Она ни секунды не сомневалась в том, что Майкл О’Коннел никуда не исчез из их жизни.

Скотт, насколько ей было известно, снова всей душой отдался своей преподавательской деятельности. Салли вернулась к готовящимся разводам и разделам имущества, довольная тем, что сумела разобраться в ситуации и предпринять шаги к ее разрешению. В ее отношениях с Хоуп восстановилось характерное для последнего времени холодное перемирие. От их взаимной душевной привязанности не осталось и следа — не осталось места шутке, комплименту, случайной ласке и уж тем более призыву более откровенного характера. С таким же успехом они могли бы быть монахинями, которые по воле Божией живут под одной крышей и спят в одной постели, но каждая связана священными узами с недосягаемым идеалом. Хоуп задавалась вопросом, не были ли такими же последние месяцы совместной жизни Салли и Скотта. Или же Салли продолжала спать со Скоттом, делая вид, что ничего не изменилось, имитировала страсть, разговаривала с ним, занималась хозяйством и, улучив момент, убегала к Хоуп и убеждала ее, что ей-то и принадлежит ее сердце?

С футбольного поля до нее доносились голоса. Очередная игра серии плей-офф. До полуфиналов осталось еще две встречи, а до финала — три. Но Хоуп не могла как следует сосредоточиться на футболе, она тонула в трясине чувств и тревог, касающихся Эшли, Майкла О’Коннела, своей матери и больше всего Салли. Все казалось ей безнадежным.

Хоуп вспомнила, как она познакомилась с Салли. «Любовь — это ведь, по сути, очень простая вещь, — думала она. — Случайно встречаешься на открытии выставки в картинной галерее. Заводишь разговор, обмениваешься шутками. Решаешь пойти выпить чего-нибудь и заодно поесть. Затем встречаешься еще раз где-нибудь среди дня. Наконец — прикосновение к тыльной стороне ладони, шепот, обмен взглядами, и вот вы уже вместе, как было ясно с первой минуты».

«Любовь!» — подумала она. Майкл О’Коннел непрестанно повторял это слово, а сама Хоуп давно его не употребляла. Наверное, уже несколько месяцев. «Он говорит, что любит меня», — сказала ей Эшли. Но Хоуп была убеждена, что все его поступки не имеют ничего общего с любовью.

«Он оставил нас в покое», — сказала она себе.

Салли говорит, что он оставил их.

Скотт говорит, что он оставил их.

Эшли думает, что он оставил их.

Сама она в это не верила.

Однако никаких признаков его присутствия не замечалось.

До нее донеслись голоса. На тренировочном поле она увидела свою команду. Девушки, собравшись в кружок посреди поля, разговаривали и смеялись. Она потянулась к свистку, свисавшему на шнурке с шеи, но решила дать девушкам отдохнуть еще несколько минут. Юность быстро проходит, и надо использовать каждую минуту. Правда, молодые не понимают этого.

Вздохнув, она дала свисток и подумала, что надо ежедневно звонить Эшли и своей матери, чтобы убедиться, что все у них в порядке. Странно, что Салли и Скотт не делают этого.

Салли широко открытыми глазами смотрела на заголовок в газете. «Бывший полицейский найден убитым на одной из городских улиц». Кровь отхлынула у нее от лица. Она прочитала все сообщения под заголовком, вникая в каждое слово, затем перечитала все еще раз, запоминая подробности. Отложив газету, она с удивлением заметила, что руки ее перепачканы в типографской краске, и сообразила, что они вспотели при чтении и растворили краску.

«Такие убийства называют „приведением приговора в исполнение“». Фраза преследовала ее, звучала в мозгу, как набат. «Полиция подозревает руку организованной преступности».

Она сразу сказала себе: «С Эшли это никак не связано». Но тут же отпрянула, будто кто-то нанес ей удар в солнечное сплетение. Это было напрямую связано с Эшли.

Первым ее побуждением было позвонить кому-нибудь. Она была знакома со многими сотрудниками окружной прокуратуры. Наверняка кто-то из них знает подробности. Ей нужна была внутренняя информация. Она потянулась одной рукой к ролодексу, а другой — к телефону, но остановила себя. Что она собирается делать?

Салли глубоко вздохнула. Нельзя допускать посторонних в свою жизнь. Любой прокурор, имеющий отношение к расследованию убийства, не столько разъяснит ей ситуацию, сколько сам засыплет ее вопросами. Этим звонком она заварит со своими проблемами такую кашу, в которой и утонуть можно.

