Ирина почувствовала, что слилась с любимой, когда ее губы прошлись по озябшему телу. Горячее дыхание Ведьмы согрело кроху с головы до ног. Оно стало обжигающим…
«Испепеляющим… — впадая в забытье, уточнила девушка. — От меня останется кучка пепла…»
Малютка не ошиблась. Охваченная пожаром, она лишилась чувств.
Ирина огляделась.
На полу валялась сломанная гвоздика… Смятая, истерзанная постель хранила свои тайны… На серванте стояла ваза, полная мочи… Тело Ирины с блаженством вспоминало любовные ласки…
«Аля… Тина… Алевтина…»
Глава десятая
1.
Майор Коробочкин, совершенно не склонный на трезвую голову к философическим рассуждениям, предавался этому никчемному занятию, даже не вспоминая о бутылке. При этом он дурел от головокружительных высот, на которые возносила его сорвавшаяся с привязи мысль.
«Ясно, как день, что я отпустил Сизова по чьему-то наущению. Негласному. Сколько со мной в жизни было похожих случаев? Не счесть. И с бабами… и с подследственными… и с самим собой. Какая сила втолкнула меня в обезьянник к Мартышке? Я же всю жизнь путанами брезговал! Высшее существо или низшее? Господь Бог или засранец Дьявол?
А то, что я предложил ей руку и сердце, чьи козни? Попросить Ознобишина вколоть мне в жопу кубик аминазина, чтоб избавиться от этого наваждения?
А то, что я на заре прекрасной юности не в адвокаты сунулся, а в менты? Какой мудак мне это наколдовал!»
Сколько раз Станислав Сергеевич действовал по наитию? Не считано. Иногда смысл непредсказуемых поступков обнаруживался впоследствии, чаще всего — никогда. Житейское объяснение «моча в голову ударила» вполне удовлетворяло сыщика. Но в случае с Сизовым привычное оправдание не устраивало Коробочкина.
Ни с того ни с сего отпустить особо опасного преступника?
Тут что-то не так.
«Выпустив на свободу Мухина, полковник Судаков ответил мне в том же духе. Такое джентльменство ему не свойственно…»
Майора Коробочкина осенило: «Нами управляет не Бог и не Дьявол, а человек! — додумавшись до подобной ахинеи, Станислав Сергеевич снова погрузился в меланхолию. — Может, и эта догадка родилась во мне под влиянием Всемогущего?» — называть всесильное существо человеком майор больше не решался, равно как и посылать его в мужские или женские половые органы.
* * *
— Мы с Судаковым у него под колпаком… — невнятно бормотал Коробочкин, пугая сослуживцев своей трезвостью. Услышать подобную бредятину от поддавшего майора было в порядке вещей.
— Стас, ты не в себе? — спрашивали его. И в ответ слышали не привычные матюги, матерого сыскаря, а полубезумный лепет охреневшего лоха:
— Я не в себе? Интересное наблюдение… А кто же во мне, если не я? И где тогда я, если не в себе…
Сердобольные менты доложили о состоянии майора доктору Ознобишину. Никто из них при этом не зарился на майорское кресло, являвшееся в действительности обшарпанным, скрипучим стулом.
«Душевный кризис психопатической личности с истероидными реакциями в эпоху криминальной революции…» — с ходу поставил диагноз Иннокентий Иванович. И ответил сыщикам:
— Все путем.
Все пути ведут в Воробьевку — так они его поняли.
2.
Полковник Судаков, оказавшись, подобно Коробочкину, жертвой чужой воли, не стал витать в эмпиреях. Выяснив у свидетелей освобождения лейтенанта Мухина все подробности, контрразведчик заключил: никто, кроме Игрека, не мог внушить ему противоестественного желания освободить Муху. Это первое. И второе: мальчик не смог бы до этого додуматься. Он попал под влияние Коробочкина. Самый сильный человек на планете в чем-то должен быть самым слабым.
Неожиданная мысль озадачила Сергея Павловича. Самым сильным человеком он всегда считал Иосифа Виссарионовича. И самым слабым тоже. Страдая манией преследования, вождь готов был загнать за колючку весь свой народ. Что он и сделал, когда возвел вокруг страны железный занавес. Поэтому Иосиф Виссарионович и был самым сильным человеком в мире.
