Я коротко поведаю о том, что случилось со мной недавно у англичан. Утром они столь же набожны, как ангелы, но после обеда, подобно дьяволам, они рыщут в поисках папских легатов, чтобы бросить их в море…

…Говорят также, что они арестовали в Кале того рыцаря, посла короля Шотландии, которому сами дали охранную грамоту. Стало ясно, что они не держат слова — порочные островитяне, рожденные с хвостами…

…Во всяком случае, говорит само за себя уже то, что этой зимой англичане обманывают герцога [т. е. Карла Смелого], каждый день обещая прислать ему людей, тогда как он уже послал им деньги. Но они не решились пересечь [море]; они настолько дурны, что обманывают весь мир, поглощенные лишь своим чревоугодием.

Ныне они заняты тем, что собирают в Лондоне Большой Парламент из представителей трех сословий Англии, дабы усовершенствовать королевство; но пока дальше разговоров дело не идет. Все время они посвящают обжорству.

Там сейчас находятся два посла от короля Франции, вместе с двумя из Бретани и четырьмя из Бургундии.

Они сеют некую смуту, суля Нормандию и делая другие заманчивые предложения. Я думаю, что герцог поддерживает их, и, несмотря на то, что англичан никак нельзя назвать друзьями фламандцам или бургундцам, все же сейчас он готов пообещать им многое, лишь бы они приплыли; но вполне вероятно, что они снова обманут.

Король не может сделать большего, поскольку он лишь вывеска на таверне.

Те люди все еще надеются, что появится новый Уорик, потому что они не любят нынешнего короля, хоть он и предоставил им всевозможные удовольствия, лишь бы получить власть. Сейчас он отменил им церковный налог, с тем чтобы они смогли предоставить ему 20 000 воинов с содержанием на год, дабы в течение шести месяцев он смог добраться до Франции, поскольку король поклялся, что сам возглавит этот поход. Но сначала он должен решить вопрос о регентах и управляющих, на которых можно будет оставить королевство, чтобы его брат, герцог Кларенс, женатый на дочери Уорика, не смог свергнуть его: всё в Англии зыбко и непрочно вследствие самой природы этого государства и по причинам, перечисление коих в письме заняло бы слишком много времени.

Чтобы прийти к какому-либо итогу, они произносят грозные и смелые речи, однако не делают ничего. До окончания этого Парламента нельзя быть ни в чем уверенным. Я слышал, что он продлится еще четыре месяца, возможно, до Пасхи. Пока же в Кале, который находится в трех лигах отсюда, они ожидают лорда-камерария графа Гастингса [т. е. лорда Гастингса] с тремя тысячами человек — не для оказания помощи Бургундии, но для формирования флота с целью очистить море от викингов короля Дании, которые курсируют на шестнадцати больших военных кораблях вдоль берегов Кале и занимаются грабежом…

…Думается, что будет новая большая война, если попытка герцога Бургундии заключить соглашение между королем и упомянутыми викингами не увенчается успехом. Последнее прибежище [те нашли] в Голландии, Фландрии и иных владениях герцога, и даже англичане обвиняют короля в их укрывательстве, ведь в действительности они никакие не добрые друзья, их сдерживают лишь рамки родственных отношений, и король должен делать то, что решат Совет и Парламент.

…Тот король — действительно очень красивый, достойный и величественный принц; сама по себе страна хороша, но люди дурные и извращенные.

…Я останусь при дворе герцога в течение всего января, принимая меры против англичан, которые понимают лишь порку, а не добрые речи. О милорд, когда я говорю об англичанах, Ваше Превосходительство представляет себе тех старых прелатов, аббатов или других жирных священников, которые управляют Советом и подговаривают короля арестовывать всех прибывших из Рима, к большому позору для его двора…^{143}

…И было так: везде, где бы ни собирали эту десятину — во всяком графстве, городе, городке и селении, — или сборщики налогов не привозили полученные ими деньги в место, назначенное специальными уполномоченными, присваивая их себе, или тех, кто собрал деньги, но не привез, находили потом мертвыми, или же, если налоги доставляли, куда требовалось, губернаторы этих земель прибирали их к своим рукам; и некоторые из упомянутых специальных уполномоченных, получив собранные суммы, не собирались отдавать их назначенному королем особому представителю, и некоторые люди, которым эту десятину сборщики налогов отдавали для пущей сохранности ради пользы государевой, позже не возвращали ее; иногда же лихие люди грабили те места, где, согласно упомянутому указанию, хранились собранные деньги; через такое повсеместное стяжательство уполномоченные королем представители никак не могли предоставить нашему верховному лорду целиком всю сумму, необходимую ему для оплаты жалованья лордам, рыцарям, сквайрам и прочим наемникам, которые должны были сопровождать его в военном походе, что приносило большие убытки его названным лордам, рыцарям, сквайрам и прочим, а также вызывало большое неудовольствие нашего верховного лорда; посему наш верховный лорд ради скорейшей и полной выплаты упомянутой десятины, по совету и с согласия Палаты общин, данной ему властью приказал и предписал, чтобы каждый, будь то сборщик налогов, или хранитель этих денег, или любой, через чьи руки проходит хотя бы часть этих денег, утаивший их, должен быть доставлен в налоговый департамент королевского казначейства в канун грядущего праздника Воскресения Бога нашего к лорду-казначею и камергерам казначейства под страхом тройной выплаты собранных, но сокрытых им денег…^{144}

Король, намереваясь совершить свой блистательный поход во Францию, проводил политику, которая была неведома никому из благородных его предков, если иметь в виду то, сколь значительные суммы денег он занимал у своих подданных в конце двенадцатого года своего правления. Узнав о благорасположении своих лордов и знати своей земли, он вызвал к себе мэра и провозгласил ему свою королевскую волю и прочие планы, а под конец вопросил, что бы тот мог добровольно пожертвовать для этого его похода. И тот хвастливо преподнес ему 30 фунтов. И Его Светлость принял эти деньги с благодарностью. И после того, как мэр проявил так свое доброе желание, Его Светлость призвал к себе олдерменов одного за другим; и те поднесли ему кто 20 фунтов, кто 20 марок, кто 10 фунтов. И когда он закончил все дела с олдерменами, то послал за главой Палаты общин, который пожертвовал сумму на полугодовое содержание солдата, составлявшую 4 фунта 11 шиллингов 3 пенса. После этого он отправился в Эссекс, Саффолк, Норфолк и другие земли и почтительно уговаривал людей, благодаря чему получил денег гораздо больше, чем мог бы получить посредством налогов.

Сообщалось, что, когда он прибыл в город в Саффолке и среди прочих вызвал к себе некую богатую вдову и спросил ее, что та может пожертвовать, она щедро даровала ему 10 фунтов; он поблагодарил ее и поцеловал; этот поцелуй она воспринила так восторженно, что за столь милостивые знаки своего благорасположения он мог бы получить все 20 фунтов вместо 10. И таким вот образом его собственным трудом и стараниями назначенных им поверенных — таких как епископ Или (Ely), доктор Мортон и других — он собрал значительные суммы денег, на которые со всей возможной поспешностью была проведена подготовка к упомянутому походу…^{145}