Салли закашлялась. Она попросила Мерфи справиться с Майклом О’Коннелом. Он доложил, что все в порядке. Проблема решена. Безопасность восстановлена. Эшли может жить спокойно. И тут Мерфи убивают. Это было бессмысленно, нелогично — как если бы Эйнштейн или какой-нибудь знаменитый математик написал на доске 2+2=5 и все приняли бы это без всяких возражений.

Она схватила газету и снова перечитала все до строчки.

Ничто не говорило о том, что О’Коннел как-то связан с этим.

Все было проделано профессионально. Ясно, что убийца среди тех преступников, которым Мерфи перешел дорогу. Салли убеждала себя, что это убийство не по силам Майклу О’Коннелу — автомеханику, знатоку компьютеров и мошеннику, посещавшему время от времени занятия в университете. Ни в одной из этих ипостасей он не может иметь отношения к убийству, и полагать иначе было бы с ее стороны ошибкой.

Она откинулась в кресле, тяжело дыша.

Нет, все в порядке. Это просто совпадение. Смерть Мерфи никак не связана с их проблемой. В конце концов, она выбрала детектива прежде всего благодаря тому, что он не боялся выйти чуть-чуть за рамки закона. В других делах ему доводилось заходить гораздо дальше, из-за чего у него и было столько врагов. Один из них в конечном счете и расквитался с ним. Ничего другого тут не могло быть.

Что действительно плохо — так это устранение Мерфи как фактора, сдерживавшего О’Коннела. Вот это уже реальная угроза. Узнав об убийстве Мерфи, О’Коннел не преминет воспользоваться этим.

Салли пыталась убедить себя, что преувеличивает опасность, но тем не менее снова взяла телефонную трубку, чтобы поговорить со Скоттом.

Ей очень не хотелось ему звонить: создавалось впечатление, будто она плохо справилась со своим делом, но она понимала, что сообщить бывшему мужу о происшедшем необходимо.

Набрав его номер, она почувствовала, что ее опять бросило в жар.

— Ты читал газету? — с ходу спросила Салли.

Первой реакцией Скотта на ее голос было раздражение.

— «Нью-Йорк таймс»? — спросил он деловитым тоном, зная, что она имеет в виду другое издание.

Из-за подобных полуответов Скотта Салли всегда хотелось его задушить.

— Местную.

— Нет. А что?

— На первой полосе есть заметка — даже несколько заметок — об убийстве бывшего полицейского в Спрингфилде.

— Хм. Трагический случай. И что?

— Это тот частный детектив, которого я послала к О’Коннелу, когда ты собирался увезти Эшли из города. Он провернул эту акцию через несколько дней после ее отъезда.

— «Акцию»?

— Я не выспрашивала у него подробностей, сам он тоже не стал в них углубляться в отчете — по вполне понятным причинам.

— И какое отношение это имеет к Эшли и всем нам? — настороженно спросил Скотт.

— Возможно, никакого, — тут же ответила Салли. — Возможно, это просто совпадение. Этот детектив сказал мне, что встретился с О’Коннелом и никаких неприятностей у нас больше не будет. А сразу после этого его убили. Это меня немножко огорошило. Я не уверена, что это как-то связано с чем бы то ни было, но решила, что тебя все-таки надо поставить в известность. Это, возможно, несколько меняет ситуацию.

— Ты полагаешь, — произнес Скотт хорошо поставленным лекторским голосом, — что у нас опять та же проблема? Черт, я думал, история с этим подонком позади.

— Я не знаю, есть у нас проблема или нет. Лично я сомневаюсь в этом. Я просто хотела сообщить тебе информацию, которая может иметь отношение к этому делу.

— Послушай, Эшли в целости и сохранности в Вермонте, у матери Хоуп. Мне представляется, что ее следующий шаг — наш следующий шаг — пристроить ее на новую аспирантскую программу в Нью-Йорке или даже где-нибудь подальше — в Сан-Франциско, например. Я знаю, что она привязана к Бостону, но мы согласились, что ей надо поменять место. Она проведет какое-то время в Вермонте, наблюдая, как осыпаются листья и выпадает снег, а с весеннего семестра начнет все заново. Вот и все. Мы разработали этот план и должны следовать ему, не впадая в панику по любому поводу.