В 1475 г. Маргарита Пастон утверждала, что непомерные потребности короля привели к снижению цен на сельскохозяйственную продукцию.
В июне переброска армии наконец началась. Сам Эдуард, отплыв из Дувра, высадился в Кале 4 июля. Советник Людовика XI Филипп де Коммин отмечает в своих «Мемуарах», что это войско было «самым многочисленным, дисциплинированным и хорошо вооруженным из всех, с которыми английские короли когда-либо вторгались во Францию»[116]. Карл Смелый, герцог Бургундский, преднамеренно игнорировал свои обязательства по соглашению и вместо того, чтобы отправиться со своим войском помогать англичанам, продолжил осаду швейцарского города Нуз (Nuz), под стенами которого появился некоторое время назад. Не рассчитывая больше на его поддержку, Эдуард с готовностью стал прислушиваться к мирным предложениям хитрого и испуганного короля Франции. Не обращая внимания на колкости взбешенного герцога Бургундии, Эдуард прежде, чем его армия выпустила хотя бы один снаряд, согласился оставить Францию при условии выплаты ему 75 000 крон, договорившись также относительно будущего брака его старшей дочери с французским дофином и ежегодной пенсии в 50 000 крон. Кроме того, Людовик XI заплатил ему 50 000 крон, чтобы выкупить Маргариту Анжуйскую. Последовали и торговые соглашения — настолько успешные, что Договор при Пикиньи, как вместе были названы все достигнутые там договоренности, в Бордо прослыл как «Купеческий договор». Когда он был заключен, Людовик щедро угостил английскую армию, а короли устроили в Пикиньи личную встречу. Филипп де Коммин живописал эти события.
Намереваясь заключить мир, король английский прошел пол-лиги в сторону Амьена, и король Франции, находившийся на городских воротах, издалека увидел, как марширует это войско. Говоря откровенно, английские солдаты больше были похожи на деревенщин, никак не готовых к настоящей битве, поскольку шли в большом беспорядке и не соблюдали никакой дисциплины. Наш король послал королю Англии в подарок триста возов лучших французских вин; и, я думаю, эти телеги произвели [на нас] такое же большое впечатление, какое вся английская армия.
В соответствии с условиями перемирия толпы англичан вошли в город. Вели же они себя очень неблагоразумно, нимало не заботясь о чести своего принца: они вступили в город вооруженными до зубов и большими компаниями; и, если бы король Франции не был связан данной им клятвой, у него была бы прекрасная возможность перерезать большую их часть; но Его Величество намеревался только достойно развлечь их и договориться о прочном и долгом мире, который царил бы все время его правления.
Король приказал поставить при входе в городские ворота с обеих сторон улицы два больших стола, на которых красовались бы разнообразные блюда, должные оттенить вкус множества вин, самых изысканных из всех, которые производились во Франции; гостей поджидали многочисленные слуги, которые не смели взять в рот даже каплю воды. За каждым из столов король поместил по пять или шесть приятных собеседников, людей высокого положения, чтобы развлекать тех, кто собирался осушить кубок доброго вина; среди них были лорд Краон (Сгаоп), лорд Брикбек (Briquebec), лорд Брессюр (Bressure), лорд Вильер (Villiers) и некоторые другие. Англичан, приезжавших на угощение, у ворот встречали специальные люди, которые брали под уздцы их лошадей и провожали иноземцев к столам, где, к удовольствию тех, с каждым из них обходились любезно и почтительно. Как только они вступили в город, везде, где бы они ни появлялись и чего бы ни требовали, им ни за что не нужно было платить; двери девяти или десяти таверн были открыты для них, где им бесплатно давали все, чего бы они ни пожелали, — таков был приказ короля Франции, который взял на себя бремя всех расходов за эти развлечения, продолжавшиеся три или четыре дня.
…Однажды ночью лорд Торси (Torcy) прибыл к королю и поведал ему о том, сколь много англичан собралось в городе, и он предчувствует, что это может грозить бедой; но Его Величество рассердился на него за такие речи, так что все остальные приутихли. На следующий день, который был Днем Избиения младенцев, король сам больше не заговаривал об этом и не позволил никому другому, но воспринял сие за дурной знак и был, по-видимому, весьма раздосадован таким ходом вещей.
Однако утром, о котором я веду речь, когда король оделся и отправился на богослужение, ко мне явился один человек с новостью, что в городе находится по меньшей мере 9000 англичан. Рискуя вызвать неудовольствие короля, я решил поведать ему об этом, после чего, зайдя в его кабинет, я сказал: «Сир, несмотря на то, что сегодня День Избиения младенцев, я почитаю своим долгом сообщить Вашему Величеству о том, что услышал». Тогда я назвал ему число солдат, уже находящихся в городе, и сообщил, что постоянно прибывают все новые и новые; что все они вооружены, и никто не смеет закрыть перед ними ворота, боясь спровоцировать их.
