь на несколько минут. Желая продлить ощущение таинственности, загадочности и какого-то легкого чуда, Воронцов вытащил из ящика стола моток «суровой» нитки и, отрезав небольшой кусочек, продел в отверстие на монете. Прежний хозяин «пятачка», похоже, считал его талисманом, и Гера подумал, что ему тоже не помешает немного удачи. Перед тем как выйти из дома, он обвязал веревку вокруг запястья. На счастье.

За последние две недели почва на клумбах и газонах стала похожа на потрескавшиеся старушечьи пятки, желто-белые, как древняя слоновая кость. Жареная трава уже не так лоснилась зеленью, не тянулась к солнцу, а обессиленно стелилась по высохшей земле, пытаясь спрятаться от губительных лучей. Наступающий грозовой фронт должен был смыть с Сумеречей пыль, грязь и пот, очистить улицы и дороги, разукрасить мир многочисленными лужами с радужными бензиновыми разводами. Остудить это невозможное пекло. Дать, наконец, передышку заточённым в бетонной духовке людям. Но пока что небесная канонада грохотала где-то далеко. Слишком далеко.

Переход из прохладного, темного подъезда в предгрозовую духоту улицы был подобен прыжку в воду. Прокаленный воздух, медленно напитывающийся влагой от идущих на горизонте туч, упал на юношу липкой простыней. Из окна, сквозь прорезь в монетке, мир казался более веселым и жизнерадостным. На деле же яростное солнце безжалостно выжало воду из людских тел, мгновенно превратив Сумеречи в колонию стариков. Престарелые мамы утирали морщинистые лица носовыми платками, размазывая потекшую косметику. Пили пиво на лавочках престарелые спортсмены, и казалось, что их бритые макушки — естественное следствие преклонного возраста. Возле дороги вяло катался престарелый скейтер в майке с изображением какого-то чернокожего гангстера. И только носящиеся по детской площадке спекшиеся на солнце карликовые старички плевать хотели на изнуряющую жару, продолжая бессмысленно расходовать тераджоули энергии.

Мгновенно пожалев о своем сиюминутном желании, возвращаться Гера все же не стал. Тем более что до городского парка культуры и отдыха было рукой подать — не больше десяти минут ходьбы. Конечно, можно было найти мороженое поближе, продуктовый магазин с поэтичным названием «Заря» занимал весь первый этаж соседнего дома, выбор разнообразных эскимо и пломбиров там был просто сказочный. Вот только Гере хотелось именно того, что нарисовало ему воображение, — некий экзотический плод в скорлупе вафельного стакана, наполненного холодной белой мякотью. Такое лакомство выпускал только местный молокозавод — предприятие, навечно застрявшее в советском прошлом и вот уже лет восемь балансирующее на грани банкротства. Ближайшая точка, реализующая его продукты, находилась именно в городском парке.

Солнце стояло в зените, и деревья не давали достаточно тени. Бредя по аллее, Воронцов с каждой секундой все крепче утверждался в мысли, что затея бодрой пробежки по асфальтовому пеклу с самого начала была неудачной. Сумеречи казались выжженной пустыней. Сделав небольшой круг, Гера прошел мимо угловатого, похожего на саркофаг здания мэрии, в надежде немного освежиться возле единственного в городе фонтана. Тот, как и следовало ожидать по закону подлости, оказался выключенным, и Гера не смог сдержать стон разочарования при виде пустой чаши, облицованной пересохшей плиткой. Чтобы добраться до парка, предстояло еще пересечь площадь Мира, миновать Дом культуры и пройти пару кварталов вверх по Советской улице. Обычно Воронцов с легкостью преодолевал этот маршрут, но сегодня ему казалось, будто поход за мороженым продолжается уже целую вечность. Так что, входя в парк, заросший давно не стриженными кустами и вымахавшими до опасных размеров деревьями, он уже еле плелся.