«Отсечь Коробочкина от Игрека!» — по-военному сформулировал полковник Судаков ближайшую задачу Службы безопасности. И никакого философского онанизма на тему Бога и Дьявола!
Сергей Павлович считал, что он и есть в городе Бог и Дьявол в одном лице, а мэр Коровко — говно собачье.
* * *
Недруги встретились в Воробьевке. Когда Коробочкин туда явился, Судаков лежал на пустующей койке Игрека и плевал в потолок. Благодаря силе духа контрразведчик метко попадал в жирных навозных мух, обсидевших весь потолок.
Коробочкин залюбовался непревзойденным искусством полковника.
— Присаживайтесь! — разрешил Судаков, высвобождая майору местечко на койке Игрека.
Больше тому приткнуться было негде, если только на полу. Стулья в Воробьевке почему-то не прижились.
3.
Рассуждая о том, что связывает его с Ириной, Игрек воображал не паутинки и не нити, а провода, по которым течет ток. Электричество не может распространяться без проводов (эту школьную премудрость Долговязый не забыл), а электромагнитные колебания — запросто. Может, именно такие волны он испускает!
Испускание прекратилось, когда глюк оказался в больничном саду. Связь между любовниками прервалась не из‑за их отдаленности друг от друга. Никакие физические препятствия не могли помешать распространению в пространстве флюидов Игрека Первого!
«Я неотразим!» — говорил себе псих, и был прав.
Всепроникающая сила его желания мгновенно выдохлась от эфемерного, неуловимого понятия: обыкновенной мысли.
«Я изнасиловал Ирину!» — вот что пришло Игреку в голову, когда в нос ему ударил запах желтой акации Воробьевского сада.
«Она сама мне отдалась!»
Оправдание не помогло. Девушка ускользнула от влияния всесильного Игрека.
«Я преступник!»
«Кто докажет, что я мысленно заставил Дюймовочку раздеться!»
«Никто. Хватит с тебя того, что ты сам это знаешь!»
«Я этого не знаю! Я не хотел!»
«Ты внушил ей свою гнусность, даже не желая этого! Подсознательно!»
«За подсознание я не отвечаю!»
«А тебя никто и не спрашивает!»
«Пусть только кто — нибудь попробует спросить!»
В Долговязом вновь пробудился безжалостный деспот Игрек Первый.
4.
Обычно после прогулок налево Судаков возвращался домой пристыженным, но с шальным блеском в глазах. На сей раз Сергей Павлович с потухшим взором вяло приветствовал жену и в дальнейшем повел себя как ни в чем не бывало.
Опытная женщина сразу поставила диагноз: «Бабник со своей оторвой оконфузился почище, чем со мной. Теперь его в чужую постель дубиной не загонишь. Будем лечить его домашними средствами!» — диагнозы мадам Судакова обычно ставила неверно, но лечение всегда назначала правильное.
При переодевании в присутствии мужа пышнотелая блондинка подверглась надругательству. К сожалению, неудачному.
— На тебя напустили порчу! — с досадой шепнула супруга. — Та самая хабалка, которую ты сюда приводил!
— Я сюда никого не приводил! — убито откликнулся Сергей Павлович. Но слова о порче запали ему в душу.
«Меня испортили… мое тело. Оно было молодым и красивым. А теперь — мешок с дерьмом!»
Оскорбленная беспардонным враньем, знойная дама брезгливо поморщилась:
— Ты дурно пахнешь!
— Естественно!
Глава одиннадцатая
1.
В последнее время Станислав Сергеевич увлекся коллекционированием необъяснимых происшествий. Городские казусы не обязательно носили криминальный характер. Парадоксы современной жизни, пренебрежительно именуемые «клубничкой», интересовали только газетчиков — что делало подобное собирательство кропотливым и трудоемким занятием. Украшением коллекции Коробочкина стал недавний случай в зоопарке, когда здоровенный орангутанг, выскочив из клетки, затащил в нее сердобольную дамочку, кормившую его через решетку бананом. Почему обезьянник оказался незапертым, майор выяснил после короткой беседы со сторожем Димой.