Король не разозлился, но прекратил молиться, сказав мне, что на сей раз отложит богослужение по случаю этого дня. Он приказал мне немедленно скакать к нескольким известным английским офицерам и попытаться поговорить с ними, чтобы те приказали увести свои войска, и велел, если я встречу кого-нибудь из командиров, послать их к нему, поскольку он прибудет к городским воротам одновременно со мной.
Я встретил трех или четырех английских командиров, с которыми был знаком, и говорил с ними согласно указаниям короля; но пока они призывали покинуть город одного, вошло еще двадцать. Король послал лорда Ги (Gie), нынешнего маршала Франции, за мной; когда тот нашел меня, мы вместе отправились в таверну, где, хотя еще не было и девяти утра, уже скопилось для оплаты сто одиннадцать счетов. Дом был битком забит народом: некоторые пели, некоторые спали, и все были пьяны; увидев такое, я заключил, что никакой опасности нет, и послал сообщить об этом королю, который под надежной охраной немедленно прибыл к воротам и приказал тайно вооружить двести или триста солдат в домах своих командиров, отправив некоторых из них к воротам, через которые входили англичане. Король повелел доставить свой обед к воротам на место постоя одного из стражников, где Его Величество оказал честь нескольким английским офицерам, пригласив разделить с ним трапезу.
Королю Англии было сообщено о таком беспорядке, и он очень устыдился этого и послал королю Франции пожелание, чтобы Его Величество не допускал более его солдат в город. Король Франции ответил ему, что не станет делать этого, но если бы английский король был так любезен прислать туда некоторых из своих личных гвардейцев, то охрану ворот можно было бы доверить им, и они смогли бы на свое усмотрение решать, впускать или нет кого бы то ни было. Короче говоря, так они и сделали, и многие из англичан были выдворены из города согласно специальному указу своего короля.
И затем, чтобы покончить со всем этим делом, они решили выбрать наиболее удобное место для своей встречи, для чего были назначены специальные люди; представлять нашего господина были выбраны лорд дю Буше (du Bouchage) и я; лорд Говард, некий Челенджер (Chalanger) и один герольд представляли короля Англии. После того как мы осмотрели пойму реки, мы согласились, что самым удобным и наиболее безопасным местом был бы принадлежавший амьенскому видаму надежный замок Пикиньи, расположенный приблизительно в трех лигах от Амьена, сожженного герцогом незадолго до этого; город находится в низине, через него протекает река Сомм, узкая в этом месте и не имеющая брода.
С одной стороны, откуда должен был появиться наш король, простиралась абсолютно открытая равнина; по другую сторону была та же картина, однако, когда король Англии подъехал к реке, ему пришлось проехать по насыпной дороге, длиной приблизительно в два полета стрелы и проложенной через болото, что могло бы дорого обойтись англичанам, не будь наши намерения благородны. И конечно, как я уже упоминал, англичане не умеют вести переговоры так тонко и хитроумно, как это делают французы: они откровенно и прямодушно обсуждают свои планы; все же человек должен проявлять осторожность и осмотрительность, не боясь оскорбить кого-либо недоверием, дабы избежать любой возможной опасности.
После того как мы выбрали место, нам нужно было решить вопрос с мостом, который необходимо было построить большим и надежным, для чего мы и доставили туда наших плотников и материалы. Посреди моста было решено установить прочную деревянную решетку наподобие тех, из которых делают клетки для львов. Расстояние между ее прутьями сделали таковым, чтобы туда могла только-только пролезть рука; наверху от дождя был сооружен навес из досок; с каждой стороны там свободно хватило бы места для десяти или двенадцати человек; вдоль обеих сторон моста были закреплены штыри, чтобы помешать любому приблизиться; и на реке была только одна небольшая лодка с двумя гребцами, которые должны были передавать решения…
Когда строительство барьера уже подошло к концу и были завершены другие приготовления для переговоров, о чем вы уже слышали, на следующий день, 29 августа 1475 г., появились эти два короля. Первым в сопровождении примерно восьмисот человек прибыл король Франции; при английском короле была вся его армия, выстроенная в боевом порядке; и, хотя мы не могли обозреть всю их силу, все равно наше войско по сравнению с бесчисленным количеством конных и пеших воинов, которых мы видели, казалось совсем ничтожным; при том, что на самом деле там не было и четверти нашей армии. Было решено, что на переговорах с каждым из королей будет по двенадцать человек из числа самых влиятельных и преданных вельмож.
С нами было четверо представителей со стороны короля Англии, столько же наших человек, призванных следить за действиями противника, было у англичан. Как я уже упоминал, наш король первым подъехал к барьеру в сопровождении двенадцати человек, среди которых были Джон, герцог Бурбонский, и кардинал, его брат. Согласно старому обычаю, король пожелал, чтобы в этот день я был одет так же, как он.
