— Родителям позвонить надо, — отрешенно подумал он вслух. — Волнуются, наверное…

— Не волнуются, — уверенности в Лилином голосе хватило бы на десяток фактов. — О них уже позаботились. Да не в том смысле, — увидев, как вскинулся Герка, поспешно добавила она. — Сейчас они, скорее всего, думают, что ты где-нибудь у бабушки или в летнем лагере. Или, если крутой сборщик работал, вообще не помнят, что ты у них есть. Так что не волнуйся, никто тебя не хватится.

— Спасибо, очень обнадеживающе, — почти унявшаяся дрожь напоследок тряхнула Воронцова с новой силой.

От собранного Лилей позднего ужина остались смутные воспоминания. Кажется, он, пребывая в прострации, давился черствыми крекерами, запивая их выдохшейся теплой минералкой. Безучастно проглотив свою порцию, Гера даже не удивился, когда Лиля с ловкостью фокусника спрятала остатки трапезы в собственную тень на стене. Пластиковая бутылка и полупустой пакет с крекерами исчезли в ее силуэте, словно их втерли в бетон. Покончив с едой, Лиля отодвинула стол, подтаскивая свободную скамью к той, на которой, поджав ноги, сидел Герка. Составленные вплотную самодельные скамейки образовали один довольно широкий лежак.

— Вот так! — Девушка довольно отряхнула ладони друг о друга. — Здесь по ночам холодно, а роба одна, так что спать вместе будем. — Наклонившись, она заглянула в Геркины глаза, с максимальной строгостью сказав: — Только чтобы никаких глупостей, понял?

Воронцов кивнул. Удостоверившись, что ее слова поняты верно, Лиля тоже кивнула. Плюхнувшись на импровизированную кровать, привычным движением зацепила носком одного кеда пятку другого, стягивая обувь вместе с носками. С блаженным стоном развела в стороны пальцы на ногах, давая отдых ступне. После чего завалилась на свою сторону, с наслаждением хрустнув позвоночником.

— Рекомендую, — она кивнула на промокшие Геркины ноги. — Просушись, а то в этих катакомбах пневмонию подцепить — раз плюнуть.

Послушно скинув обувь, юноша осторожно улегся рядом. Воронцов замялся, не зная, как предложить Лиле половину робы, но та быстро пресекла его этические мучения, самостоятельно прижавшись к нему спиной. Синхронно засунув левые руки под головы, наши беглецы лежали так довольно долго, прежде чем Герка начал расспрашивать Лилю о произошедшем. О сборщиках удачи, о ценных артефактах, о смертельно опасных людях… и нелюдях.

— Скажи… — Герка даже приподнялся на локте, — скажи, это он Женьку Косюка… ну… того?

— Кого? — не поняла Лиля. — А… Кто-то из друзей твоих?

Забыв, что девушка его не видит, Воронцов кивнул. Но, тут же спохватившись, продублировал голосом:

— Да… в детстве вместе в бомбаре играли.

— Наверное. Дэвы — твари прожорливые. Едят редко, а туша — сам видел, какая огромная. Такую попробуй прокорми. Так что да, запросто мог схарчить. После их желудков даже в помете костей не найти, подчистую переваривают.

Тон у девушки при этом был самым философским, точно она обсуждала список покупок в супермаркете, а не физиологию существа, которого еще вчера Гера смело отнес бы к разряду мифических.

— Ты, кстати, молодцом, очень грамотно себя повел. Я сразу просекла, что ты парень толковый, — зевая, пробормотала Лиля. — У дэвов мозгов — с гулькин нос. Им по тысяче лет бывает, а каждый раз наступают на одни и те же грабли. Меры не знают, страхом обожрутся, да и застрянут обязательно. Главное — на месте не стоять, двигаться. А то многие при виде такого встанут как вкопанные, и… ну ты понял, ага?

— Если ты знала, все сама знала заранее, зачем меня-то так подставила? — В голосе Геры зазвенела нотка обиды. — Хоть бы предупредила…

— Не-е-е… Не тот эффект, — авторитетно сказала Лиля. — Предупрежден — значит вооружен. Значит, меньше боишься. А чуть меньше страха, и лез бы он за тобой по всему тоннелю, пока башку не оторвал. И вдвоем на него выходить нельзя было. Я Арбоба еще лет в двенадцать бояться перестала. Он бы просто смылся и уже через полчаса притащил сюда кучу сборщиков. А так, пока он к нормальным размерам вернется, времени немало пройдет. Можно смело отдыхать. До утра — точно.