Король Англии очень отважно проехал по насыпной дороге (о которой я упоминал прежде), полный истинного королевского достоинства; в его свите был его брат, герцог Кларенс, граф Нортумберленд, камерарий, лорд Гастингс, его канцлер, и другие пэры государства; среди них трое или четверо были одеты в золотые одежды, такие же, какие были на короле. На голове короля Англии красовался черный бархатный берет с большим цветком лилии, сделанным из драгоценных камней: он производил впечатление принца благородного и величественного, правда, был немного склонен к полноте. Я видел его прежде, когда граф Уорик изгнал его из королевства; тогда я нашел его более привлекательным, и, насколько помню, мне показалось, что доселе мои глаза никогда не созерцали более красивого мужчины.
Остановившись в нескольких шагах от барьера, он снял берет и поклонился почти до самой земли; и король Франции, опершись на барьер, очень почтительно встретил его. Они обнялись через отверстия решетки, и король Франции приветствовал английского государя, вновь склонившегося перед ним в низком поклоне, такими словами: «Кузен, сердечно рад встрече с Вами; я, как никто другой, счастлив и благодарен Богу за столь благословенную возможность лицезреть Вас». Король Англии вернул ему его комплимент на превосходном французском языке.
Тогда канцлер Англии, бывший прелатом и епископом Лайла[117], начал свою речь с предсказания (которые англичане всегда запасают), что в Пикиньи должен быть заключен мир между англичанами и французами, который навечно останется в памяти потомков. После того как он закончил, был предъявлен документ, содержавший положения договора, переданного французским королем английскому. Канцлер вопрошал нашего короля, действительно ли тот сам диктовал упомянутое соглашение и согласен ли с ним. Король ответствовал: «Да»; и нашей стороне были предоставлены бумаги короля Эдуарда, и он дал такой же ответ.
И тогда принесли молитвенник, и оба короля положили одну руку на него, а другую на святой истинный крест, и поклялись неукоснительно и твердо соблюдать условия заключенного перемирия в течение полных девяти лет; и примкнуть к нему должны союзники с обеих сторон; и должен быть заключен брак между их детьми, как то было предусмотрено в соответствии с упомянутым соглашением.
После того как два короля поклялись быть верными данному договору, наш король (у которого всегда при себе было острое словцо) весело заметил королю Англии, что был бы рад видеть Его Величество в Париже и что, если там тот попадет в сети какой-нибудь красотки, то он назначит ему исповедником кардинала Бурбонского, который, как он знает, охотно отпустит ему любые грехи, порожденные чрезмерной любовной пылкостью. Королю Англии пришлась по душе его шутка, и в ответ он сказал Его Величеству несколько весьма метких и остроумных слов, поскольку ему была известна слава кардинала как весельчака и балагура.
После того как они перебросились еще парой фраз в той же шутливой манере, наш король, желая показать свою власть, повелел нам, сопровождавшим его, отойти, поскольку хотел переговорить с королем Англии с глазу на глаз. Мы повиновались, и те, кто был с королем Англии, видя, как мы уходим, сделали то же самое, не ожидая приказания.
После того как эти два короля некоторое время поговорили наедине, наш господин подозвал меня и спросил короля Англии, знает ли тот меня. Английский король ответил утвердительно, перечислив те места, где видел меня ранее, и сказал королю, что прежде я, состояв в свите герцога Бургундского, усердно служил ему в Кале. Король Франции спросил, что будет делать английский государь, если герцог Бургундский откажется присоединиться к их соглашению (как можно было ожидать, исходя из его упрямого ответа). Король Англии ответил, что повторил бы ему свое предложение, а если тот откажется, тогда он не будет более иметь до него никакого касательства, но предоставит его полностью собственной судьбе.
Постепенно король перешел к персоне герцога Бретани (который и был настоящей целью этой беседы) и также поинтересовался им. Король Англии выразил желание, чтобы Его Величество не делал никаких попыток идти против герцога Бретани, поскольку тот в лихую годину всегда был для него самым истинным и преданным другом. Король не стал более настаивать, но подозвал свою свиту, попрощался с английским королем и его спутниками в самой изысканной и доброжелательной манере, и оба короля почти одновременно отошли от барьера, отправившись верхом каждый в свою сторону — король Франции возвратился в Амьен, а король Англии поскакал к своей армии.
Французский король предоставил правителю Англии все, что тот только пожелал, вплоть до факелов и свечей. Герцог Глостер, брат английского короля, как и некоторые другие его вельможи, не присутствовал на этой встрече, поскольку не поддерживал идею данного договора; они присоединились позднее, а герцог Глостер ожидал господина нашего короля в Амьене, где ему устроили блестящие развлечения и разместили с подобающим почетом, предоставив все — от утвари до прекрасных лошадей.
…На следующий день великое множество англичан прибыло в Амьен, некоторые из них сообщали, что Дух Святой поспособствовал заключению этого мира и были видения, подтверждающие это; главным доказательством они называли белого голубя, который все время, пока шли переговоры, сидел на палатке короля Англии, и его не смог спугнуть даже стоявший в лагере шум. Но другие давали этому другое объяснение — в тот день прошел небольшой дождь, а затем пригрело солнце, и, поскольку палатка возвышалась над всем прочим, бедный голубь нашел ее самым удобным местом, где можно было обсушиться.{148}