— Арбоб, это что такое?

— Это его имя. Настоящее имя. Страшная ирония. В переводе с таджикского «арбоб» значит «господин». А здесь он так, мальчик на побегушках да утилизатор трупов… Все, не доставай меня, — зевнув так, что хрустнула челюсть, попросила Лиля. — Набегалась с тобой, ноги отваливаются. Я спать хочу. И тебе советую. Завтра марафон еще покруче будет.

Через тонкую ткань майки Герка чувствовал, как расслабляются мышцы ее спины. От Лили шло легкое, какое-то птичье тепло, как от зажатого в ладонях воробушка. Очень не хотелось ее беспокоить, но от еще одного вопроса Гера все же не удержался:

— Ты что же, постоянно так живешь?

Она молчала долго. Очень долго. Так долго, что Герка подумал, что девушка заснула. Но в конце концов она все же ответила:

— Нет, не постоянно. Но бывает. Это хищный мир, Гера. Случается убегать. Случается догонять. Правда, таким, как мы, убегать приходится чаще. Чем быстрее ты это поймешь и примешь, тем быстрее научишься выживать в этом новом мире. И, вероятно, тем дольше проживешь. Все. Спи.

И тут же засопела спокойно и размеренно, точно и не было головокружительной гонки, полной опасных приключений. Во сне на ее руках вновь проступили запутанные хитросплетения узоров. Правда, выглядели они не агрессивно, а больше напоминали побеги виноградной лозы. Глядя на спящую девушку с нескрываемой завистью, Герка считал овец и думал, что теперь никогда в жизни не сможет уснуть. По крайней мере не сегодня. Не в ближайшую неделю. Или даже не в ближайший месяц. Однако заснул он практически моментально, лишь только удобно устроил голову на предплечье. Во сне он все же обнял Лилю. Как и обещал, без всяких «глупостей», просто желая защитить и согреть.

Что ему снилось, Герка не помнил. Скорее всего, какая-то эротика. Подросткам всегда снится какая-то эротика.

Странно, но за время его отсутствия подъезд совершенно не изменился. Настороженно поднимаясь по ступенькам, выглядывая, не стоит ли пролетом выше подозрительный человек, Гера не переставал удивляться тому, что все осталось таким же, как раньше. Сам он, чувствуя каждое произошедшее в нем изменение, каждый крохотный сдвиг, понимал, что больше не является тем Геркой Воронцовым, что еще вчера днем вышел из этого подъезда. Тем обиднее было признать, что мир от этого, в общем-то, иным не стал. «Тот же лес, тот же воздух и та же вода…» Герка Высоцкого не любил, но многие песни знал наизусть — Воронцов-старший очень уважал творчество Владимира Семеновича.

Вот, наконец, родной этаж. Несмотря на то что на дворе день, лампа горит. Кто-то из жильцов забыл выключить с вечера. От нагревшихся на солнце перил пахнет краской — в подъезде всего месяц назад сделали капитальный ремонт. Дверь тоже не изменилась: массивная, стальная, с кривоватым зелено-черным граффити, изображающим четырехлистный клевер, наподобие того, что носит на пальце Лиля. Откуда-то всплыло слово «шемрок». Лет рисунку было немало, наверное столько же, сколько самому Герке. По крайней мере он не помнил дверь без него.

Стараясь не звенеть ключами, Воронцов открыл замок, проскользнул внутрь и с наслаждением окунулся в знакомый с детства запах. Этот запах, запах родного жилища — его не замечаешь, пока находишься внутри. И, лишь вернувшись после долгого отсутствия, внезапно с головой ныряешь в самый уютный и теплый аромат в мире, невероятную смесь мягкой сдобы, маминых духов, папиных сигарет и еще один Случай ведает чего. От этого запаха подкашивались ноги. Хотелось одного — доползти до своей комнаты, не раздеваясь, рухнуть на кровать и проспать до завтрашнего вечера.

Расслабившись, Герка едва не забыл, зачем вообще пришел домой, несмотря на то что Лиля четко сказала — за квартирой следят. Теплые вещи! Ему нужны теплые вещи и обувь. И деньги, на первое время. Где-то на антресолях валялся удобный городской рюкзачок на десять литров. Пожалуй, он в самый раз подойдет для предстоящих скитаний. И еще надо захватить еды! При мысли о плотном завтраке у Воронцова свело живот.